..
Я взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза. Я тонул в этом голубом чуде... Я прижался к ней щекой.
– Ну что, Жермена, решено?
– Решено, Блэз!
– Ты приедешь ко мне?
– Да.
– Клянешься?
– Клянусь.
– Не пожалеешь?
– Не пожалею!
– Скажи-ка...
– Что, дорогой?
– А тот...
– Ты же знаешь...
– Морис?
– Да.
– Давай не будем о нем...
– Только раз. Скажи мне, ты его еще любишь?
Она потрясла головой. Я так ждал этого.
– Ты всегда будешь меня любить, Жермена?
– Мне так нужна твоя любовь, Блэз, что "всегда" – слишком мало!
10
Все произошло, как я хотел, и тремя неделями позже мы с Жерменой жили вместе в Париже.
Я снял маленькую, меблированную квартирку на Монмартре, на улице Коленкур. Окна выходили на бульвар, и мы могли вдыхать этот странный весенний запах акаций.
Те несколько дней, что я ждал свою любовницу, были заняты поиском денег. Любовь – штука прекрасная, но чтобы ею наслаждаться вдоволь, надо преодолеть материальные заботы... Короче, у меня не было ни денег, ни малейшей идеи, как их добыть.
Когда я встречал Жермену на вокзале, в кошельке у меня, надо признать, было не густо: несколько тысяч франков. Но что ждало меня потом – неизвестно, да еще и с женщиной.
Она была очарована Парижем. Когда я увидел ее в толпе на перроне шумного вокзала, сердце мое бешено застучало.
Я задыхался от счастья. Она шла ко мне, улыбаясь, с чемоданом в руке, сияющая, изменившаяся. Я взял ее вещи и поцеловал. Мы не находили слов от радости. Ярко блестело солнце, и воздух был так чист, так легко дышалось.
Наша квартира состояла из комнаты, небольшой кухоньки и ванной. Все окрашено в соломенно-желтый цвет. С современной мебелью. В комнате были большие окна. Это резко контрастировало с той крысиной норой, где Жермена прожила так долго...
– Тебе нравится?
– Это великолепно, сказочно, дорогой!
Она нахмурила брови.
– Скажи мне, это, должно быть, безумно дорого?
– Это мои заботы!
– Ну уж нет... Я же знаю, что ты не богат. Подожди-ка...
Она открыла свой чемодан и вытащила оттуда небольшую коробку от бисквитов, закрытую пластмассовой крышкой.
– Держи.
– Что это?
– Посмотри.
Я открыл коробку. Она была полна золотых луидоров. Там их было столько, что даже не верилось.
– Это кубышка Кастэна, – объяснила Жермена. – Я ее нашла в погребе при уборке.
Она посерьезнела.
– Тогда я поняла окончательно, что он умер.
– Почему?
– Он любил золото и никогда бы не бросил такую кучу денег. Знаешь, сколько их там?
– Нет.
– Пятьсот сорок. Это сколько будет?
Я быстренько прикинул.
– Около двух миллионов.
– Так мы богаты!
– Ты так считаешь?
– Конечно же. Даже если он и вернется, он не может подать на меня в суд: кража у супруга не считается кражей.
Я подумал о Тюилье. Я осыпал его упреками. От моего презрения он умер, а я оказался таким же, как он. Меня будет содержать женщина. Мне захотелось отказаться от этого клада, но он принес нам достаток, в котором так нуждалась наша любовь.
* * *
Надо признать, что это был один из лучших периодов моей жизни. Я открывал Жермене Париж. Я одел ее так, как давно мечтал. Она стала элегантной женщиной. Я водил ее в лучшие парикмахерские Елисейских полей, в большие рестораны, театры, на бега. Мы взяли напрокат небольшой автомобиль и объезжали окрестности – Версаль, Рамбуйе, Монфор-ля-Мори, Фонтенбло.
Это было как сказочное свадебное путешествие.
Какое счастье для мужчины полностью посвятить себя любимой женщине. Она стала единственным моим занятием, моей единственной заботой.
Полностью отдавшись новой жизни, я больше не думал о своем поступке. Отныне Кастэн был далеко. Земля поглотила его. Он уходил из нашей памяти. Я знал, что по прошествии нескольких лет его признали бы умершим, и Жермена унаследовала все его состояние. Мы занялись бы каким-нибудь спокойным делом и жили счастливо, своими трудами.
Однажды утром, когда мы были еще в постели, как обычно, до обеда, раздался настойчивый звонок, заставивший нас вздрогнуть. Я накинул халат и пошел открывать. У меня будто бомба внутри взорвалась. На пороге стоял комиссар полиции, который присутствовал, когда мы укладывали в гроб Кремана. Он улыбался сердечно и несколько смущенно. Это был старый простецкий полицейский, дослуживающий в провинции свой последний год до пенсии. На нем был отпечаток унылой жизни, проведенной за работой, где никогда не было никакой тайны.
Он ждал, держа шляпу в руках. Это был коренастый мужчина с плотным венчиком кудрявых седых волос вокруг лысины. У него были светлые глаза и золотозубая улыбка.
