Меня это устраивало.
Ночной воздух был прохладным, его согревало желтое сияние лампы в иллюминаторе "Лисицы". Внизу была Надя, она ждала меня.
Я сидел на тумбе и размышлял. Она встала у меня на пути. Она расследует гибель Ребейна. Она сделала все возможное, чтобы уговорить меня поехать в Таллинн на поиски людей, о существовании которых я слышал только от нее.
Мой приятель Терри Фальконер в 1981 году переспал с девицей в Чехословакии. Он был корреспондентом американского телевидения из Центральной Европы, пока не получил фотографии и тщательно сформулированную просьбу отказаться от работы над репортажем о чехословацких поставках оружия в Южную Африку. Теперь он был редактором журнала "Домашний умелец", работа ему не нравилась, но ничего лучшего он найти не мог.
Я сидел на тумбе и крыл на чем свет стоит газеты, телекомпании, политиков и прочую сволочь, которая распоряжалась чужими чувствами, чтобы процветали банки и корпорации. Билл Тиррелл — частное лицо вернулся бы в каюту и продолжил то, что начал. Но не Билл Тиррелл — журналист.
Я встал, проверил швартовы. Все прекрасно, как я и думал. Я просто выигрывал время, оттягивал решение. Есть одна зацепка. Это фотография"
Фотографию можно и подделать. И пока Билл Тиррелл не узнает что к чему, он попридержит руки.
Я спустился вниз, спотыкаясь на трапе, и прислонился к дверному косяку. Надя сидела на скамейке, улыбаясь по-новому нежной улыбкой.
— Устал, — сказал я. — Башка трещит. Спокойной ночи.
Краем глаза я увидел ее лицо: расслабленное и недоверчивое. Потом я отправился к себе в каюту, запер дверь и попеременно то засыпал, то ругал себя, пока между сомкнутыми мачтами не начал сочиться рассвет.
Глава 19
В семь часов я встал и отправился в город. Пит, корабельный мастер, был уже на месте. Я объяснил ему, что от него требуется. Он подвез меня до Бейсина, я уселся в свой фургон и направился в Плимут.
Я съел в кафе бутерброд с ветчиной, запил его чаем, припарковал машину в многоэтажном гараже и отправился по бетонному лабиринту к дому, на фасаде которого красовалась лиловая надпись: "Студия Мориса Поля".
Мориса Поля на самом деле звали Ден Слоггерт. У него были короткие торчащие волосы и очки бильярдиста, которые, однако, не скрывали здоровенных мешков под глазами — результат неумеренного потребления джина.
— Билли! — вскричал он, отбрасывая снимок, на котором девочка с пухлым, как пончик, лицом с вожделением смотрела на белого котенка. — Тыщу лет не виделись!
Когда-то Морис делал лучшие на Флит-стрит репортажи о дорожно-транспортных происшествиях. О фотографии он знал все, что только можно. Я пожал его маленькую мягкую руку и вытащил из кармана Надин снимок.
— Я хотел узнать. Это подделка?
Он нахмурился, глядя на снимок. Потом достал из ящика толстую лупу, посмотрел сквозь нее.
— Вроде нет, — сказал он.
— Точно? — У меня пересохло во рту.
— Нет. — Он закурил "Силк Кат", закашлялся, выпустил дым в физиономии жениха и невесты в золоченой рамке. На женихе была юбка шотландского горца. Он скорчил парочке рожу. — Я вчера вечером видел пленочку, — сказал он. — Маргарет Тэтчер в постели с полковником Каддафи. Потрясающая штука — компьютер! — Он снова взялся за лупу. — Но это хороший снимок. Старый аппарат с пластинкой. Никакой ретуши. Очень хорошая фактура. Такое не подделаешь.
Я с трудом сглотнул.
— Невозможно подделать?
— Сейчас нет ничего невозможного. Но в данном случае так трудно, что почти невозможно.
— Можешь быстро сделать мне пару копий?
Он нажал кнопку внутреннего телефона.
— Дайлис, — сказал он, — если явится миссис Роджерс со своим чертовым чадом, пусть подождет. — Он отключил связь. — Через полчаса будет готово.
Я вышел, выпил еще чашку чаю, почитал газеты. Снимки были готовы с точностью до секунды: что значит привычка всегда поспевать в срок. Он взял с меня пятерку. Я воспользовался его телефоном и набрал номер Кристофера.
Подошла Рут. Я спросил Кристофера. Она сказала:
— Его нет дома. — Голос у нее был холодный и недовольный.
— Когда он придет? — спросил я.
— Когда захочет, — ответила она. — Он поехал к матери.
Кристофер был депутатом от дорсетского городка с еженедельным базаром, населенного в основном отставными полковниками и их женами. Женам нравилось его мальчишеское обаяние. Полковникам нравилось, что он зять Невилла Глейзбрука. В последнее время я все больше убеждался, что на Рут ни то, ни другое не производит ни малейшего впечатления.
