– спросила она, порывисто прижавшись к нему.
Поцеловав ее, он ответил:
– Наверное. Но это будет опасно.
– Где теперь не опасно?
– Тоже верно. Да, я уже послал за Магнифико – наверное, он тоже полетит.
– То есть его концерт на заводе ядерных двигателей отменяется?
– Видимо, да.
Байта прошла в соседнюю комнату и села за стол. Ужин действительно был приготовлен на скорую руку. Она быстро располовинила толстенные бутерброды и задумчиво проговорила:
– Плохо, что концерт отменили. Девушки на заводе так ждали его. Да и Магнифико тоже.
Она покачала головой.
– Странный он все-таки какой-то. Но очень милый.
– Байта, у тебя неудовлетворенный инстинкт материнства. Когда-нибудь у нас родится ребенок, и ты забудешь Магнифико.
Байта, откусив кусок бутерброда, отшутилась:
– Для удовлетворения материнского инстинкта мне вполне хватает тебя.
Она отложила бутерброд и неожиданно стала серьезной.
– Тори!
– М-м-м?
– Я была сегодня в Бюро Промышленности. Потому и задержалась.
– Что ты там делала?
– Ну… – она немного растерялась. – Понимаешь, я почувствовала, что не могу больше на заводе. Девушки начинают лить слезы без всяких причин. Те, кто не болен, заболевают. Просто эпидемия! Непосредственно в моем отделе производство не составляет и четверти от того, что было, когда я туда пришла. И не бывает дня, чтобы все были на работе.
– Понятно… – протянул Торан. – Ну, а в Бюро Промышленности ты что делала?
– Задала кое-какие вопросы. Тори, такое творится везде, по всему Хейвену. Падает производство. Начальник Бюро только плечами пожимает, а ведь я у него в приемной целый час прождала, да и принял он меня только потому, что я – племянница координатора, и сказал что это не в его компетенции. Честно говоря, мне показалось, что ему нет до этого никакого дела.
– Бай, не уходи от главного.
– Ему просто нет дела! – распалялась Байта. – Говорю тебе, тут что-то не так! Тут что-то очень похожее на чувство прострации, которое охватило меня тогда, в Склепе Селдона. Ты же сам тогда что-то такое почувствовал!
– Да, почувствовал.
– Вот! А теперь опять! – продолжала она. – И все мы скоро будем бессильны перед Мулом. Будь у нас даже те материалы для работы, которых так не хватает сейчас, что-то случилось. Нет воли к победе, нет воодушевления, желания бороться… Тори, бороться бесполезно!
Торан не мог припомнить, чтобы Байта когда-нибудь при нем плакала. Сейчас она тоже не плакала. Торан ласково положил руку ей на плечо и прошептал:
– Давай не будем об этом, малышка. Я понимаю, о чем ты. Но нам нечего…
– Да, нам нечего делать! Все об этом говорят! А мы сидим и покорно ждем, пока нож гильотины опустится нам на шею!
Она принялась за бутерброд, отпила остывшего чая… Торан, стараясь ступать потише, пошел стелить постель. На улице было совсем темно.
Ранду, новоиспеченный координатор конфедерации городов Хейвена (этот пост был изобретен исключительно на время войны), поселился, по его личной просьбе, в верхней комнате, из окон которой он любил смотреть на зелень и крыши соседних домов. Любоваться ему пришлось недолго. В призрачном свете фонарей город казался нагромождением причудливых теней. Однако у Ранду не было времени задумываться о символике смены пейзажа.
Он обратился к Эблингу Мису, которого сейчас, казалось, интересовало только одно – наполненный рубиново-красным вином бокал, который он осторожно вертел в руках, глядя сквозь него на свет.
На Хейвене есть пословица, суть которой состоит в том, что, когда в городе гаснет свет, тот, кто славно потрудился, может славно отдохнуть.
– Да? И много вы спите в последнее время?
– Мало! Простите, что побеспокоил вас так поздно, Мис, но в последнее время я чувствую себя лучше ночью. Не странно ли? Мы на Хейвене привыкли к тому, что темнота означает сон и только сон. И я тоже привык. Но теперь все иначе.
– Вы не договариваете, Ранду, – мягко проговорил Мис. – Просто днем вас окружают люди. Они смотрят на вас с надеждой. Это мучает вас. Когда все спят, вам легче.
– Значит, вы тоже это чувствуете? Это всеобщее отчаяние?
Эблинг Мис задумчиво кивнул.
– Да. Это – массовый психоз. Паника, черт бы ее побрал, извиняюсь за выражение, всеобщая. Ранду, а вы чего, собственно, ждали? Ведь людям с пеленок прививается мысль о том, что существует великий герой прошлого, который все за них спланировал и придумал и позаботился обо всех мелочах их проклятущей, извиняюсь за выражение, жизни! В результате сформировался образ мышления, близкий к религиозному, а вы понимаете, что это значит.
