Можно сказать, что вы влезли в чертовски запутанную историю! – заключает Старик.
Он соединяет руки на бюваре, смотрит на свои розовые ногти и вздыхает:
– Мы ведем расследование, находясь на краю пропасти, и не можем сделать ни единого шага.
– Что насчет погибших прошлой ночью? – спрашиваю.
– Нас попросили сделать вывод, что преступление совершено ворами, которых застали на месте преступления.
– Кто об этом попросил?
– Генеральный консул. Он лично позвонил мне сегодня утром.
– И не дал вам никаких объяснений?
– Он и не должен мне их давать. Ему прекрасно известно, что дипломатический корпус, особенно у нас, пользуется всеми привилегиями.
– Но все-таки у них нет привилегии расстреливать пациентов в больницах, молодых женщин у них дома и ажанов при исполнении служебных обязанностей, равно как и выбрасывать из окон стекольщиков, настоящие они или фальшивые! – взрываюсь я.
Старик жестом успокаивает меня.
– Конечно, нет, – соглашается Безволосый, – но центр расследования находится в консульстве, а это запретная территория.
– А если я проникну на эту запретную территорию, патрон?
Он энергично мотает головой.
– С меня хватит и прошлой ночи! Берюрье застрелил двух членов персонала, этого достаточно!
– Эти члены собирались меня убить, позволю вам заметить. Деталь, может, и малозначительная, но считаю нужным о ней напомнить.
– Вы проникли в консульство путем взлома! – Замечает Старик.
Честное слово, сейчас мы с ним опять начнем грызться.
– По-вашему, дело надо закрыть? Он хмурит брови.
– Разве я сказал что-нибудь подобное? Нет, мой дорогой, я просто прошу вас действовать покорректнее, соблюдая правила игры. А они требуют, чтобы вы игнорировали консульство.
– Консульство ладно, но не личное жилище консула.
– Что вы этим хотите сказать?
– Я только что порылся в телефонных книгах. Очень поучительное чтение, господин директор. Консул живет в Рюэй-Мальмезон, точь-в-точь, как Первый.
– Какой Первый?
– Первый консул, иначе называемый Бонапартом! Старик никогда не любил хохм, особенно в критические периоды. Моя шутка ему совершенно не понравилась.
– Прошу вас, мой дорогой, без каламбуров... Я продолжаю улыбаться, что сдерживает мое желание вылить ему на котелок содержимое его чернильницы.
– Так вот, господин директор, как я вам сказал, консул Алабании живет в Рюэй-Мальмезон. Он ищет прислугу: няню и шофера. Меня всегда интересовала домашняя жизнь людей. Особенно дипломатов... Если вы сможете подготовить мне к завтрашнему дню фальшивые документы и рекомендации, я попытаю удачи...
Он расслабляется.
– Вот это неглупо, – говорит он, – Может быть, вам действительно удалось бы...
Дребезжит телефон. Он снимает трубку.
– Вас, – ворчит Старик, протягивая трубку мне. – Медэксперт.
Врач сообщает, что вскрытие бедняжки Япаксы не выявило ничего подозрительного. Кажется, она и вправду умерла естественной смертью, что составляет слабое утешение.
Но для окончательного заключения нужно будет провести целую серию анализов. Я благодарю доктора за его старания и прошу у босса разрешения уйти в мои владения.
Он мне его дает.
Прежде чем идти домой, я заглядываю в бистро напротив пропустить стаканчик. Берю, окруженный группой слушателей, толкает речь. Его лоб заклеен пластырем, нос разбит, глаз окружен синяком, бровь рассечена, а одна рука на перевязи. Он рассказывает, как произошел «несчастный случай»:
– Старуха бросается под колеса автобуса. Он бы ее смял в лепешку. Я без колебаний мчусь вперед, хватаю ее в охапку, толкаю на тротуар, но сам отскочить не успеваю и получаю такой вот апперкот. Я думал, у меня башка разлетится на кусочки. Собрался народ. Мне еле удалось помешать им пронести меня на руках, как триумфатора. Какой-то старикан с орденской лентой спросил мою фамилию, чтобы представить меня к медали «За спасение».
Этот подвиг встречен одобрительным шепотом. Я считаю, что момент благоприятен для большого шоу, и делаю вид, будто только что вошел и ничего не слышал.
– Ну что, Берю, – сочувствующе спрашиваю я, – твоя жена успокоилась? Здорово она тебя разукрасила, бедненький. Ты знаешь, что это основание для развода? Если решишься, можешь рассчитывать на меня как на свидетеля.
– Да о чем ты? – бормочет Жирдяй, бросая на меня умоляющие взгляды.
Слушатели начинают улыбаться.
– Эта людоедка в один прекрасный день убьет его, – мрачно пророчествую я, – Толстяку с ней не справиться!
Хохот становится всеобщим. Слушатели осыпают Жирного саркастическими замечаниями, так что тот, оскорбленный, раскалывает кулаком мрамор столика.