Я забрался в свой фургон и поехал через холмы к Лидьятс-Мэнор, поселку из камня цвета сливочной помадки.
Мать поправляла тяпкой цветочную клумбу. Джордж сидел на террасе и читал третью страницу "Дэйли телеграф", его губы под жесткими усами шевелились.
Мать выпрямилась, лицо у нее было красным от напряжения.
— Дорогой! — сказала она. — Как чудесно! А Кристофер только что вышел.
Я выпил чашку кофе. У них был розовый джин. Джордж с одобрением заговорил об успехах Кристофера на ниве сокращения финансовой помощи Вест-Индии. Матери не пришлось долго уговаривать меня посмотреть на ее флоксы, росшие в другом конце сада, вне пределов слышимости.
— Прелесть, — выразил я свое восхищение и вытащил фотографию. — Ты когда-нибудь это видела?
— Господи! Это же твой отец. — Она с минуту неотрывно смотрела на снимок. — Все-таки у него была ужасная борода, — наконец сказала она. — Я всегда просила его сбрить ее.
— Ты знаешь, что это за люди с ним?
Она покачала головой, как будто ей было все равно. Любовь моего отца к морю доходила почти до фанатизма. Мать поначалу ревновала, потом примирилась с этим, как примирилась бы с существованием любовницы.
Я сказал:
— Он всегда говорил мне, что плавает на дизельных кораблях.
— Что такое дизельные?
— Не парусные.
— А-а... — протянула она. Джин начинал на нее действовать.
Я продолжал:
— После известия, что он погиб в море, ты ничего о нем не слышала?
— Не слышала? — Ее взгляд сделался пустым. На этот раз дело было не в джине. Она как будто смотрела внутрь себя, на что-то, чего ей не хотелось видеть. — Нет, не думаю.
— Но ты не уверена.
— Не дави на меня, — попросила она слабым, взволнованным голосом.
Я почувствовал себя виноватым, что от меня и требовалось.
— Извини. Просто творятся странные дела.
Джин вернул ее на ровный курс.
— Я знаю. Бедный Билл. Тебе ужасно не хватало отца. Я так и не простила ему этого. Как и всего остального. — Она сжала мою руку. Ее кожа задубела от работы в саду. — Было одно письмо. Вот и все.
— Письмо?
— От какой-то сумасшедшей. Из Восточной Европы. Она писала, что встретила твоего отца и что он болен или что-то вроде того.
— Когда это было?
— Не помню. Но после его смерти, это точно. Я говорю тебе, она сумасшедшая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Ночной воздух был прохладным, его согревало желтое сияние лампы в иллюминаторе "Лисицы". Внизу была Надя, она ждала меня.
Я сидел на тумбе и размышлял. Она встала у меня на пути. Она расследует гибель Ребейна. Она сделала все возможное, чтобы уговорить меня поехать в Таллинн на поиски людей, о существовании которых я слышал только от нее.
Мой приятель Терри Фальконер в 1981 году переспал с девицей в Чехословакии. Он был корреспондентом американского телевидения из Центральной Европы, пока не получил фотографии и тщательно сформулированную просьбу отказаться от работы над репортажем о чехословацких поставках оружия в Южную Африку. Теперь он был редактором журнала "Домашний умелец", работа ему не нравилась, но ничего лучшего он найти не мог.
Я сидел на тумбе и крыл на чем свет стоит газеты, телекомпании, политиков и прочую сволочь, которая распоряжалась чужими чувствами, чтобы процветали банки и корпорации. Билл Тиррелл — частное лицо вернулся бы в каюту и продолжил то, что начал. Но не Билл Тиррелл — журналист.
Я встал, проверил швартовы. Все прекрасно, как я и думал. Я просто выигрывал время, оттягивал решение. Есть одна зацепка. Это фотография"
Фотографию можно и подделать. И пока Билл Тиррелл не узнает что к чему, он попридержит руки.
Я спустился вниз, спотыкаясь на трапе, и прислонился к дверному косяку. Надя сидела на скамейке, улыбаясь по-новому нежной улыбкой.
— Устал, — сказал я. — Башка трещит. Спокойной ночи.
Краем глаза я увидел ее лицо: расслабленное и недоверчивое. Потом я отправился к себе в каюту, запер дверь и попеременно то засыпал, то ругал себя, пока между сомкнутыми мачтами не начал сочиться рассвет.
Глава 19
В семь часов я встал и отправился в город. Пит, корабельный мастер, был уже на месте. Я объяснил ему, что от него требуется. Он подвез меня до Бейсина, я уселся в свой фургон и направился в Плимут.
Я съел в кафе бутерброд с ветчиной, запил его чаем, припарковал машину в многоэтажном гараже и отправился по бетонному лабиринту к дому, на фасаде которого красовалась лиловая надпись: "Студия Мориса Поля".
Мориса Поля на самом деле звали Ден Слоггерт. У него были короткие торчащие волосы и очки бильярдиста, которые, однако, не скрывали здоровенных мешков под глазами — результат неумеренного потребления джина.
