Вышел лобастый мужик, какой-то их местный светило, да как забасит: “Что это за девка?”— а я — плакать. Плачу, что-то бормочу сквозь слезы. Он меня взял под локоть и повел куда-то. Дал успокоительное, посадил на кушетку в коридоре. Сиди здесь, говорит, мать очнется, я ей скажу, что ты рядом. Я на кушетке до утра и проспала. Это ведь очень важно, когда родной человек рядом, правда? Поэтому мама и поправляется быстро.
— Правда, — кивнул Митя растерянно. Ему было стыдно за прошлый раз. Он подумал, что Настя — наивная маленькая девчонка. Ему захотелось погладить ее по волосам, как какого-нибудь котенка. — Хотите, я вас внизу подожду?
— Хочу, — кивнула Настя. — А у вас есть время? Я долго. Буду маму кормить.
— Это ничего, мне некуда торопиться, сказал Митя.
Он вышел на крыльцо больницы, закурил. Рассеянно смотрел на прогуливающихся у корпуса больных и их родственников, думал о своем. Думал о деньгах, которые надо заработать, о том, что должен обязательно отправить Вику с Дашкой на юг. Пускай еще и тещу с собой прихватят. Прошлое лето жена просидела в пыльном городе, мучаясь от токсикоза, ничего вокруг не видя и не слыша. Нервничала, орала, придиралась по пустякам. Сейчас, после рождения Дашки она очень изменилась, стала спокойной и медлительной, как черепаха. Самое время отдохнуть, расслабиться. А он в их отсутствие пока займется Зойкиными книжками и учебниками — нельзя подвести старуху, тем более, в том положении, в каком она оказалась с этими перевыборами. Сука Игонина, а Маркуша — трус! Еще похлеще его трус — только орет много и руками машет.
Неожиданно яркое июньское небо затянула сизая туча, стал накрапывать мелкий дождь. Больные с родственниками заспешили к крыльцу. Митя поежился от нахлынувшей с дождем свежести. На крыльце появилась Настя. Она ему широко улыбнулась.
— Ну что, покормили?
— Да, все в порядке. Знаете, мама очень обрадовалась, что вы пришли. Вы ей нравитесь. Говорит, хороший мальчик, жалко, что женился рано.
— Ничего не рано! — Митя от смущения покраснел. Он кивнул на пелену дождя. — У меня зонта нет.
— У меня есть. Вот вам за машину, — Настя раскрыла сумочку, протянула Мите деньги.
Он отрицательно замотал головой.
— Не придумывайте, Настя, я все равно ничего не возьму.
— Возьмите, возьмите, так нечестно. Мы ведь договаривались, — девушка попыталась сунуть деньги ему в руку, но Митя отстранился.
Возникла неловкая пауза.
— Ну ладно, тогда я вас приглашаю в кафе. Жрать охота и вообще — у меня сегодня праздник — сдала последний экзамен по русской критике. Такая гадость! Надеюсь, ваша жена не будет ворчать, если вы задержитесь на пару часов?
— А чего ей ворчать? Она у меня все понимает, — сказал Митя, еще больше смущаясь.
— Вот и чудесно. Я знаю здесь поблизости одну уютную забегаловку, — Настя раскрыла зонт, подхватила его под руку и потащила за собой в пелену дождя.
Александр Антонович обедал в профессорском зале. Официантка принесла горячее — люля-кебаб с жареным картофелем.
— Без лука? — поинтересовался проректор.
— Конечно без, Александр Антонович, — улыбнулась официантка. — Кушайте на здоровье!
Он увидел, как в зал вошла Игонина, направилась к его столику. Александр Антонович нахмурился — сейчас ему вовсе не хотелось вникать в ее кафедральные передряги, тем более, после случившегося на Ученом совете слишком многие профессора на Ольгу Геннадьевну посматривали искоса.
— Приятного аппетита, Александр Антонович, — сказала Игонина, садясь напротив.
— Оля, ты не могла бы зайти в кабинет минут через тридцать — здесь неудобно.
— В кабинет я раз двадцать заходила. У твоей секретарши один ответ — недавно вышел. Ты что, бегаешь от меня?
— С чего ты взяла? Просто дел по горло. Как там у тебя на кафедре, поспокойней?
— Шутишь, что ли? Я даже за ее стол сесть не могу, не то что руководить — как на зверюгу смотрят. Хочу отказаться от заведования.
— Ты что, с ума сошла! В каком виде ты меня перед Калерием выставишь? Сначала просила, а теперь, при первых трудностях, в кусты? Не можешь характер проявить? Возьми всех этих преподов за шкирку, кулаком по столу ударь. Не хотят с тобой работать? Пожалуйста, скатертью дорога, хоть всей кафедре заявления подпишем. Других найдем. Кто там воду мутит?
— Не знаю, — Ольга Геннадьевна пожала плечами. — Долгышева, наверное. Она за Зоей, как за каменной стеной. Конечно, диссертацию за нее, за дуру, написала, на доцентскую ставку пристроила.