– Я не позволю, чтобы мадам Берюрье называли людоедкой! – гремит он, – Если я с ней поругался, это никого, кроме нас, не касается. Во всех семьях бывают ссоры, это только укрепляет чувства. – Он осушает свой стакан и встает.
– Если вы рассчитываете, что я оплачу выпивку, то шиш вам!
Я догоняю его, когда он уже прошел метров пятьдесят, волоча ноги, как старый мерин.
– Послушай, Толстяк!
– Пошел ты! Я не хочу иметь ничего общего с типами, которые держат мою морду за обезьянью задницу, даже если они мои прямые начальники!
Мне требуются десять минут и тройной чинзано в следующем бистро, чтобы успокоить его.
Когда гнев рыцаря ББ улегся, я начинаю разговор о работе:
– Слушай, старина, завтра мы начинаем генеральное наступление на Алабанию.
– Война?
– Пока нет. Если ты успешно справишься со своей задачей, то ее еще можно будет избежать. И я излагаю ему свой план...
Глава 13
Утром следующего дня я прихожу в контору довольно рано и в весьма необычной одежде. Я надел старый темно-серый костюм, поношенный, но приличный, потрескавшиеся, но хорошо начищенные ботинки, белую рубашку и черный галстук. Мое зеркало категорично утверждает: я вылитый шофер из приличного дома. Заботу о достоверности я простер до того, что нашел шляпу цвета кротовой шкурки с немного полинявшей ленточкой.
По сузившимся глазам Старика я вижу, что ему это нравится.
– Вот бумаги и рекомендации, – говорит он мне. – Те люди могут позвонить вашим бывшим работодателям и получат от них самые лестные отзывы о вас.
Я кладу документы в карман и ухожу.
Прежде чем ехать в Рюэй-Мальмезон, я захожу к Морпьону. Его по-прежнему нет дома.
Бедные голодные кошки бегают по квартире. Я прошу консьержку позаботиться о них в ожидании проблематичного возвращения старого учителя.
Я доезжаю на моем «ягуаре» до вокзала Рюэя, оставляю его там на стоянке и сажусь в такси, чтобы доехать до дома, в котором живет его превосходительство. Дом стоит посреди сильно запущенного парка. Когда я звоню в ворота, два немецких дога с воем подбегают к забору. Сколько бы я ни звал их хорошими песиками и даже красавчиками, они продолжают демонстрировать сильную антипатию ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Он соединяет руки на бюваре, смотрит на свои розовые ногти и вздыхает:
– Мы ведем расследование, находясь на краю пропасти, и не можем сделать ни единого шага.
– Что насчет погибших прошлой ночью? – спрашиваю.
– Нас попросили сделать вывод, что преступление совершено ворами, которых застали на месте преступления.
– Кто об этом попросил?
– Генеральный консул. Он лично позвонил мне сегодня утром.
– И не дал вам никаких объяснений?
– Он и не должен мне их давать. Ему прекрасно известно, что дипломатический корпус, особенно у нас, пользуется всеми привилегиями.
– Но все-таки у них нет привилегии расстреливать пациентов в больницах, молодых женщин у них дома и ажанов при исполнении служебных обязанностей, равно как и выбрасывать из окон стекольщиков, настоящие они или фальшивые! – взрываюсь я.
Старик жестом успокаивает меня.
– Конечно, нет, – соглашается Безволосый, – но центр расследования находится в консульстве, а это запретная территория.
– А если я проникну на эту запретную территорию, патрон?
Он энергично мотает головой.
– С меня хватит и прошлой ночи! Берюрье застрелил двух членов персонала, этого достаточно!
– Эти члены собирались меня убить, позволю вам заметить. Деталь, может, и малозначительная, но считаю нужным о ней напомнить.
– Вы проникли в консульство путем взлома! – Замечает Старик.
Честное слово, сейчас мы с ним опять начнем грызться.
– По-вашему, дело надо закрыть? Он хмурит брови.
– Разве я сказал что-нибудь подобное? Нет, мой дорогой, я просто прошу вас действовать покорректнее, соблюдая правила игры. А они требуют, чтобы вы игнорировали консульство.
– Консульство ладно, но не личное жилище консула.
– Что вы этим хотите сказать?
– Я только что порылся в телефонных книгах. Очень поучительное чтение, господин директор. Консул живет в Рюэй-Мальмезон, точь-в-точь, как Первый.
– Какой Первый?
– Первый консул, иначе называемый Бонапартом! Старик никогда не любил хохм, особенно в критические периоды. Моя шутка ему совершенно не понравилась.
– Прошу вас, мой дорогой, без каламбуров... Я продолжаю улыбаться, что сдерживает мое желание вылить ему на котелок содержимое его чернильницы.