– Не очень, если честно.
Мису явно не хотелось пускаться в пространные объяснения. Он этого не любил. Поэтому он недовольно буркнул под нос какую-то фразу, в которой Ранду разобрал только «извиняюсь за выражение», поглядел на кончик длинной сигары и сказал:
– Видите ли, такой тип мышления характеризуется типичными для фанатиков реакциями. Веру трудно поколебать, если только не произойдет что-нибудь вроде повального шока. В этом случае произойдет общее умопомрачение. Обычно мы имеем дело либо с мягкими проявлениями психических колебаний – истерией, болезненным страхом, либо с более тяжелыми – сумасшествием и самоубийствами.
Ранду покусывал ноготь на большом пальце.
– Если я правильно вас понял, это означает, что, если Селдон обманул нас, мы лишимся единственной точки опоры, а мы настолько крепко за нее держались до сих пор, что, как только она исчезнет, мы просто не сможем больше существовать. Образно говоря, как будто мышцы атрофировались.
– Именно так. Не очень удачная метафора, но близко по смыслу.
– Ну, а как себя чувствует ваша мускулатура, Эблинг?
Психолог глубоко затянулся сигарой и рассеянно уставился на облачко дыма.
– Ослабла, собака, но не атрофировалась. Просто моя профессия вынуждает сохранять некоторую независимость суждений.
– И вы знаете выход?
– Нет. Но он должен быть. Может быть, Селдон не предвидел появления Мула. Может быть, он не гарантировал нашей победы. Но, в таком случае, он не гарантировал и поражения! Он просто вышел из игры, и мы должны действовать сами. Мула можно победить.
– Как?
– Единственным способом, которым можно победить любого. Применив силу там, где противник слаб. Ну, посмотрите, Ранду, Мул – не сверхчеловек. Когда он будет окончательно разбит, все в этом убедятся воочию. Главное в том, что он непонятен, неизвестен, а неизвестность порождает легенды, а легенды быстро распространяются. Предполагают, что он мутант. Ну, и что из этого? «Мутант» для большинства невежд означает «сверхчеловек». Да ничего подобного!
Установлено, что в Галактике ежедневно появляется на свет несколько миллионов мутантов. Из этих миллионов все, за исключением одного-двух процентов, ничтожно малы, так что их можно разглядеть только под микроскопом или выявить путем химических анализов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Поцеловав ее, он ответил:
– Наверное. Но это будет опасно.
– Где теперь не опасно?
– Тоже верно. Да, я уже послал за Магнифико – наверное, он тоже полетит.
– То есть его концерт на заводе ядерных двигателей отменяется?
– Видимо, да.
Байта прошла в соседнюю комнату и села за стол. Ужин действительно был приготовлен на скорую руку. Она быстро располовинила толстенные бутерброды и задумчиво проговорила:
– Плохо, что концерт отменили. Девушки на заводе так ждали его. Да и Магнифико тоже.
Она покачала головой.
– Странный он все-таки какой-то. Но очень милый.
– Байта, у тебя неудовлетворенный инстинкт материнства. Когда-нибудь у нас родится ребенок, и ты забудешь Магнифико.
Байта, откусив кусок бутерброда, отшутилась:
– Для удовлетворения материнского инстинкта мне вполне хватает тебя.
Она отложила бутерброд и неожиданно стала серьезной.
– Тори!
– М-м-м?
– Я была сегодня в Бюро Промышленности. Потому и задержалась.
– Что ты там делала?
– Ну… – она немного растерялась. – Понимаешь, я почувствовала, что не могу больше на заводе. Девушки начинают лить слезы без всяких причин. Те, кто не болен, заболевают. Просто эпидемия! Непосредственно в моем отделе производство не составляет и четверти от того, что было, когда я туда пришла. И не бывает дня, чтобы все были на работе.
– Понятно… – протянул Торан. – Ну, а в Бюро Промышленности ты что делала?
– Задала кое-какие вопросы. Тори, такое творится везде, по всему Хейвену. Падает производство. Начальник Бюро только плечами пожимает, а ведь я у него в приемной целый час прождала, да и принял он меня только потому, что я – племянница координатора, и сказал что это не в его компетенции. Честно говоря, мне показалось, что ему нет до этого никакого дела.
– Бай, не уходи от главного.
– Ему просто нет дела! – распалялась Байта. – Говорю тебе, тут что-то не так! Тут что-то очень похожее на чувство прострации, которое охватило меня тогда, в Склепе Селдона. Ты же сам тогда что-то такое почувствовал!
– Да, почувствовал.
– Вот! А теперь опять! – продолжала она. – И все мы скоро будем бессильны перед Мулом. Будь у нас даже те материалы для работы, которых так не хватает сейчас, что-то случилось. Нет воли к победе, нет воодушевления, желания бороться… Тори, бороться бесполезно!
