«Сентиментальным, что ли, становлюсь? Бардак!»
Будет очень обидно, ежели пацан снова проворуется. Авторитет положенца, конечно, не пострадает, но определенный удар по самолюбию это нанесет.
Вечером он подозвал дежурного шныря. Велел собрать в пакет курева, чая, консервов, конфет. Спросил, есть ли у Милюкова кореша в отряде.
– Отдай им пакет, пусть ему передадут. Мол, «подгон» с «дачки». Да не спались, что от меня «грев». Похороню.
– Понял, все сделаю.
«Нет, что-то определенно происходит… Может, старею?.. Надо, пожалуй, напрячь Вышкина, чтоб парня расконвоировал.[16] Иначе зачмырят, когда откинусь…»
* * *
За неделю до первомайских праздников Николай Филиппович написал рапорт с просьбой предоставить ему очередной отпуск. Иначе не дотянет до пенсии. Да и к сыну в Екатеринбург надо съездить, подготовить плацдарм для переселения. А потом, не выходя из отпуска, взять больничный на месяцок-другой, в госпитале поваляться. Болячек хватает. Глядишь, вторую группу инвалидности вылежит. С соответствующим денежным приложением. И выйдет на службу, только чтобы передать дела и проставиться за окончание государевой службы. Так делали почти все его коллеги, не желавшие после сорока пяти продлевать контракт.
Рапорт сначала подписывать не хотели, с руководящими кадрами в колонии был дефицит – замначальника по безопасности и оперативной работе проваляется со своей спиной до конца лета, а на пьяницу замполита полагаться нельзя. Помог прекрасно проведенный «День лагеря», воспоминания о котором сразу улучшали настроение шефу управления. К тому же Николай Филиппович твердо заверил, что Гладких прекрасно справится с обязанностями хозяина (в чем лично сомневался). Но отпуск гораздо важнее, тем более что билеты до Екатеринбурга были уже куплены. В крайнем случае, пришлют подмогу.
В общем, накрыв дежурную поляну в своем кабинете и вручив начальнику оперчасти «ядерный чемоданчик» и большую зоновскую печать, Николай Филиппович попрощался с коллективом и погрузился в купейный вагон.
Нельзя сказать, что Федор Васильевич Гладких сильно огорчился от перспективы отвечать за лагерь в течение двух, а то и трех предстоящих месяцев. Наоборот, это был хороший шанс показать всем, кто есть кто в зоне. И главное – лишиться неудобной приставки И. О., стать полноправным хозяином, когда Вышкин уйдет на пенсион. Но для этого необходимо себя зарекомендовать. Например, красиво и грамотно разобраться с нештатной ситуацией.
Что это еще за воровская власть? Ишь, устроили разделение на красных и черных. Власть должна быть одна – царская! В смысле – государственная. А кто не согласен, тому объясним. Если надо – жестко объясним. И если не надо – все равно жестко. Чтобы дошло сразу и навсегда. Бей черных, пока не покраснеют!..
Объяснять Федор Васильевич решил в ближайший же понедельник, не откладывая революцию на потом. Разработал на бумаге секретный план вооруженного восстания, который впоследствии сжег в пепельнице. Накануне, в воскресенье, встретился в условленном месте с Казбеком Шамаевым. Победить в революции без поддержки изнутри довольно сложно, значит, надо привлекать на свою сторону сочувствующих. Шаман – как раз то, что нужно. Сочувствует. И с Сумраком у него скрытый конфликт, и крюк на Казбека крепкий. Без уговоров пойдет на баррикады за светлое будущее.
– Ну вот, Казбекушка, и сбылась твоя вековая мечта, – романтично начал кум.
– На УДО выхожу?!
– Круче. Бугром станешь. Большим-большим бугром. Вместо Сумрака. Как ты и хотел.
– А он куда?.. – насторожился Казбек, крысиным чутьем распознав подвох.
– Добровольно сложит полномочия. Или не добровольно. Но сложит. За это я как исполняющий обязанности хозяина отвечаю. Зарвался он окончательно, пора осадить. Согласен?
– Осадить давно пора, – злорадно ухмыльнулся Казбек, сразу вспомнив пощечину и пенный душ из огнетушителя. – А как же сходняк воровской? Паша Клык? Он же его ставил – ему и снимать.
– Не понял. Кто такой Паша Клык? Министр юстиции? Или начальник управления исполнения наказаний?
– Вор в законе.
– Что-то я такой должности не припомню… Начальник оперчасти – есть, замполит есть. Даже завхоз есть… А как ты сказал… Вор? В законе? Надо же такое выдумать… Даже смешно, ей-богу.
Казбек промолчал, что кум расценил как согласие.
– Короче, слушай и запоминай. Завтра вечером дуй на пищеблок. Кинешь в котел на ужин что поаппетитней. Пару крыс дохлых или дерьма собачьего. На твой вкус. Кстати, я слышал, Витя не всем блатным одинаково нравится. Верно?
