В ту пору Кастэн и подцепил меня. Он воспользовался случаем, чтобы уговорить мою мать. Она была бедная, вдовая, в отчаянии от моей ошибки. Мать так настаивала, что я согласилась. Но только не надо доверять людям, идущим на жертвы, это худшие на земле негодяи.
В ее устах слово "негодяи" приняло какое-то очень емкое значение. Оно выражало всю ее горечь и отчаяние...
Я прикоснулся рукой к ее плечу. Она резким движением высвободилась.
Чтобы скрыть свое смущение, я спросил:
– И тогда?
– Тогда ничего... Он начал с того, что отвел меня к подпольной акушерке, специализировавшейся... на преждевременных родах. Ребенка у меня не стало. Кастэн выиграл на всех досках... Он относился ко мне, как к собаке. Теперь под настроение он выдумывает любой повод, чтобы меня поколотить.
Да, поэзией в этой истории и не пахло.
Некоторое время мы молчали. Прошел еще один поезд, свет из его окон выхватывал из темноты прекрасное, грустное лицо мадам Кастэн.
– Почему вы его не бросите?
Она повернула голову. Ее волосы коснулись моего лица, и я снова удержался, чтобы не прижать ее к себе.
– Видите ли, месье Блэз...
– Вы можете называть меня просто Блэз.
– Это не принято.
– О'кей, не будем больше об этом, все ясно... Вы остались, потому что боитесь, вас устраивает ваша унылая, растительная жизнь, разве не так?
Я говорил жестко. Она отодвинулась.
– Почему вы такой злой?
– Я не злой. Мне хочется, чтобы мы имели чувство достоинства. Я считаю отвратительным, что вы позволяете себя бить!
Я подумал, что она убежит, однако женщина даже не пошевелилась. Я продолжил:
– Впрочем, как я предполагаю, вы отомстили, не так ли?
– Что вы хотите сказать?
– Я подумал о фотографии в вашем бумажнике, о телефонном разговоре, именно на почте я вас и увидел...
– Да, я знаю.
– Если бы я вовремя не включил свои мозги, я дал бы вашему могильщику все основания для хорошей вздрючки. Не так ли?
– Действительно. Вы... вы очень умны, Блэз. Ваша деликатность...
– О, не обольщайтесь насчет моей деликатности. Ответьте лучше, у вас есть любовник? Женщина, которая идет звонить на почту, когда у нее дома есть телефон, не хочет, чтобы ее услышали...
– Вы правы, у меня есть любовник! – сказала Жермена дрожащим голосом.
– Я не упрекаю вас. Я вас полностью оправдываю.
– Спасибо! – сказала она иронично.
– Кто этот счастливый избранник?
Верите или нет, но я ревновал ее. Да, я ревновал эту женщину, которую полдня назад еще не знал.
– Все тот же, – ответила она.
Я не сразу понял.
– Все тот же... Отец моего неродившегося ребенка.
Утихнувший гнев вновь поднялся во мне.
– Когда я говорил об отсутствии достоинства, я и не думал, что у вас его вообще нет. Итак, этот тип вас бросил, он позволил вам выйти замуж за это ничтожество, он оставил вас гнить среди ваших венков, и эта свинья продолжает пользоваться вами!
– Замолчите!
На одном дыхании она продолжала:
– Вы не можете понять! Он болен... У него с детства припадки эпилепсии.
Я замолчал. Ситуация выглядела по-другому.
– Вы любовница эпилептика?
– Ну и что? Он такой же человек, как все другие, разве нет?
Она почти прокричала это рвущимся голосом. Я кивнул.
– Согласен, этот человек не хуже других. Человек, имеющий право на счастье, у него есть смягчающие обстоятельства. Но человечество ничтожно, Жермена. Нормальному мужчине досадно, когда красивая девушка отдается больному!
Теперь я говорил себе, что папаша Кастэн, должно быть, не так уж и не прав, избавившись от ребенка. В глубине души я находил ему оправдание.
Жермена продолжала что-то говорить. Я заставил себя прислушаться к ее словам.
– Он красив, я всегда его любила. Он пытался объяснить мне, что ему крупно не повезло, но мне было наплевать. Когда мне случилось присутствовать при одном из его припадков, я не испугалась. Только вот его семья распорядилась по-своему. Во время обострений ему делали успокаивающие уколы и притупили в нем волю. Ему рассказали, что я вышла замуж за очень богатого старика, ведь Кастэн богат. Морис продолжил лечение в Швейцарии. Прошли годы... Умер его отец, и он вернулся. Несколько месяцев назад я его увидела... Мы бросились друг другу в объятия... Все началось сначала.
Она умолкла. Мне было неприятно узнать все это. Я говорил себе, что завтра же смоюсь в Париж, чувствуя, что не смогу больше оставаться здесь.
– Скажите-ка, поскольку уж он вернулся, этот ваш Казанова, вы не могли бы скрыться с ним вместе?
– Нет.
– Почему?
– Потому что он разорен. Его отец умер в долгах. Морис поселился в комнате служанки, под крышей. Он фотограф, живет плохо. Я... я ему помогаю.
