Он что-то бормотал невнятно, видимо, продолжая разговор в той компании, которую только что покинул, негромко смеялся. По всему было видно, что находится он под хорошим хмелем.
Жестянщик вспомнил, что и из машины Огородников вышел какой-то нарядный, в белой рубашке, при бабочке, в черных лакированных туфлях. Вообще-то он был достаточно неряшлив и к одежде всегда относился с некоторым пренебрежением, поэтому нарядность его так бросалась в глаза, он явно не был похож на самого себя, на самого себя обычного.
Услышав тяжелое дыхание Огородникова, Жестянщик спустился на несколько ступенек, чтобы видеть дверь его квартиры, и достал из-за спины прекрасный нож, который по всем боевым показателям наверняка превосходил лучшие армейские ножи мира.
Огородников остановился посередине площадки, роясь в карманах в поисках ключа. В этот момент Жестянщик начал спускаться. Ему оставалось преодолеть три ступеньки, но Огородников услышал позади себя невнятный шорох и обернулся.
И увидел спускающегося Жестянщика.
И нож в его руке увидел.
Удивился, широко раскрыл глаза, и еще до того, как он сам что-то понял, осознал, его организм вздрогнул от предсмертного ужаса. Огородников присел и уже хотел было броситься вниз, к спасительному выходу из подъезда, однако Жестянщик, одним прыжком преодолев все три ступеньки, оказался на пути Огородникова. Тот с каким-то нечеловеческим хрипом ткнулся головой в грудь убийцы, пытаясь оттолкнуть его с пути. Жестянщик, тоже в ужасе оттого, что все срывается, изо всей силы ткнул ножом прямо перед собой, по рукоять погрузив его в выпирающий живот Огородникова.
Тот замер, глаза его округлились, он уже раскрыл было рот, чтобы заорать что было мочи, но болевой шок сковал его и он лишь слабо прохрипел что-то невнятное.
— Это тебе за Петровича, сучий ты потрох, — прошипел — не проговорил, он не мог говорить в этот момент — прохрипел Жестянщик и, вырвав нож из живота Огородникова, снова его всадил по самую рукоять, и снова вырвал и снова всадил, не видя крови, хлынувшей из ран...
И в этот момент что-то изменилось, что-то пошло не так. Жестянщик спиной почувствовал перемену обстановки, и тут же на его шее сомкнулись железные пальцы Вандама, который поднимался по лестнице вслед за Огородниковым. Они приехали вместе, но Жестянщик, отвлекшись от машины, не заметил, как из нее вышел второй человек. Вандам отстал от Огородникова, задержался у почтового ящика — несколько писем выпали из его рук и рассыпались по площадке.
— Ах ты, пидор позорный, — проговорил Вандам и легко опрокинул Жестянщика на спину. Увидев нож в его руке, Вандам вырвал его, перехватил рукоятку и уже готов был всадить в Жестянщика, но не успел, не успел. Вандам всегда был силен, но некоторая полноватость, замедленность в движениях, как и у его знаменитого тезки, дали себя знать. Пока он, подмяв Жестянщика, выбирал, куда бы ударить точнее и неотразимее, Забой точно такой же нож всадил в наклонившегося Вандама сзади, в шею, чуть пониже черепа.
Удар был так силен, что нож вышел наружу возле горла.
Кровь хлынула куда сильнее, нежели изо всех ран Огородникова.
Вандам упал прямо на тело своего хозяина и уже в агонии, уже без сознания стиснул его в предсмертном объятии, как это бывало иногда при жизни...
— Уходим. — Жестянщик вскочил, оглянулся по сторонам. Быстро сдернул с себя легкую корейскую ветровку, завернул в нее свой нож, выдернул из лежащего Вандама второй нож, тоже завернул его в ветровку. — Уходим, — повторил он и бросился вниз.
Из подъезда они хотели выйти как можно спокойнее, не торопясь, не привлекая к себе внимания.
Но не смогли, не смогли.
Сбой в планах, который чуть было не обернулся катастрофой, смертью, лишил обоих выдержки. Выскочив из подъезда, бросив за собой дверь, чтобы захлопнулись замки, чтобы хоть немного подзадержались преследователи, если таковые будут, оба легкой трусцой пересекли двор, выскочили в арку и с облегчением увидели, что их машина стоит на месте.
И завелась хорошо, с полуоборота ключа.
И с места тронулась, не заглохнув, а могла и заглохнуть, учитывая то судорожное состояние, в котором находился Жестянщик.
Свернули за угол, при первой возможности свернули еще раз, еще раз и, лишь выехав на широкую трассу, влившись в плотный поток машин, перевели дыхание.
— Кажись, ушли? — проговорил Жестянщик.
— Не гони... Не гони, Женя... Нельзя. Нам не нужны эти две минуты, которые ты выгадаешь.
— Откуда он взялся?