— Ну вот и поговори с ней с глазу на глаз. Предложи уволиться. Вообще, действуй тоньше, подходи индивидуально. Каждого вызови и спроси прямо: за или против. Люди в таких ситуациях, обычно, пасуют. Кто же знал, что со старухой случится такое?
— Да, это верно, сплоховала Зоя Павловна, — Игонина вздохнула.
— По-доброму, нам лучше, чтобы старуха больше не выздоравливала. Иначе кафедра может окончательно расколоться не в твою пользу. Поняла?
Ольга Геннадьевна кивнула.
— И что теперь делать?
— Ничего. Сиди на своем месте, хвост прижми. На все воля божья. А старушку следовало бы навестить. Поговори с ней ласково, без апломба. Подчеркни вклад в науку. Скажи, что зависишь от нее во всем. Ты ведь ее ученица? Раз ее мнение много значит, пусть она сама тебя на свое место посадит. Ладно, иди отсюда, дай поесть спокойно.
— Тяжело мне, Саша, — вздохнула Ольга Геннадьевна, вставая.
— А кому сейчас легко? — Александр Антонович на прощание ободряюще подмигнул Игониной и принялся за еду.
Митя почувствовал, как Вика провела пальцем по его носу, и открыл глаза. Яркое солнце заглядывало в окно спальни через щель между бежевыми шторами, слепило.
— Хватит спать, лаборант. Иди с дочерью гуляй, — сказала Вика.
— Сколько сейчас? — Митя сладко потянулся, пытаясь прогнать остатки сна.
— Почти одиннадцать.
— Ого! — он сел на кровати, поискал ногами тапочки, направился в туалет. — Я через час должен быть в библиотеке.
— В какой еще библиотеке? Сегодня суббота! — возмутилась Вика.
— Вот-вот, суббота. А когда мне еще наукой заниматься? — отозвался Митя из туалета. — На кафедре нагрузили — не вздохнуть. Вчера какой-то проспект для Крошки Цахеса печатал. В понедельник турков провожать. Зося требует отчета по литературе.
— Крошка Цахес, это кто? — поинтересовалась Вика, убирая постель.
— Наша новая заведующая. Ее так Маркуша прозвал.
— Хорошее имечко. А когда ты семьей займешься, ребенком?
Митя из туалета перекочевал в ванную.
— Завтра займусь.
— Слушай, ну это же свинство! Дашка скоро забудет, как выглядит ее папаша.
— Не забудет, — отозвался Митя. Из ванной послышался звук льющейся воды.
— Ну нет, этот номер у тебя не пройдет! — тихо сказала Вика. Она подошла к ванной, открыла дверь. Митя мылся под душем за занавеской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Правда, — кивнул Митя растерянно. Ему было стыдно за прошлый раз. Он подумал, что Настя — наивная маленькая девчонка. Ему захотелось погладить ее по волосам, как какого-нибудь котенка. — Хотите, я вас внизу подожду?
— Хочу, — кивнула Настя. — А у вас есть время? Я долго. Буду маму кормить.
— Это ничего, мне некуда торопиться, сказал Митя.
Он вышел на крыльцо больницы, закурил. Рассеянно смотрел на прогуливающихся у корпуса больных и их родственников, думал о своем. Думал о деньгах, которые надо заработать, о том, что должен обязательно отправить Вику с Дашкой на юг. Пускай еще и тещу с собой прихватят. Прошлое лето жена просидела в пыльном городе, мучаясь от токсикоза, ничего вокруг не видя и не слыша. Нервничала, орала, придиралась по пустякам. Сейчас, после рождения Дашки она очень изменилась, стала спокойной и медлительной, как черепаха. Самое время отдохнуть, расслабиться. А он в их отсутствие пока займется Зойкиными книжками и учебниками — нельзя подвести старуху, тем более, в том положении, в каком она оказалась с этими перевыборами. Сука Игонина, а Маркуша — трус! Еще похлеще его трус — только орет много и руками машет.
Неожиданно яркое июньское небо затянула сизая туча, стал накрапывать мелкий дождь. Больные с родственниками заспешили к крыльцу. Митя поежился от нахлынувшей с дождем свежести. На крыльце появилась Настя. Она ему широко улыбнулась.
— Ну что, покормили?
— Да, все в порядке. Знаете, мама очень обрадовалась, что вы пришли. Вы ей нравитесь. Говорит, хороший мальчик, жалко, что женился рано.
— Ничего не рано! — Митя от смущения покраснел. Он кивнул на пелену дождя. — У меня зонта нет.
— У меня есть. Вот вам за машину, — Настя раскрыла сумочку, протянула Мите деньги.
Он отрицательно замотал головой.
— Не придумывайте, Настя, я все равно ничего не возьму.
— Возьмите, возьмите, так нечестно. Мы ведь договаривались, — девушка попыталась сунуть деньги ему в руку, но Митя отстранился.
