Так-то!
Тревельян нахмурился.
- Если только один человек из миллиона годится в программисты, почему
ты думаешь, что у тебя это выйдет?
- Выйдет, можешь быть спокоен, - сдержанно ответил Джордж. Он никогда
не осмелился бы рассказать ни Тревельяну, ни даже своим родителям, чти
именно он делает и почему так уверен в себе. Он был абсолютно спокоен за
свое будущее. (Впоследствии, в дни безнадежности и отчаяния, именно это
воспоминание стало самым мучительным.) Он был так же непоколебимо уверен в
себе, как любой восьмилетний ребенок накануне Дня чтения, этого преддверия
следующего за ним через десять лет Дня образования.
Ну, конечно, День чтения во многом отличался от Дня образования.
Во-первых, следует учитывать особенности детской психологии. Ведь
восьмилетний ребенок легко воспринимает многие самые необычные явления. И
то, что вчера он не умел читать, а сегодня уже умеет, кажется ему само
собой разумеющимся. Как солнечный свет, например.
А во-вторых, от этого дня зависело не так уж много. После него толпы
вербовщиков не теснились перед списками, с нетерпением ожидая, когда будут
объявлены результаты ближайшей Олимпиады. День чтения практически ничего
не менял в жизни детей, и они еще десять лет оставались под родительской
кровлей, как и все их сверстники. Просто после этого дня они уже умели
читать.
И Джордж, готовясь к Дню образования, почти не помнил подробностей
того, что произошло с ним в День чтения, десять лет назад.
Он, правда, не забыл, что день выдался пасмурный и моросил
сентябрьский дождь. (День чтения - в сентябре. День образования - в
ноябре, Олимпиада - в мае. На эту тему сочиняли даже детские стишки.) Было
еще темно, и Джордж одевался при стенном свете. Родители его волновались
гораздо больше, чем он сам. Отец Джорджа был дипломированным
трубопрокладчиком и работал на Земле, чего втайне стыдился, хотя все
понимали, что большая часть каждого поколения неизбежно должна остаться на
Земле.
Сама Земля нуждалась в фермерах, шахтерах и даже в инженерах. Для
работы на других планетах требовались только самые последние модели
высококвалифицированных специалистов, и из восьми миллиардов земного
населения туда ежегодно отправлялось всего лишь несколько миллионов
человек. Естественно, не каждый житель Земли мог попасть в их число.
Но каждый мог надеяться, что по крайней мере кому-нибудь из его детей
доведется работать на другой планете, и Плейтен старший, конечно, не был
исключением. Он видел (как, впрочем, видели и совершенно посторонние
люди), что Джордж отличается незаурядными способностями и большой
сообразительностью. Значит, его ждет блестящая будущность, тем более, что
он единственный ребенок в семье. Если Джордж не попадет на другую планету,
то его родителям придется возложить все надежды на внуков, а когда-то еще
у них появятся внуки!
Сам по себе День чтения, конечно, мало что значил, но в то же время
только он мог показать хоть что-нибудь до наступления того, другого,
знаменательного дня. Когда дети возвращались домой, все родители Земли
внимательно слушали, как они читают, стараясь уловить особенную беглость,
чтобы истолковать ее как счастливое предзнаменование. Почти в любой семье
подрастал такой многообещающий ребенок, на которого со Дня чтения
возлагались огромные надежды только потому, что он легко справлялся с
трехсложными словами.
Джордж смутно сознавал, отчего так волнуются его родители, и в то
дождливое утро его безмятежный детский покой смущал только страх, что
радостное выражение на лице отца может угаснуть, когда он вернется домой и
покажет, как он научился читать.
Детей собрали в просторном зале городского Дома образования. В этот
месяц во всех уголках Земли в миллионах местных Домов образования
собирались такие же группы детей. Серые стены и напряженность, с которой
держались дети, стеснявшиеся непривычной нарядной одежды, нагнали на
Джорджа тоску.
Он инстинктивно поступил так же, как другие: отыскав кучку ребят,
живших с ним на одном этаже, он присоединился к ним.
Тревельян, мальчик из соседней квартиры, все еще разгуливал в длинных
локонах, а от маленьких бачков и жидких рыжеватых усов, которые ему
предстояло отрастить, едва он станет к этому физиологически способен, его
отделяли еще многие годы.
Тревельян (для которого Джордж тогда был еще Джорджи) воскликнул:
- Ага! Струсил, струсил!