— Билли! — вскричал он, отбрасывая снимок, на котором девочка с пухлым, как пончик, лицом с вожделением смотрела на белого котенка. — Тыщу лет не виделись!
Когда-то Морис делал лучшие на Флит-стрит репортажи о дорожно-транспортных происшествиях. О фотографии он знал все, что только можно. Я пожал его маленькую мягкую руку и вытащил из кармана Надин снимок.
— Я хотел узнать. Это подделка?
Он нахмурился, глядя на снимок. Потом достал из ящика толстую лупу, посмотрел сквозь нее.
— Вроде нет, — сказал он.
— Точно? — У меня пересохло во рту.
— Нет. — Он закурил "Силк Кат", закашлялся, выпустил дым в физиономии жениха и невесты в золоченой рамке. На женихе была юбка шотландского горца. Он скорчил парочке рожу. — Я вчера вечером видел пленочку, — сказал он. — Маргарет Тэтчер в постели с полковником Каддафи. Потрясающая штука — компьютер! — Он снова взялся за лупу. — Но это хороший снимок. Старый аппарат с пластинкой. Никакой ретуши. Очень хорошая фактура. Такое не подделаешь.
Я с трудом сглотнул.
— Невозможно подделать?
— Сейчас нет ничего невозможного. Но в данном случае так трудно, что почти невозможно.
— Можешь быстро сделать мне пару копий?
Он нажал кнопку внутреннего телефона.
— Дайлис, — сказал он, — если явится миссис Роджерс со своим чертовым чадом, пусть подождет. — Он отключил связь. — Через полчаса будет готово.
Я вышел, выпил еще чашку чаю, почитал газеты. Снимки были готовы с точностью до секунды: что значит привычка всегда поспевать в срок. Он взял с меня пятерку. Я воспользовался его телефоном и набрал номер Кристофера.
Подошла Рут. Я спросил Кристофера. Она сказала:
— Его нет дома. — Голос у нее был холодный и недовольный.
— Когда он придет? — спросил я.
— Когда захочет, — ответила она. — Он поехал к матери.
Кристофер был депутатом от дорсетского городка с еженедельным базаром, населенного в основном отставными полковниками и их женами. Женам нравилось его мальчишеское обаяние. Полковникам нравилось, что он зять Невилла Глейзбрука. В последнее время я все больше убеждался, что на Рут ни то, ни другое не производит ни малейшего впечатления.
Я забрался в свой фургон и поехал через холмы к Лидьятс-Мэнор, поселку из камня цвета сливочной помадки.
Мать поправляла тяпкой цветочную клумбу. Джордж сидел на террасе и читал третью страницу "Дэйли телеграф", его губы под жесткими усами шевелились.
Мать выпрямилась, лицо у нее было красным от напряжения.
— Дорогой! — сказала она. — Как чудесно! А Кристофер только что вышел.
Я выпил чашку кофе. У них был розовый джин. Джордж с одобрением заговорил об успехах Кристофера на ниве сокращения финансовой помощи Вест-Индии. Матери не пришлось долго уговаривать меня посмотреть на ее флоксы, росшие в другом конце сада, вне пределов слышимости.
— Прелесть, — выразил я свое восхищение и вытащил фотографию. — Ты когда-нибудь это видела?
— Господи! Это же твой отец. — Она с минуту неотрывно смотрела на снимок. — Все-таки у него была ужасная борода, — наконец сказала она. — Я всегда просила его сбрить ее.
— Ты знаешь, что это за люди с ним?
Она покачала головой, как будто ей было все равно. Любовь моего отца к морю доходила почти до фанатизма. Мать поначалу ревновала, потом примирилась с этим, как примирилась бы с существованием любовницы.
Я сказал:
— Он всегда говорил мне, что плавает на дизельных кораблях.
— Что такое дизельные?
— Не парусные.
— А-а... — протянула она. Джин начинал на нее действовать.
Я продолжал:
— После известия, что он погиб в море, ты ничего о нем не слышала?
— Не слышала? — Ее взгляд сделался пустым. На этот раз дело было не в джине. Она как будто смотрела внутрь себя, на что-то, чего ей не хотелось видеть. — Нет, не думаю.
— Но ты не уверена.
— Не дави на меня, — попросила она слабым, взволнованным голосом.
Я почувствовал себя виноватым, что от меня и требовалось.
— Извини. Просто творятся странные дела.
Джин вернул ее на ровный курс.
— Я знаю. Бедный Билл. Тебе ужасно не хватало отца. Я так и не простила ему этого. Как и всего остального. — Она сжала мою руку. Ее кожа задубела от работы в саду. — Было одно письмо. Вот и все.
— Письмо?
— От какой-то сумасшедшей. Из Восточной Европы. Она писала, что встретила твоего отца и что он болен или что-то вроде того.
— Когда это было?
— Не помню. Но после его смерти, это точно. Я говорю тебе, она сумасшедшая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81