– Добрый день, месье Деланж, я вам не помешал?
Для того чтобы покачать головой, мне пришлось взять себя в руки.
– Вовсе нет.
– Я хотел бы видеть мадам Кастэн, она здесь живет?
– Но... да.
Я отодвинулся, чтобы пропустить его, помешать ему я не мог.
Он вошел в квартиру. Жермена еще лежала на диване. На ней была ночная рубашка из тюля, сквозь которую проглядывала грудь.
Комиссар поприветствовал ее без малейшего смущения, словно он пришел с визитом в шикарный светский салон.
– Извините, что вторгся к вам в такую рань.
Я уловил иронию в его словах: на самом деле часы пробили десять.
– Есть новости? – спросила Жермена.
Взбудораженная, она сидела на диване, нимало не заботясь о том, что ее грудь почти обнажена.
– Может быть...
По счастью, полицейский не смотрел на меня. Он увидел бы, как перекосилось мое лицо. Машинально я глянул в зеркало – за один миг я постарел на десять лет.
Полицейский объяснил:
– Нам сообщили из Нанта об одном мужчине, похожем на вашего мужа. Это больной амнезией, найденный в поезде. Он сейчас в психиатрической больнице, и я думаю, что было бы неплохо, если бы вы...
Я вздохнул спокойнее.
– Прекрасно, месье комиссар, после обеда мы поедем в Нант.
Он повернулся ко мне:
– Да, желательно бы... Хотя я лично не считаю, что речь идет о Кастэне.
– Почему? – спросила Жермена.
Он покачал головой и почесал свой голый череп.
– По моему мнению, мадам Кастэн, ваш муж мертв. Простите, что причиняю вам боль...
Опять эта скрытая ирония, так действующая мне на нервы.
Он поднялся.
– Ну, вот и все, мне надо возвращаться. Вообще-то я в Париже по одному неприятному делу.
Он добродушно смотрел на нее.
– Неприятное дело? – пробормотал я.
– Дело по отравлению всегда не очень приятно.
Жермена промурлыкала:
– Отравление?
– Да, так предполагают. Еще ничего не доказано, надо эксгумировать труп, провести анализы, выяснить кое-что у фармацевтов. Хлопот полно. Ну, я заболтался...
Полицейский направился к двери.
– До скорого!
Во мне звенела струна, которая, казалось, вот-вот лопнет.
– Скажите-ка, комиссар, что это за дело об отравлении?
– Пока что только одни пересуды да сплетни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Я взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза. Я тонул в этом голубом чуде... Я прижался к ней щекой.
– Ну что, Жермена, решено?
– Решено, Блэз!
– Ты приедешь ко мне?
– Да.
– Клянешься?
– Клянусь.
– Не пожалеешь?
– Не пожалею!
– Скажи-ка...
– Что, дорогой?
– А тот...
– Ты же знаешь...
– Морис?
– Да.
– Давай не будем о нем...
– Только раз. Скажи мне, ты его еще любишь?
Она потрясла головой. Я так ждал этого.
– Ты всегда будешь меня любить, Жермена?
– Мне так нужна твоя любовь, Блэз, что "всегда" – слишком мало!
10
Все произошло, как я хотел, и тремя неделями позже мы с Жерменой жили вместе в Париже.
Я снял маленькую, меблированную квартирку на Монмартре, на улице Коленкур. Окна выходили на бульвар, и мы могли вдыхать этот странный весенний запах акаций.
Те несколько дней, что я ждал свою любовницу, были заняты поиском денег. Любовь – штука прекрасная, но чтобы ею наслаждаться вдоволь, надо преодолеть материальные заботы... Короче, у меня не было ни денег, ни малейшей идеи, как их добыть.
Когда я встречал Жермену на вокзале, в кошельке у меня, надо признать, было не густо: несколько тысяч франков. Но что ждало меня потом – неизвестно, да еще и с женщиной.
Она была очарована Парижем. Когда я увидел ее в толпе на перроне шумного вокзала, сердце мое бешено застучало.
Я задыхался от счастья. Она шла ко мне, улыбаясь, с чемоданом в руке, сияющая, изменившаяся. Я взял ее вещи и поцеловал. Мы не находили слов от радости. Ярко блестело солнце, и воздух был так чист, так легко дышалось.
Наша квартира состояла из комнаты, небольшой кухоньки и ванной. Все окрашено в соломенно-желтый цвет. С современной мебелью. В комнате были большие окна. Это резко контрастировало с той крысиной норой, где Жермена прожила так долго...
– Тебе нравится?
– Это великолепно, сказочно, дорогой!
Она нахмурила брови.
– Скажи мне, это, должно быть, безумно дорого?
– Это мои заботы!
– Ну уж нет... Я же знаю, что ты не богат. Подожди-ка...
Она открыла свой чемодан и вытащила оттуда небольшую коробку от бисквитов, закрытую пластмассовой крышкой.
– Держи.
– Что это?
– Посмотри.