- Вот и нет! - возразил Джордж и затем доверительно сообщил: - А папа
с мамой положили печатный лист на мою тумбочку и, когда я вернусь домой, я
прочту им все до последнего словечка. Вот! (В тот момент наибольшее
мучение Джорджу причиняли его собственные руки, которые он не знал куда
девать. Ему строго-настрого приказали не чесать голову, не тереть уши, не
ковырять в носу и не засовывать руки в карманы. Так что же ему было с ними
делать?)
Зато Тревельян как ни в чем не бывало сунул руки в карманы и заявил:
- А вот мой папа ничуточки не беспокоится.
Тревельян старший почти семь лет работал металлургом на Динарии, и,
хотя теперь он вышел на пенсию и жил опять на Земле, соседи смотрели на
него снизу вверх.
Возвращение на Землю не очень поощрялось из-за проблемы
перенаселенности, но все же кое-кому удавалось вернуться. Прежде всего,
жизнь на Земле была дешевле, и пенсия, мизерная в условиях Дипории, на
Земле выглядела весьма солидно. Кроме того, некоторым людям особенно
приятно демонстрировать свои успехи именно перед друзьями детства и
знакомыми, а не перед всей остальной Вселенной.
Свое возвращение Тревельян старший объяснил еще и тем, что, останься
он на Дипории, там пришлось бы остаться и его детям, а Дипория имела
сообщение только с Землей. Живя же на Земле, его дети смогут в будущем
попасть на любой из миров, даже на Новию.
Коротышка Тревельян рано усвоил эту истину. Еще до Дня чтения он
беззаботно верил, что в конце концов будет жить на Новия, и говорил об
этом как о деле решенном.
Джордж, подавленный мыслью о будущем величии Тревельяна и сознанием
собственного ничтожества, немедленно в целях самозащиты перешел в
наступление.
- Мой папа тоже не беспокоится. Ему просто хочется послушать, как я
читаю! Ведь он знает, что читать я буду очень хорошо. А твой отец просто
не хочет тебя слушать: он знает, что у тебя ничего не выйдет.
- Нет, выйдет! А чтение - это ерунда. Когда я буду жить на Новии, я
найму людей, чтобы они мне читали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Тревельян нахмурился.
- Если только один человек из миллиона годится в программисты, почему
ты думаешь, что у тебя это выйдет?
- Выйдет, можешь быть спокоен, - сдержанно ответил Джордж. Он никогда
не осмелился бы рассказать ни Тревельяну, ни даже своим родителям, чти
именно он делает и почему так уверен в себе. Он был абсолютно спокоен за
свое будущее. (Впоследствии, в дни безнадежности и отчаяния, именно это
воспоминание стало самым мучительным.) Он был так же непоколебимо уверен в
себе, как любой восьмилетний ребенок накануне Дня чтения, этого преддверия
следующего за ним через десять лет Дня образования.
Ну, конечно, День чтения во многом отличался от Дня образования.
Во-первых, следует учитывать особенности детской психологии. Ведь
восьмилетний ребенок легко воспринимает многие самые необычные явления. И
то, что вчера он не умел читать, а сегодня уже умеет, кажется ему само
собой разумеющимся. Как солнечный свет, например.
А во-вторых, от этого дня зависело не так уж много. После него толпы
вербовщиков не теснились перед списками, с нетерпением ожидая, когда будут
объявлены результаты ближайшей Олимпиады. День чтения практически ничего
не менял в жизни детей, и они еще десять лет оставались под родительской
кровлей, как и все их сверстники. Просто после этого дня они уже умели
читать.
И Джордж, готовясь к Дню образования, почти не помнил подробностей
того, что произошло с ним в День чтения, десять лет назад.
Он, правда, не забыл, что день выдался пасмурный и моросил
сентябрьский дождь. (День чтения - в сентябре. День образования - в
ноябре, Олимпиада - в мае. На эту тему сочиняли даже детские стишки.) Было
еще темно, и Джордж одевался при стенном свете. Родители его волновались
гораздо больше, чем он сам. Отец Джорджа был дипломированным
трубопрокладчиком и работал на Земле, чего втайне стыдился, хотя все
понимали, что большая часть каждого поколения неизбежно должна остаться на
Земле.
