Напишете потом статью о поездке, если захотите, — и все. Главный редактор в ваш курсе — и наш план полностью одобрил. И совершенно согласен с тем, что вашу статью нельзя печатать — ради вашей же безопасности. С ним сегодня говорили, и он, разумеется, сразу вошел в положение, и…
За почти одиннадцать лет работы в газете я только однажды снимала свой материал. По личной, очень частной просьбе главного. То, что я написала, могло ему повредить-как поняла, он опасался, что на него начнут давить те люди, которых я упоминаю, и, видимо, у них было что-то на него. Он ведь не святой, бизнесом занимается, за границей опять же, и, наверное, кто-то очень высокопоставленный может его, что называется, прихватить на чем-то. И я согласилась тогда — хотя и с неохотой. И только потому, что он об этом попросил. Но снимать собственноручно свой материал — тем более такой вкусный, тем более после трехнедельного почти расследования? Это было исключено.
— Это исключено, Анатолий, — произнесла категорично. Тут же постаравшись смягчить фразу. — Я ценю вашу заботу — но я никуда не поеду и материал снимать не буду. И заверяю вас, что он выйдет. А со своим начальством я побеседую сама — коль скоро речь идет о моей безопасности, то мне и решать, ставить ее под угрозу или нет. Кстати, должна вам сказать, что я не в первый раз оказываюсь в нехорошей ситуации — и по личному опыту знаю, что лучшей гарантией моей безопасности является скорейший выход статьи. Так что она выйдет в самое ближайшее время — не завтра, конечно, но послезавтра или послепослезавтра…
Он сокрушенно всплеснул руками с таким видом, словно это его жизни угрожала моя статья. И в обращенном ко мне взгляде была целая куча эмоций — от сожаления и сочувствия до обиды и упрека. А потом он снова покосился на молчаливого, который теперь смотрел не в окно, а на меня. Как-то непонятно смотрел. Как на паскудное какое-то насекомое, на тупого мотылька, который летает вокруг свечки, сужая и сужая круги, а его пытаются отогнать и тем самым спасти, а он отлетает и возвращается, по глупости ища собственной гибели.
— Все, что я могу сделать, — это немного смягчить материал. — Я улыбнулась ему как можно теплее, говоря себе, что обижать его все-таки не стоит. Тем более что мне выгодней найти с ним компромисс — чтобы после нашего разговора его начальство не начало звонить главному и убеждать его снять мой материал. Мне не нравилась такая навязчивая забота — и не стоило исключать, что это самое начальство ждет от газеты какой-то ответной услуги. Не придумав специально эту историю со мной — но явно сгустив краски. И собираясь отстаивать свою позицию до конца. А компромисс дал бы нам всем выход из ситуации. — Но для этого мне надо знать, откуда исходит угроза. Если вы мне хотя бы намекнете, я обещаю немного изменить соответствующие куски, и…
— Юля, почему вы не хотите понять, что тут не смягчать надо — а просто не печатать материал? — В голосе Куделина было нечто вроде отчаяния. — Естественно, речь идет о бандитах — вы же написали про них. И что бы вы там ни смягчили, это ничего не даст. Напишете вы, что им не за что было его убивать, — и что? Есть факт, что Улитин убит, — а ваше мнение никого, простите, интересовать не будет. Все равно их обвинят — вы же написали, что Улитин должен был им деньги? — и возьмутся за них плотно. Вы просто не представляете себе, с кем имеете дело. Это не пацаны с бритыми затылками — это такого уровня люди, что им вас убрать и даже меня легче, чем стакан воды выпить. И выход статьи вас не спасет — вас убьют, чтобы другим неповадно было про них писать. Не дай бог, конечно.
Он закурил снова, хотя только что потушил предыдущую. сигарету, — и я тоже закурила, задумываясь над тем, что он сказал. Следовало признать, что в его словах была доля истины — тот же Уральцев, с которым мы вчера так мирно расстались, наверное, мог приказать меня убить. Теоретически — мог. Но я в это не верила — он показался мне умным человеком. И мог добиться своего гораздо более простым и легким путем. Но не стал. А значит, и теоретизировать не стоило.
Мне все меньше и меньше нравилась чересчур навязчивая забота обо мне. И особенно то, что его начальство за моей спиной звонило Сереже и решало судьбу моего материала. Это расследование стоило мне усилий, я потратила кучу времени на него и собрала классную фактуру, и мне нравилось то, что я написала. Это немного выспренне, наверное, но этот материал — да все непростые материалы — был для меня чем-то вроде собственного ребенка. Я его вынашивала, дергалась, мучилась и родила наконец. Наверное, так сублимируется моя неспособность иметь детей, не знаю, — но как бы там ни было, я не собиралась отказываться от того, что вышло из меня.
— Значит, мне угрожают те, с кем работал Улитин, я вас правильно поняла? — Я сама не знала, зачем задала этот вопрос, — но в любом случае он прозвучал, и Куделин, помявшись, кивнул.
— Да, Юля, — это между нами, но раз вам так важно знать, то да. Речь идет о крупной преступной группировке, возглавляемой очень влиятельным вором в законе. Теперь вы понимаете, насколько все серьезно?
Я тоже замялась. Но лишь на мгновение.
— Вы имеете в виду этого… сейчас вспомню — Урала, да? — поинтересовалась невинно, дождавшись, пока он кивнет неохотно. — Коль скоро, Анатолий, у нас с вами конфиденциальный разговор, я вам конфиденциально сообщаю, что с Олегом Уральцевым я разговаривала только вчера — и мы расстались хорошими друзьями. Прошу учесть, что я вам этого не говорила. А теперь, извините, мне пора…
Он был в шоке — я четко это видела. У него был такой вид, словно он пропустил удар ниже пояса. Он был уверен, что своим ответом сразит меня наповал и я задрожу при упоминании страшного вора в законе, и начну скулить и плакать тихо, и забиваться под стол. А вышло так, что в нокауте оказался он. И я удивилась, когда, собираясь встать, почувствовала на своей ладони его руку, прижавшую мои пальцы к столу.
— Юля, ради бога, да послушайте же вы меня! — Я попыталась высвободиться аккуратно, но он достаточно крепко меня прижал, делая мне немного больно. — Ну почему вы такая наивная? Да выбросьте вы свою статью — ради своего же блага. Слетайте за границу, отдохните, вы заслужили, — а вернетесь, другую статью напишете, еще интересней, вы же талантливая журналистка. Зачем же так рисковать — ради гонорара? Так у вас отпуск будет оплаченный, по высшему классу — и командировочные вам выдадим, есть такая возможность. Допустим, заплатят вам даже пятьсот долларов за статью — а тут вы отдохнете на две-три тысячи. А если дело не в деньгах, то в чем тогда? Вы молодая красивая женщина — неужели вам статья дороже вашего спокойствия, вашей собственной жизни?
Я уже слышала эту фразу — от других людей, тоже предупреждавших меня об опасности, только опасность эта исходила от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127