Я открыл коробку. Она была полна золотых луидоров. Там их было столько, что даже не верилось.
– Это кубышка Кастэна, – объяснила Жермена. – Я ее нашла в погребе при уборке.
Она посерьезнела.
– Тогда я поняла окончательно, что он умер.
– Почему?
– Он любил золото и никогда бы не бросил такую кучу денег. Знаешь, сколько их там?
– Нет.
– Пятьсот сорок. Это сколько будет?
Я быстренько прикинул.
– Около двух миллионов.
– Так мы богаты!
– Ты так считаешь?
– Конечно же. Даже если он и вернется, он не может подать на меня в суд: кража у супруга не считается кражей.
Я подумал о Тюилье. Я осыпал его упреками. От моего презрения он умер, а я оказался таким же, как он. Меня будет содержать женщина. Мне захотелось отказаться от этого клада, но он принес нам достаток, в котором так нуждалась наша любовь.
* * *
Надо признать, что это был один из лучших периодов моей жизни. Я открывал Жермене Париж. Я одел ее так, как давно мечтал. Она стала элегантной женщиной. Я водил ее в лучшие парикмахерские Елисейских полей, в большие рестораны, театры, на бега. Мы взяли напрокат небольшой автомобиль и объезжали окрестности – Версаль, Рамбуйе, Монфор-ля-Мори, Фонтенбло.
Это было как сказочное свадебное путешествие.
Какое счастье для мужчины полностью посвятить себя любимой женщине. Она стала единственным моим занятием, моей единственной заботой.
Полностью отдавшись новой жизни, я больше не думал о своем поступке. Отныне Кастэн был далеко. Земля поглотила его. Он уходил из нашей памяти. Я знал, что по прошествии нескольких лет его признали бы умершим, и Жермена унаследовала все его состояние. Мы занялись бы каким-нибудь спокойным делом и жили счастливо, своими трудами.
Однажды утром, когда мы были еще в постели, как обычно, до обеда, раздался настойчивый звонок, заставивший нас вздрогнуть. Я накинул халат и пошел открывать. У меня будто бомба внутри взорвалась. На пороге стоял комиссар полиции, который присутствовал, когда мы укладывали в гроб Кремана. Он улыбался сердечно и несколько смущенно. Это был старый простецкий полицейский, дослуживающий в провинции свой последний год до пенсии. На нем был отпечаток унылой жизни, проведенной за работой, где никогда не было никакой тайны.
Он ждал, держа шляпу в руках. Это был коренастый мужчина с плотным венчиком кудрявых седых волос вокруг лысины. У него были светлые глаза и золотозубая улыбка.
– Добрый день, месье Деланж, я вам не помешал?
Для того чтобы покачать головой, мне пришлось взять себя в руки.
– Вовсе нет.
– Я хотел бы видеть мадам Кастэн, она здесь живет?
– Но... да.
Я отодвинулся, чтобы пропустить его, помешать ему я не мог.
Он вошел в квартиру. Жермена еще лежала на диване. На ней была ночная рубашка из тюля, сквозь которую проглядывала грудь.
Комиссар поприветствовал ее без малейшего смущения, словно он пришел с визитом в шикарный светский салон.
– Извините, что вторгся к вам в такую рань.
Я уловил иронию в его словах: на самом деле часы пробили десять.
– Есть новости? – спросила Жермена.
Взбудораженная, она сидела на диване, нимало не заботясь о том, что ее грудь почти обнажена.
– Может быть...
По счастью, полицейский не смотрел на меня. Он увидел бы, как перекосилось мое лицо. Машинально я глянул в зеркало – за один миг я постарел на десять лет.
Полицейский объяснил:
– Нам сообщили из Нанта об одном мужчине, похожем на вашего мужа. Это больной амнезией, найденный в поезде. Он сейчас в психиатрической больнице, и я думаю, что было бы неплохо, если бы вы...
Я вздохнул спокойнее.
– Прекрасно, месье комиссар, после обеда мы поедем в Нант.
Он повернулся ко мне:
– Да, желательно бы... Хотя я лично не считаю, что речь идет о Кастэне.
– Почему? – спросила Жермена.
Он покачал головой и почесал свой голый череп.
– По моему мнению, мадам Кастэн, ваш муж мертв. Простите, что причиняю вам боль...
Опять эта скрытая ирония, так действующая мне на нервы.
Он поднялся.
– Ну, вот и все, мне надо возвращаться. Вообще-то я в Париже по одному неприятному делу.
Он добродушно смотрел на нее.
– Неприятное дело? – пробормотал я.
– Дело по отравлению всегда не очень приятно.
Жермена промурлыкала:
– Отравление?
– Да, так предполагают. Еще ничего не доказано, надо эксгумировать труп, провести анализы, выяснить кое-что у фармацевтов. Хлопот полно. Ну, я заболтался...
Полицейский направился к двери.
– До скорого!
Во мне звенела струна, которая, казалось, вот-вот лопнет.
– Скажите-ка, комиссар, что это за дело об отравлении?
– Пока что только одни пересуды да сплетни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23