– Верно. Медведь с ним не здоровается. А Акула вообще не любит за сломанную руку, хотя он уже не блатной. Шлямбур, обратно…
– Слушай, что у вас за зверинец?! Отвыкай, однако. Не Медведь, а заключенный Гималайский, не Акула, а заключенный Пескарев. В общем, предупреди их, чтобы после отбоя залегли в «локалке»[17] первого отряда и не высовывались. И сам заляг.
– А потом?
– Ждите сигнала. Утром станешь бугром. Поможешь мне навести в зоне порядок. Уверен, ты справишься. Как видишь, ничего сложного.
«Но и ничего простого, – подумал хитрый Казбек. – Занять место положенца без разрешения блатного сходняка – все равно что с вышки на колючку прыгнуть. Без задницы останешься. И без башки».
Но возражать не стал. Перевесила «любовь» к Сумраку – уж очень хотелось шакалу горлянку покоцать. Да и крюк мешал возразить. Крепок, зараза, – не соскочишь.
– Мента мне отдашь?
Вспомнился удар Кольцова ниже пояса. Неплохо бы поквитаться.
– Зачем он тебе?
– Должок хочу вернуть.
Гладких размышлял недолго:
– Забирай!
Казбек кивнул и отправился ловить крысу. С дерьмом связываться не хотелось, а с крысами в лагере дефицита не наблюдалось.
Гладких тем временем вернулся в кабинет и продолжил подготовку к перевороту. Все должно произойти естественно, без сюжетных натяжек. Иначе возможны незапланированные повороты.
Революция, о которой так долго шептали ссученные меньшевики-активисты, началась вечером следующих суток, когда один из проголодавшихся зэков обнаружил в миске с бизнес-ланчем вареную крысиную голову. Вместо мяса. С подливкой. Ладно б таракана или волос. А то башню крысиную! Особенно добавляли аппетита глазки, из черных превратившиеся в белые.
– Что за бля?! Атас! Шеф-повара сюда! И хозяина ресторана!
Народ отреагировал бурно. Побросал «весла» и застучал кулаками по столу. Шеф-повар, услышав о недоразумении, заперся на кухне, забаррикадировав двери разделочным столом и чаном с квашеной капустой. За такой «деликатес» варка в котле на медленном огне ему была обеспечена. Это в лучшем случае. В худшем – отрежут гениталии, заставят сварить вкрутую, потом схавать с аппетитом и сказать спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Будет очень обидно, ежели пацан снова проворуется. Авторитет положенца, конечно, не пострадает, но определенный удар по самолюбию это нанесет.
Вечером он подозвал дежурного шныря. Велел собрать в пакет курева, чая, консервов, конфет. Спросил, есть ли у Милюкова кореша в отряде.
– Отдай им пакет, пусть ему передадут. Мол, «подгон» с «дачки». Да не спались, что от меня «грев». Похороню.
– Понял, все сделаю.
«Нет, что-то определенно происходит… Может, старею?.. Надо, пожалуй, напрячь Вышкина, чтоб парня расконвоировал.[16] Иначе зачмырят, когда откинусь…»
* * *
За неделю до первомайских праздников Николай Филиппович написал рапорт с просьбой предоставить ему очередной отпуск. Иначе не дотянет до пенсии. Да и к сыну в Екатеринбург надо съездить, подготовить плацдарм для переселения. А потом, не выходя из отпуска, взять больничный на месяцок-другой, в госпитале поваляться. Болячек хватает. Глядишь, вторую группу инвалидности вылежит. С соответствующим денежным приложением. И выйдет на службу, только чтобы передать дела и проставиться за окончание государевой службы. Так делали почти все его коллеги, не желавшие после сорока пяти продлевать контракт.
Рапорт сначала подписывать не хотели, с руководящими кадрами в колонии был дефицит – замначальника по безопасности и оперативной работе проваляется со своей спиной до конца лета, а на пьяницу замполита полагаться нельзя. Помог прекрасно проведенный «День лагеря», воспоминания о котором сразу улучшали настроение шефу управления. К тому же Николай Филиппович твердо заверил, что Гладких прекрасно справится с обязанностями хозяина (в чем лично сомневался). Но отпуск гораздо важнее, тем более что билеты до Екатеринбурга были уже куплены. В крайнем случае, пришлют подмогу.
В общем, накрыв дежурную поляну в своем кабинете и вручив начальнику оперчасти «ядерный чемоданчик» и большую зоновскую печать, Николай Филиппович попрощался с коллективом и погрузился в купейный вагон.
Нельзя сказать, что Федор Васильевич Гладких сильно огорчился от перспективы отвечать за лагерь в течение двух, а то и трех предстоящих месяцев. Наоборот, это был хороший шанс показать всем, кто есть кто в зоне. И главное – лишиться неудобной приставки И. О., стать полноправным хозяином, когда Вышкин уйдет на пенсион. Но для этого необходимо себя зарекомендовать. Например, красиво и грамотно разобраться с нештатной ситуацией.