– Так вот, господин директор, как я вам сказал, консул Алабании живет в Рюэй-Мальмезон. Он ищет прислугу: няню и шофера. Меня всегда интересовала домашняя жизнь людей. Особенно дипломатов... Если вы сможете подготовить мне к завтрашнему дню фальшивые документы и рекомендации, я попытаю удачи...
Он расслабляется.
– Вот это неглупо, – говорит он, – Может быть, вам действительно удалось бы...
Дребезжит телефон. Он снимает трубку.
– Вас, – ворчит Старик, протягивая трубку мне. – Медэксперт.
Врач сообщает, что вскрытие бедняжки Япаксы не выявило ничего подозрительного. Кажется, она и вправду умерла естественной смертью, что составляет слабое утешение.
Но для окончательного заключения нужно будет провести целую серию анализов. Я благодарю доктора за его старания и прошу у босса разрешения уйти в мои владения.
Он мне его дает.
Прежде чем идти домой, я заглядываю в бистро напротив пропустить стаканчик. Берю, окруженный группой слушателей, толкает речь. Его лоб заклеен пластырем, нос разбит, глаз окружен синяком, бровь рассечена, а одна рука на перевязи. Он рассказывает, как произошел «несчастный случай»:
– Старуха бросается под колеса автобуса. Он бы ее смял в лепешку. Я без колебаний мчусь вперед, хватаю ее в охапку, толкаю на тротуар, но сам отскочить не успеваю и получаю такой вот апперкот. Я думал, у меня башка разлетится на кусочки. Собрался народ. Мне еле удалось помешать им пронести меня на руках, как триумфатора. Какой-то старикан с орденской лентой спросил мою фамилию, чтобы представить меня к медали «За спасение».
Этот подвиг встречен одобрительным шепотом. Я считаю, что момент благоприятен для большого шоу, и делаю вид, будто только что вошел и ничего не слышал.
– Ну что, Берю, – сочувствующе спрашиваю я, – твоя жена успокоилась? Здорово она тебя разукрасила, бедненький. Ты знаешь, что это основание для развода? Если решишься, можешь рассчитывать на меня как на свидетеля.
– Да о чем ты? – бормочет Жирдяй, бросая на меня умоляющие взгляды.
Слушатели начинают улыбаться.
– Эта людоедка в один прекрасный день убьет его, – мрачно пророчествую я, – Толстяку с ней не справиться!
Хохот становится всеобщим. Слушатели осыпают Жирного саркастическими замечаниями, так что тот, оскорбленный, раскалывает кулаком мрамор столика.
– Я не позволю, чтобы мадам Берюрье называли людоедкой! – гремит он, – Если я с ней поругался, это никого, кроме нас, не касается. Во всех семьях бывают ссоры, это только укрепляет чувства. – Он осушает свой стакан и встает.
– Если вы рассчитываете, что я оплачу выпивку, то шиш вам!
Я догоняю его, когда он уже прошел метров пятьдесят, волоча ноги, как старый мерин.
– Послушай, Толстяк!
– Пошел ты! Я не хочу иметь ничего общего с типами, которые держат мою морду за обезьянью задницу, даже если они мои прямые начальники!
Мне требуются десять минут и тройной чинзано в следующем бистро, чтобы успокоить его.
Когда гнев рыцаря ББ улегся, я начинаю разговор о работе:
– Слушай, старина, завтра мы начинаем генеральное наступление на Алабанию.
– Война?
– Пока нет. Если ты успешно справишься со своей задачей, то ее еще можно будет избежать. И я излагаю ему свой план...
Глава 13
Утром следующего дня я прихожу в контору довольно рано и в весьма необычной одежде. Я надел старый темно-серый костюм, поношенный, но приличный, потрескавшиеся, но хорошо начищенные ботинки, белую рубашку и черный галстук. Мое зеркало категорично утверждает: я вылитый шофер из приличного дома. Заботу о достоверности я простер до того, что нашел шляпу цвета кротовой шкурки с немного полинявшей ленточкой.
По сузившимся глазам Старика я вижу, что ему это нравится.
– Вот бумаги и рекомендации, – говорит он мне. – Те люди могут позвонить вашим бывшим работодателям и получат от них самые лестные отзывы о вас.
Я кладу документы в карман и ухожу.
Прежде чем ехать в Рюэй-Мальмезон, я захожу к Морпьону. Его по-прежнему нет дома.
Бедные голодные кошки бегают по квартире. Я прошу консьержку позаботиться о них в ожидании проблематичного возвращения старого учителя.
Я доезжаю на моем «ягуаре» до вокзала Рюэя, оставляю его там на стоянке и сажусь в такси, чтобы доехать до дома, в котором живет его превосходительство. Дом стоит посреди сильно запущенного парка. Когда я звоню в ворота, два немецких дога с воем подбегают к забору. Сколько бы я ни звал их хорошими песиками и даже красавчиками, они продолжают демонстрировать сильную антипатию ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26