Вот это мило! Мадам пользуется кассой похоронного бюро, чтобы подкармливать своего кавалера! Мне это не понравилось. Все трое – Морис, Жермена и Ашилл – казались мне сборищем трусов и гнусных подлецов. Да, здесь явно не хватало кислорода.
Мне стукнуло в голову:
– А почему, собственно, вы рассказываете мне все это?
– Ну, я...
– Давайте выкладывайте.
– Когда муж меня ударил, я сказала, что с меня хватит. Я убежала, чтобы... напугать его. Я так поступила впервые. Надеюсь, это его успокоит. Но я вернусь...
– А почему вы осмелились именно сегодня?
– Из-за вас. С тех пор как вы здесь, я чувствую себя более сильной. Мне кажется, что вы мой друг.
– Согласен, я ваш друг.
– Тогда я попрошу вас о другой услуге.
– Валяйте.
– Это трудно сказать...
– После ваших признаний, есть ли что-то еще, что было бы трудно мне объяснить, малышка?
– Это так. Ну так вот, завтра в Пон-де-Лэр базарный день.
– Где это?
– Пон-де-Лэр – большой поселок, недалеко отсюда. По четвергам я беру грузовик и еду за продуктами на неделю, потому что там они дешевле. Морис живет в Пон-де-Лэре.
– Ясно... Значит, вы кувыркаетесь с ним по четвергам?
Даже не слова, а мой иронический тон заставил женщину вздрогнуть.
Она повернулась и быстро скрылась в сумерках. Мгновение я ошарашенно стоял, потом бросился за ней, схватил ее за руку.
– Эй, подождите, Жермена! Когда от мужчины требуют дружбы, следует привыкнуть к его резкости. Это и отличает дружбу от любви. Если любовь – это пух, то дружба как грубое перо.
Она остановилась.
– Да, вы правы. Извините меня, нервы шалят.
– Да, и у меня не меньше.
Это ее удивило. Она посмотрела на меня.
– Почему?
– Я не знаю, заметили ли вы, но я серьезно влюбился в вас. Я тоже доверю вам кое-что, раскроюсь. Если бы я не увидел вас на почте, плакали бы ваши восемь тысяч.
Признание ее шокировало.
– Это – истинная правда, вот и все. Что я должен сделать?
– Наш спор с Ашиллом произошел из-за рынка. Он мне заявил, что смешно ехать в Пон-де-Лэр из-за ничтожной экономии. Я думаю, он о чем-то догадывается. Я стала настаивать, тогда он разозлился. Он помешает мне туда поехать.
– Так вы хотите, чтобы туда поехал я и все объяснил Морису?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
В ее устах слово "негодяи" приняло какое-то очень емкое значение. Оно выражало всю ее горечь и отчаяние...
Я прикоснулся рукой к ее плечу. Она резким движением высвободилась.
Чтобы скрыть свое смущение, я спросил:
– И тогда?
– Тогда ничего... Он начал с того, что отвел меня к подпольной акушерке, специализировавшейся... на преждевременных родах. Ребенка у меня не стало. Кастэн выиграл на всех досках... Он относился ко мне, как к собаке. Теперь под настроение он выдумывает любой повод, чтобы меня поколотить.
Да, поэзией в этой истории и не пахло.
Некоторое время мы молчали. Прошел еще один поезд, свет из его окон выхватывал из темноты прекрасное, грустное лицо мадам Кастэн.
– Почему вы его не бросите?
Она повернула голову. Ее волосы коснулись моего лица, и я снова удержался, чтобы не прижать ее к себе.
– Видите ли, месье Блэз...
– Вы можете называть меня просто Блэз.
– Это не принято.
– О'кей, не будем больше об этом, все ясно... Вы остались, потому что боитесь, вас устраивает ваша унылая, растительная жизнь, разве не так?
Я говорил жестко. Она отодвинулась.
– Почему вы такой злой?
– Я не злой. Мне хочется, чтобы мы имели чувство достоинства. Я считаю отвратительным, что вы позволяете себя бить!
Я подумал, что она убежит, однако женщина даже не пошевелилась. Я продолжил:
– Впрочем, как я предполагаю, вы отомстили, не так ли?
– Что вы хотите сказать?
– Я подумал о фотографии в вашем бумажнике, о телефонном разговоре, именно на почте я вас и увидел...
– Да, я знаю.
– Если бы я вовремя не включил свои мозги, я дал бы вашему могильщику все основания для хорошей вздрючки. Не так ли?
– Действительно. Вы... вы очень умны, Блэз. Ваша деликатность...
– О, не обольщайтесь насчет моей деликатности. Ответьте лучше, у вас есть любовник? Женщина, которая идет звонить на почту, когда у нее дома есть телефон, не хочет, чтобы ее услышали...
– Вы правы, у меня есть любовник! – сказала Жермена дрожащим голосом.
– Я не упрекаю вас. Я вас полностью оправдываю.
– Спасибо! – сказала она иронично.
– Кто этот счастливый избранник?