Торан не мог припомнить, чтобы Байта когда-нибудь при нем плакала. Сейчас она тоже не плакала. Торан ласково положил руку ей на плечо и прошептал:
– Давай не будем об этом, малышка. Я понимаю, о чем ты. Но нам нечего…
– Да, нам нечего делать! Все об этом говорят! А мы сидим и покорно ждем, пока нож гильотины опустится нам на шею!
Она принялась за бутерброд, отпила остывшего чая… Торан, стараясь ступать потише, пошел стелить постель. На улице было совсем темно.
Ранду, новоиспеченный координатор конфедерации городов Хейвена (этот пост был изобретен исключительно на время войны), поселился, по его личной просьбе, в верхней комнате, из окон которой он любил смотреть на зелень и крыши соседних домов. Любоваться ему пришлось недолго. В призрачном свете фонарей город казался нагромождением причудливых теней. Однако у Ранду не было времени задумываться о символике смены пейзажа.
Он обратился к Эблингу Мису, которого сейчас, казалось, интересовало только одно – наполненный рубиново-красным вином бокал, который он осторожно вертел в руках, глядя сквозь него на свет.
На Хейвене есть пословица, суть которой состоит в том, что, когда в городе гаснет свет, тот, кто славно потрудился, может славно отдохнуть.
– Да? И много вы спите в последнее время?
– Мало! Простите, что побеспокоил вас так поздно, Мис, но в последнее время я чувствую себя лучше ночью. Не странно ли? Мы на Хейвене привыкли к тому, что темнота означает сон и только сон. И я тоже привык. Но теперь все иначе.
– Вы не договариваете, Ранду, – мягко проговорил Мис. – Просто днем вас окружают люди. Они смотрят на вас с надеждой. Это мучает вас. Когда все спят, вам легче.
– Значит, вы тоже это чувствуете? Это всеобщее отчаяние?
Эблинг Мис задумчиво кивнул.
– Да. Это – массовый психоз. Паника, черт бы ее побрал, извиняюсь за выражение, всеобщая. Ранду, а вы чего, собственно, ждали? Ведь людям с пеленок прививается мысль о том, что существует великий герой прошлого, который все за них спланировал и придумал и позаботился обо всех мелочах их проклятущей, извиняюсь за выражение, жизни! В результате сформировался образ мышления, близкий к религиозному, а вы понимаете, что это значит.
– Не очень, если честно.
Мису явно не хотелось пускаться в пространные объяснения. Он этого не любил. Поэтому он недовольно буркнул под нос какую-то фразу, в которой Ранду разобрал только «извиняюсь за выражение», поглядел на кончик длинной сигары и сказал:
– Видите ли, такой тип мышления характеризуется типичными для фанатиков реакциями. Веру трудно поколебать, если только не произойдет что-нибудь вроде повального шока. В этом случае произойдет общее умопомрачение. Обычно мы имеем дело либо с мягкими проявлениями психических колебаний – истерией, болезненным страхом, либо с более тяжелыми – сумасшествием и самоубийствами.
Ранду покусывал ноготь на большом пальце.
– Если я правильно вас понял, это означает, что, если Селдон обманул нас, мы лишимся единственной точки опоры, а мы настолько крепко за нее держались до сих пор, что, как только она исчезнет, мы просто не сможем больше существовать. Образно говоря, как будто мышцы атрофировались.
– Именно так. Не очень удачная метафора, но близко по смыслу.
– Ну, а как себя чувствует ваша мускулатура, Эблинг?
Психолог глубоко затянулся сигарой и рассеянно уставился на облачко дыма.
– Ослабла, собака, но не атрофировалась. Просто моя профессия вынуждает сохранять некоторую независимость суждений.
– И вы знаете выход?
– Нет. Но он должен быть. Может быть, Селдон не предвидел появления Мула. Может быть, он не гарантировал нашей победы. Но, в таком случае, он не гарантировал и поражения! Он просто вышел из игры, и мы должны действовать сами. Мула можно победить.
– Как?
– Единственным способом, которым можно победить любого. Применив силу там, где противник слаб. Ну, посмотрите, Ранду, Мул – не сверхчеловек. Когда он будет окончательно разбит, все в этом убедятся воочию. Главное в том, что он непонятен, неизвестен, а неизвестность порождает легенды, а легенды быстро распространяются. Предполагают, что он мутант. Ну, и что из этого? «Мутант» для большинства невежд означает «сверхчеловек». Да ничего подобного!
Установлено, что в Галактике ежедневно появляется на свет несколько миллионов мутантов. Из этих миллионов все, за исключением одного-двух процентов, ничтожно малы, так что их можно разглядеть только под микроскопом или выявить путем химических анализов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68