— Снизу поднимался. Они вместе приехали.
— Что-то они все время вместе!
— Сердцу не прикажешь, — усмехнулся наконец, первый раз усмехнулся все еще серыми губами Забой. — Ножи надо выбросить.
— Ни за что! — как от боли вскрикнул Жестянщик. — Сейчас опущу их в бензин, в ацетон, в отработанное масло... Вытравлю до капли их поганую заразную кровь.
— Кажется, Вандама мы тоже завалили... Столько кровищи...
— Муж и жена — одна сатана! — нервно рассмеялся Жестянщик.
В гараж, все еще разогретый на солнце, он въехал быстро, но затормозил вовремя, резко остановился. Дернул рычаг, открыв запор капота.
— Хорошо управились.
— Снимай колесо, я займусь курткой и ножами. — Подхватив канистру с бензином, Жестянщик, на ходу взглянул на часы — без четверти десять.
Ножи Жестянщик бросил в узкую банку из-под краски, залил бензином, куртку отнес за гараж, где они частенько сжигали мусор, ветошь, домашние отходы. Он уложил окровавленную тряпку на это кострище, щедро плеснул бензином и, отойдя на два шага, бросил на нее зажженную спичку. Огонь вспыхнул с легким гулом, сразу охватил всю тряпку, вселяя в душу Жестянщика странную радость освобождения от всего, что произошло за последний час в его жизни.
Осмотрев себя, он увидел пятнышко крови на штанах.
— Все понял, — пробормотал Жестянщик и, бросившись в дом, быстро снял штаны, надел другие, а меченые отнес в костер. Взяв обувную щетку, промыл ножи в бензине, плеснул на них ацетоном. — Так, — пробормотал он. — Что еще? Руки! Надо помыть руки! В новую жизнь с чистыми руками! — воскликнул Жестянщик и отправился на кухню.
Руки он мыл тщательно, щедро намыливая их едким хозяйственным мылом. Потом долго насухо вытирал полотенцем.
— Иди мой руки, — сказал Забою. — В новую жизнь с чистыми руками, — повторил Жестянщик слова, которые понравились ему значительностью.
* * *
На вокзал они прибыли за пятнадцать минут до отхода поезда. У обоих в руках были спортивные сумки. Уже шла посадка и проводницы в черных курточках и белых блузках стояли у своих вагонов. Билеты проверяли мимоходом, не прекращая разговора с подругами.
Войдя в свое купе, Жестянщик и Забой сели на лавки и едва ли не впервые за последние два часа посмотрели друг другу в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Жестянщик вспомнил, что и из машины Огородников вышел какой-то нарядный, в белой рубашке, при бабочке, в черных лакированных туфлях. Вообще-то он был достаточно неряшлив и к одежде всегда относился с некоторым пренебрежением, поэтому нарядность его так бросалась в глаза, он явно не был похож на самого себя, на самого себя обычного.
Услышав тяжелое дыхание Огородникова, Жестянщик спустился на несколько ступенек, чтобы видеть дверь его квартиры, и достал из-за спины прекрасный нож, который по всем боевым показателям наверняка превосходил лучшие армейские ножи мира.
Огородников остановился посередине площадки, роясь в карманах в поисках ключа. В этот момент Жестянщик начал спускаться. Ему оставалось преодолеть три ступеньки, но Огородников услышал позади себя невнятный шорох и обернулся.
И увидел спускающегося Жестянщика.
И нож в его руке увидел.
Удивился, широко раскрыл глаза, и еще до того, как он сам что-то понял, осознал, его организм вздрогнул от предсмертного ужаса. Огородников присел и уже хотел было броситься вниз, к спасительному выходу из подъезда, однако Жестянщик, одним прыжком преодолев все три ступеньки, оказался на пути Огородникова. Тот с каким-то нечеловеческим хрипом ткнулся головой в грудь убийцы, пытаясь оттолкнуть его с пути. Жестянщик, тоже в ужасе оттого, что все срывается, изо всей силы ткнул ножом прямо перед собой, по рукоять погрузив его в выпирающий живот Огородникова.
Тот замер, глаза его округлились, он уже раскрыл было рот, чтобы заорать что было мочи, но болевой шок сковал его и он лишь слабо прохрипел что-то невнятное.
— Это тебе за Петровича, сучий ты потрох, — прошипел — не проговорил, он не мог говорить в этот момент — прохрипел Жестянщик и, вырвав нож из живота Огородникова, снова его всадил по самую рукоять, и снова вырвал и снова всадил, не видя крови, хлынувшей из ран...
И в этот момент что-то изменилось, что-то пошло не так. Жестянщик спиной почувствовал перемену обстановки, и тут же на его шее сомкнулись железные пальцы Вандама, который поднимался по лестнице вслед за Огородниковым. Они приехали вместе, но Жестянщик, отвлекшись от машины, не заметил, как из нее вышел второй человек. Вандам отстал от Огородникова, задержался у почтового ящика — несколько писем выпали из его рук и рассыпались по площадке.