Сама Земля нуждалась в фермерах, шахтерах и даже в инженерах. Для
работы на других планетах требовались только самые последние модели
высококвалифицированных специалистов, и из восьми миллиардов земного
населения туда ежегодно отправлялось всего лишь несколько миллионов
человек. Естественно, не каждый житель Земли мог попасть в их число.
Но каждый мог надеяться, что по крайней мере кому-нибудь из его детей
доведется работать на другой планете, и Плейтен старший, конечно, не был
исключением. Он видел (как, впрочем, видели и совершенно посторонние
люди), что Джордж отличается незаурядными способностями и большой
сообразительностью. Значит, его ждет блестящая будущность, тем более, что
он единственный ребенок в семье. Если Джордж не попадет на другую планету,
то его родителям придется возложить все надежды на внуков, а когда-то еще
у них появятся внуки!
Сам по себе День чтения, конечно, мало что значил, но в то же время
только он мог показать хоть что-нибудь до наступления того, другого,
знаменательного дня. Когда дети возвращались домой, все родители Земли
внимательно слушали, как они читают, стараясь уловить особенную беглость,
чтобы истолковать ее как счастливое предзнаменование. Почти в любой семье
подрастал такой многообещающий ребенок, на которого со Дня чтения
возлагались огромные надежды только потому, что он легко справлялся с
трехсложными словами.
Джордж смутно сознавал, отчего так волнуются его родители, и в то
дождливое утро его безмятежный детский покой смущал только страх, что
радостное выражение на лице отца может угаснуть, когда он вернется домой и
покажет, как он научился читать.
Детей собрали в просторном зале городского Дома образования. В этот
месяц во всех уголках Земли в миллионах местных Домов образования
собирались такие же группы детей. Серые стены и напряженность, с которой
держались дети, стеснявшиеся непривычной нарядной одежды, нагнали на
Джорджа тоску.
Он инстинктивно поступил так же, как другие: отыскав кучку ребят,
живших с ним на одном этаже, он присоединился к ним.
Тревельян, мальчик из соседней квартиры, все еще разгуливал в длинных
локонах, а от маленьких бачков и жидких рыжеватых усов, которые ему
предстояло отрастить, едва он станет к этому физиологически способен, его
отделяли еще многие годы.
Тревельян (для которого Джордж тогда был еще Джорджи) воскликнул:
- Ага! Струсил, струсил!
- Вот и нет! - возразил Джордж и затем доверительно сообщил: - А папа
с мамой положили печатный лист на мою тумбочку и, когда я вернусь домой, я
прочту им все до последнего словечка. Вот! (В тот момент наибольшее
мучение Джорджу причиняли его собственные руки, которые он не знал куда
девать. Ему строго-настрого приказали не чесать голову, не тереть уши, не
ковырять в носу и не засовывать руки в карманы. Так что же ему было с ними
делать?)
Зато Тревельян как ни в чем не бывало сунул руки в карманы и заявил:
- А вот мой папа ничуточки не беспокоится.
Тревельян старший почти семь лет работал металлургом на Динарии, и,
хотя теперь он вышел на пенсию и жил опять на Земле, соседи смотрели на
него снизу вверх.
Возвращение на Землю не очень поощрялось из-за проблемы
перенаселенности, но все же кое-кому удавалось вернуться. Прежде всего,
жизнь на Земле была дешевле, и пенсия, мизерная в условиях Дипории, на
Земле выглядела весьма солидно. Кроме того, некоторым людям особенно
приятно демонстрировать свои успехи именно перед друзьями детства и
знакомыми, а не перед всей остальной Вселенной.
Свое возвращение Тревельян старший объяснил еще и тем, что, останься
он на Дипории, там пришлось бы остаться и его детям, а Дипория имела
сообщение только с Землей. Живя же на Земле, его дети смогут в будущем
попасть на любой из миров, даже на Новию.
Коротышка Тревельян рано усвоил эту истину. Еще до Дня чтения он
беззаботно верил, что в конце концов будет жить на Новия, и говорил об
этом как о деле решенном.
Джордж, подавленный мыслью о будущем величии Тревельяна и сознанием
собственного ничтожества, немедленно в целях самозащиты перешел в
наступление.
- Мой папа тоже не беспокоится. Ему просто хочется послушать, как я
читаю! Ведь он знает, что читать я буду очень хорошо. А твой отец просто
не хочет тебя слушать: он знает, что у тебя ничего не выйдет.
- Нет, выйдет! А чтение - это ерунда. Когда я буду жить на Новии, я
найму людей, чтобы они мне читали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20