Что это еще за воровская власть? Ишь, устроили разделение на красных и черных. Власть должна быть одна – царская! В смысле – государственная. А кто не согласен, тому объясним. Если надо – жестко объясним. И если не надо – все равно жестко. Чтобы дошло сразу и навсегда. Бей черных, пока не покраснеют!..
Объяснять Федор Васильевич решил в ближайший же понедельник, не откладывая революцию на потом. Разработал на бумаге секретный план вооруженного восстания, который впоследствии сжег в пепельнице. Накануне, в воскресенье, встретился в условленном месте с Казбеком Шамаевым. Победить в революции без поддержки изнутри довольно сложно, значит, надо привлекать на свою сторону сочувствующих. Шаман – как раз то, что нужно. Сочувствует. И с Сумраком у него скрытый конфликт, и крюк на Казбека крепкий. Без уговоров пойдет на баррикады за светлое будущее.
– Ну вот, Казбекушка, и сбылась твоя вековая мечта, – романтично начал кум.
– На УДО выхожу?!
– Круче. Бугром станешь. Большим-большим бугром. Вместо Сумрака. Как ты и хотел.
– А он куда?.. – насторожился Казбек, крысиным чутьем распознав подвох.
– Добровольно сложит полномочия. Или не добровольно. Но сложит. За это я как исполняющий обязанности хозяина отвечаю. Зарвался он окончательно, пора осадить. Согласен?
– Осадить давно пора, – злорадно ухмыльнулся Казбек, сразу вспомнив пощечину и пенный душ из огнетушителя. – А как же сходняк воровской? Паша Клык? Он же его ставил – ему и снимать.
– Не понял. Кто такой Паша Клык? Министр юстиции? Или начальник управления исполнения наказаний?
– Вор в законе.
– Что-то я такой должности не припомню… Начальник оперчасти – есть, замполит есть. Даже завхоз есть… А как ты сказал… Вор? В законе? Надо же такое выдумать… Даже смешно, ей-богу.
Казбек промолчал, что кум расценил как согласие.
– Короче, слушай и запоминай. Завтра вечером дуй на пищеблок. Кинешь в котел на ужин что поаппетитней. Пару крыс дохлых или дерьма собачьего. На твой вкус. Кстати, я слышал, Витя не всем блатным одинаково нравится. Верно?
– Верно. Медведь с ним не здоровается. А Акула вообще не любит за сломанную руку, хотя он уже не блатной. Шлямбур, обратно…
– Слушай, что у вас за зверинец?! Отвыкай, однако. Не Медведь, а заключенный Гималайский, не Акула, а заключенный Пескарев. В общем, предупреди их, чтобы после отбоя залегли в «локалке»[17] первого отряда и не высовывались. И сам заляг.
– А потом?
– Ждите сигнала. Утром станешь бугром. Поможешь мне навести в зоне порядок. Уверен, ты справишься. Как видишь, ничего сложного.
«Но и ничего простого, – подумал хитрый Казбек. – Занять место положенца без разрешения блатного сходняка – все равно что с вышки на колючку прыгнуть. Без задницы останешься. И без башки».
Но возражать не стал. Перевесила «любовь» к Сумраку – уж очень хотелось шакалу горлянку покоцать. Да и крюк мешал возразить. Крепок, зараза, – не соскочишь.
– Мента мне отдашь?
Вспомнился удар Кольцова ниже пояса. Неплохо бы поквитаться.
– Зачем он тебе?
– Должок хочу вернуть.
Гладких размышлял недолго:
– Забирай!
Казбек кивнул и отправился ловить крысу. С дерьмом связываться не хотелось, а с крысами в лагере дефицита не наблюдалось.
Гладких тем временем вернулся в кабинет и продолжил подготовку к перевороту. Все должно произойти естественно, без сюжетных натяжек. Иначе возможны незапланированные повороты.
Революция, о которой так долго шептали ссученные меньшевики-активисты, началась вечером следующих суток, когда один из проголодавшихся зэков обнаружил в миске с бизнес-ланчем вареную крысиную голову. Вместо мяса. С подливкой. Ладно б таракана или волос. А то башню крысиную! Особенно добавляли аппетита глазки, из черных превратившиеся в белые.
– Что за бля?! Атас! Шеф-повара сюда! И хозяина ресторана!
Народ отреагировал бурно. Побросал «весла» и застучал кулаками по столу. Шеф-повар, услышав о недоразумении, заперся на кухне, забаррикадировав двери разделочным столом и чаном с квашеной капустой. За такой «деликатес» варка в котле на медленном огне ему была обеспечена. Это в лучшем случае. В худшем – отрежут гениталии, заставят сварить вкрутую, потом схавать с аппетитом и сказать спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76