— Ах ты, пидор позорный, — проговорил Вандам и легко опрокинул Жестянщика на спину. Увидев нож в его руке, Вандам вырвал его, перехватил рукоятку и уже готов был всадить в Жестянщика, но не успел, не успел. Вандам всегда был силен, но некоторая полноватость, замедленность в движениях, как и у его знаменитого тезки, дали себя знать. Пока он, подмяв Жестянщика, выбирал, куда бы ударить точнее и неотразимее, Забой точно такой же нож всадил в наклонившегося Вандама сзади, в шею, чуть пониже черепа.
Удар был так силен, что нож вышел наружу возле горла.
Кровь хлынула куда сильнее, нежели изо всех ран Огородникова.
Вандам упал прямо на тело своего хозяина и уже в агонии, уже без сознания стиснул его в предсмертном объятии, как это бывало иногда при жизни...
— Уходим. — Жестянщик вскочил, оглянулся по сторонам. Быстро сдернул с себя легкую корейскую ветровку, завернул в нее свой нож, выдернул из лежащего Вандама второй нож, тоже завернул его в ветровку. — Уходим, — повторил он и бросился вниз.
Из подъезда они хотели выйти как можно спокойнее, не торопясь, не привлекая к себе внимания.
Но не смогли, не смогли.
Сбой в планах, который чуть было не обернулся катастрофой, смертью, лишил обоих выдержки. Выскочив из подъезда, бросив за собой дверь, чтобы захлопнулись замки, чтобы хоть немного подзадержались преследователи, если таковые будут, оба легкой трусцой пересекли двор, выскочили в арку и с облегчением увидели, что их машина стоит на месте.
И завелась хорошо, с полуоборота ключа.
И с места тронулась, не заглохнув, а могла и заглохнуть, учитывая то судорожное состояние, в котором находился Жестянщик.
Свернули за угол, при первой возможности свернули еще раз, еще раз и, лишь выехав на широкую трассу, влившись в плотный поток машин, перевели дыхание.
— Кажись, ушли? — проговорил Жестянщик.
— Не гони... Не гони, Женя... Нельзя. Нам не нужны эти две минуты, которые ты выгадаешь.
— Откуда он взялся?
— Снизу поднимался. Они вместе приехали.
— Что-то они все время вместе!
— Сердцу не прикажешь, — усмехнулся наконец, первый раз усмехнулся все еще серыми губами Забой. — Ножи надо выбросить.
— Ни за что! — как от боли вскрикнул Жестянщик. — Сейчас опущу их в бензин, в ацетон, в отработанное масло... Вытравлю до капли их поганую заразную кровь.
— Кажется, Вандама мы тоже завалили... Столько кровищи...
— Муж и жена — одна сатана! — нервно рассмеялся Жестянщик.
В гараж, все еще разогретый на солнце, он въехал быстро, но затормозил вовремя, резко остановился. Дернул рычаг, открыв запор капота.
— Хорошо управились.
— Снимай колесо, я займусь курткой и ножами. — Подхватив канистру с бензином, Жестянщик, на ходу взглянул на часы — без четверти десять.
Ножи Жестянщик бросил в узкую банку из-под краски, залил бензином, куртку отнес за гараж, где они частенько сжигали мусор, ветошь, домашние отходы. Он уложил окровавленную тряпку на это кострище, щедро плеснул бензином и, отойдя на два шага, бросил на нее зажженную спичку. Огонь вспыхнул с легким гулом, сразу охватил всю тряпку, вселяя в душу Жестянщика странную радость освобождения от всего, что произошло за последний час в его жизни.
Осмотрев себя, он увидел пятнышко крови на штанах.
— Все понял, — пробормотал Жестянщик и, бросившись в дом, быстро снял штаны, надел другие, а меченые отнес в костер. Взяв обувную щетку, промыл ножи в бензине, плеснул на них ацетоном. — Так, — пробормотал он. — Что еще? Руки! Надо помыть руки! В новую жизнь с чистыми руками! — воскликнул Жестянщик и отправился на кухню.
Руки он мыл тщательно, щедро намыливая их едким хозяйственным мылом. Потом долго насухо вытирал полотенцем.
— Иди мой руки, — сказал Забою. — В новую жизнь с чистыми руками, — повторил Жестянщик слова, которые понравились ему значительностью.
* * *
На вокзал они прибыли за пятнадцать минут до отхода поезда. У обоих в руках были спортивные сумки. Уже шла посадка и проводницы в черных курточках и белых блузках стояли у своих вагонов. Билеты проверяли мимоходом, не прекращая разговора с подругами.
Войдя в свое купе, Жестянщик и Забой сели на лавки и едва ли не впервые за последние два часа посмотрели друг другу в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76