Верите или нет, но я ревновал ее. Да, я ревновал эту женщину, которую полдня назад еще не знал.
– Все тот же, – ответила она.
Я не сразу понял.
– Все тот же... Отец моего неродившегося ребенка.
Утихнувший гнев вновь поднялся во мне.
– Когда я говорил об отсутствии достоинства, я и не думал, что у вас его вообще нет. Итак, этот тип вас бросил, он позволил вам выйти замуж за это ничтожество, он оставил вас гнить среди ваших венков, и эта свинья продолжает пользоваться вами!
– Замолчите!
На одном дыхании она продолжала:
– Вы не можете понять! Он болен... У него с детства припадки эпилепсии.
Я замолчал. Ситуация выглядела по-другому.
– Вы любовница эпилептика?
– Ну и что? Он такой же человек, как все другие, разве нет?
Она почти прокричала это рвущимся голосом. Я кивнул.
– Согласен, этот человек не хуже других. Человек, имеющий право на счастье, у него есть смягчающие обстоятельства. Но человечество ничтожно, Жермена. Нормальному мужчине досадно, когда красивая девушка отдается больному!
Теперь я говорил себе, что папаша Кастэн, должно быть, не так уж и не прав, избавившись от ребенка. В глубине души я находил ему оправдание.
Жермена продолжала что-то говорить. Я заставил себя прислушаться к ее словам.
– Он красив, я всегда его любила. Он пытался объяснить мне, что ему крупно не повезло, но мне было наплевать. Когда мне случилось присутствовать при одном из его припадков, я не испугалась. Только вот его семья распорядилась по-своему. Во время обострений ему делали успокаивающие уколы и притупили в нем волю. Ему рассказали, что я вышла замуж за очень богатого старика, ведь Кастэн богат. Морис продолжил лечение в Швейцарии. Прошли годы... Умер его отец, и он вернулся. Несколько месяцев назад я его увидела... Мы бросились друг другу в объятия... Все началось сначала.
Она умолкла. Мне было неприятно узнать все это. Я говорил себе, что завтра же смоюсь в Париж, чувствуя, что не смогу больше оставаться здесь.
– Скажите-ка, поскольку уж он вернулся, этот ваш Казанова, вы не могли бы скрыться с ним вместе?
– Нет.
– Почему?
– Потому что он разорен. Его отец умер в долгах. Морис поселился в комнате служанки, под крышей. Он фотограф, живет плохо. Я... я ему помогаю.
Вот это мило! Мадам пользуется кассой похоронного бюро, чтобы подкармливать своего кавалера! Мне это не понравилось. Все трое – Морис, Жермена и Ашилл – казались мне сборищем трусов и гнусных подлецов. Да, здесь явно не хватало кислорода.
Мне стукнуло в голову:
– А почему, собственно, вы рассказываете мне все это?
– Ну, я...
– Давайте выкладывайте.
– Когда муж меня ударил, я сказала, что с меня хватит. Я убежала, чтобы... напугать его. Я так поступила впервые. Надеюсь, это его успокоит. Но я вернусь...
– А почему вы осмелились именно сегодня?
– Из-за вас. С тех пор как вы здесь, я чувствую себя более сильной. Мне кажется, что вы мой друг.
– Согласен, я ваш друг.
– Тогда я попрошу вас о другой услуге.
– Валяйте.
– Это трудно сказать...
– После ваших признаний, есть ли что-то еще, что было бы трудно мне объяснить, малышка?
– Это так. Ну так вот, завтра в Пон-де-Лэр базарный день.
– Где это?
– Пон-де-Лэр – большой поселок, недалеко отсюда. По четвергам я беру грузовик и еду за продуктами на неделю, потому что там они дешевле. Морис живет в Пон-де-Лэре.
– Ясно... Значит, вы кувыркаетесь с ним по четвергам?
Даже не слова, а мой иронический тон заставил женщину вздрогнуть.
Она повернулась и быстро скрылась в сумерках. Мгновение я ошарашенно стоял, потом бросился за ней, схватил ее за руку.
– Эй, подождите, Жермена! Когда от мужчины требуют дружбы, следует привыкнуть к его резкости. Это и отличает дружбу от любви. Если любовь – это пух, то дружба как грубое перо.
Она остановилась.
– Да, вы правы. Извините меня, нервы шалят.
– Да, и у меня не меньше.
Это ее удивило. Она посмотрела на меня.
– Почему?
– Я не знаю, заметили ли вы, но я серьезно влюбился в вас. Я тоже доверю вам кое-что, раскроюсь. Если бы я не увидел вас на почте, плакали бы ваши восемь тысяч.
Признание ее шокировало.
– Это – истинная правда, вот и все. Что я должен сделать?
– Наш спор с Ашиллом произошел из-за рынка. Он мне заявил, что смешно ехать в Пон-де-Лэр из-за ничтожной экономии. Я думаю, он о чем-то догадывается. Я стала настаивать, тогда он разозлился. Он помешает мне туда поехать.
– Так вы хотите, чтобы туда поехал я и все объяснил Морису?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23