Возникла неловкая пауза.
— Ну ладно, тогда я вас приглашаю в кафе. Жрать охота и вообще — у меня сегодня праздник — сдала последний экзамен по русской критике. Такая гадость! Надеюсь, ваша жена не будет ворчать, если вы задержитесь на пару часов?
— А чего ей ворчать? Она у меня все понимает, — сказал Митя, еще больше смущаясь.
— Вот и чудесно. Я знаю здесь поблизости одну уютную забегаловку, — Настя раскрыла зонт, подхватила его под руку и потащила за собой в пелену дождя.
Александр Антонович обедал в профессорском зале. Официантка принесла горячее — люля-кебаб с жареным картофелем.
— Без лука? — поинтересовался проректор.
— Конечно без, Александр Антонович, — улыбнулась официантка. — Кушайте на здоровье!
Он увидел, как в зал вошла Игонина, направилась к его столику. Александр Антонович нахмурился — сейчас ему вовсе не хотелось вникать в ее кафедральные передряги, тем более, после случившегося на Ученом совете слишком многие профессора на Ольгу Геннадьевну посматривали искоса.
— Приятного аппетита, Александр Антонович, — сказала Игонина, садясь напротив.
— Оля, ты не могла бы зайти в кабинет минут через тридцать — здесь неудобно.
— В кабинет я раз двадцать заходила. У твоей секретарши один ответ — недавно вышел. Ты что, бегаешь от меня?
— С чего ты взяла? Просто дел по горло. Как там у тебя на кафедре, поспокойней?
— Шутишь, что ли? Я даже за ее стол сесть не могу, не то что руководить — как на зверюгу смотрят. Хочу отказаться от заведования.
— Ты что, с ума сошла! В каком виде ты меня перед Калерием выставишь? Сначала просила, а теперь, при первых трудностях, в кусты? Не можешь характер проявить? Возьми всех этих преподов за шкирку, кулаком по столу ударь. Не хотят с тобой работать? Пожалуйста, скатертью дорога, хоть всей кафедре заявления подпишем. Других найдем. Кто там воду мутит?
— Не знаю, — Ольга Геннадьевна пожала плечами. — Долгышева, наверное. Она за Зоей, как за каменной стеной. Конечно, диссертацию за нее, за дуру, написала, на доцентскую ставку пристроила.
— Ну вот и поговори с ней с глазу на глаз. Предложи уволиться. Вообще, действуй тоньше, подходи индивидуально. Каждого вызови и спроси прямо: за или против. Люди в таких ситуациях, обычно, пасуют. Кто же знал, что со старухой случится такое?
— Да, это верно, сплоховала Зоя Павловна, — Игонина вздохнула.
— По-доброму, нам лучше, чтобы старуха больше не выздоравливала. Иначе кафедра может окончательно расколоться не в твою пользу. Поняла?
Ольга Геннадьевна кивнула.
— И что теперь делать?
— Ничего. Сиди на своем месте, хвост прижми. На все воля божья. А старушку следовало бы навестить. Поговори с ней ласково, без апломба. Подчеркни вклад в науку. Скажи, что зависишь от нее во всем. Ты ведь ее ученица? Раз ее мнение много значит, пусть она сама тебя на свое место посадит. Ладно, иди отсюда, дай поесть спокойно.
— Тяжело мне, Саша, — вздохнула Ольга Геннадьевна, вставая.
— А кому сейчас легко? — Александр Антонович на прощание ободряюще подмигнул Игониной и принялся за еду.
Митя почувствовал, как Вика провела пальцем по его носу, и открыл глаза. Яркое солнце заглядывало в окно спальни через щель между бежевыми шторами, слепило.
— Хватит спать, лаборант. Иди с дочерью гуляй, — сказала Вика.
— Сколько сейчас? — Митя сладко потянулся, пытаясь прогнать остатки сна.
— Почти одиннадцать.
— Ого! — он сел на кровати, поискал ногами тапочки, направился в туалет. — Я через час должен быть в библиотеке.
— В какой еще библиотеке? Сегодня суббота! — возмутилась Вика.
— Вот-вот, суббота. А когда мне еще наукой заниматься? — отозвался Митя из туалета. — На кафедре нагрузили — не вздохнуть. Вчера какой-то проспект для Крошки Цахеса печатал. В понедельник турков провожать. Зося требует отчета по литературе.
— Крошка Цахес, это кто? — поинтересовалась Вика, убирая постель.
— Наша новая заведующая. Ее так Маркуша прозвал.
— Хорошее имечко. А когда ты семьей займешься, ребенком?
Митя из туалета перекочевал в ванную.
— Завтра займусь.
— Слушай, ну это же свинство! Дашка скоро забудет, как выглядит ее папаша.
— Не забудет, — отозвался Митя. Из ванной послышался звук льющейся воды.
— Ну нет, этот номер у тебя не пройдет! — тихо сказала Вика. Она подошла к ванной, открыла дверь. Митя мылся под душем за занавеской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76