В результате сводная сотня забайкальских казаков под командой есаула Комаровского нагрянула на развалины Барс-хото, где монголы продолжали праздновать победу, Джамби-гелун был схвачен и по личной просьбе хутухты увезен не в Ургу, а в Россию. Официально ему предъявили обвинение в том, что десять лет назад он бежал из тюремного замка в Астрахани, не отсидев трех недель из определенного по суду за конокрадство шестимесячного срока заключения.
«Хотите знать, как это было?» — спросил Орлов.
Я ответил, что да. Мы перешли в его кабинет, и он показал мне рапорт Комаровского. Там, в частности, сообщалось:
«…Когда я, оставив моих людей возле юрты, с одним лишь конвой-переводчиком вошел внутрь, Джамби-гелун растерялся: он не ожидал такого визита. Я объяснил ему сразу, что он арестован, просил дать мне винтовку, которую, как я заметил, он зарядил при моем входе. Теперь она была поставлена у стены. Джамби-гелун нерешительно подал ее мне. Она оказалась заряжена полной обоймой, очередной патрон в стволе. Я потребовал выдачи всего имеющегося в наличии оружия и получил два карабина-пистолета Маузера с приставленными прикладами-кобурами. Оба были заряжены полными обоймами по 10 патронов, очередной патрон в стволе, предохранитель открыт.
Между тем вошедший в юрту казак обратил мое внимание на то, что слева от входа, притаившись под покрывающим его с головой старым шерстяным одеялом, сидит человек. Через переводчика я приказал ему встать. Ответа не последовало. Сдернув одеяло, мы обнаружили под ним усаженный около стены в позе Будды, обложенный ветошью труп мужчины с маленьким почернелым лицом, без глаз. От него исходил какой-то резкий спиртуозный запах. Джамби-гелун объяснил нам, что это тело князя Найдан-вана, перерожденца. После специальной обработки оно должно быть помещено в субургане или в храме. Затем также по-русски он сказал: «Больше никакого оружия у меня нет». В свою очередь, я объявил ему, что завтра он поедет со мной в г. Кобдо, откуда его отправят в пределы России. Он ответил: «Да-да, я поеду в Кобдо, обязательно поеду, но сейчас я болен. Только выздоровею и через месяц поеду». На это я ему еще раз объявил: «Вы арестованы и поедете со мной тогда, когда я вам прикажу».
Во время нашего разговора послышалась перестрелка в лагере. Это хорунжий Попов с 2-й полусотней приступил к разоружению дербетов из личной охраны Джамби-гелуна и других наиболее преданных ему лиц, которые предварительно были нам указаны Цаганжаповым. Стрельба продолжалась недолго и вскоре стихла. Позже я узнал, что с нашей стороны потерь не было, а у монголов один человек убит и четверо ранены.
Когда раздались первые выстрелы, казак, стоявший позади Джамби-гелуна, сказал мне: «Ваше благородие, он в левой руке под халатом что-то держит». Переводчик тотчас взял Джамби-гелуна за левую руку, я — за правую и приказал ему встать. Он повиновался, при этом из-под халата у него выпал малый пистолет Маузера. Подняв и осмотрев его, я убедился, что и он заряжен полной обоймой из 10 патронов, 10-й патрон в стволе, предохранитель открыт…»
Дождавшись, пока я прочту до конца, Орлов сказал: «Мне переслали найденные при нем бумаги. Куча разного рода финансовых документов, которые он зачем-то отбирал у китайцев, несколько частных писем, несколько листовок с астрологическими таблицами, два тибетских ксилографа, две-три газеты. Ничего интересного, за исключением… Вот, взгляните».
Он выложил на стол брошюру, затрепанную до такой степени, что она могла рассыпаться от сильного сквозняка. Страницы измахрились, бумажный переплет по краям был засален буквально дочерна, и все-таки я мгновенно узнал эту книжку, одну из многих ей подобных. В детстве я их обожал! Из сальной черноты в левом верхнем углу проступала знакомая до сердечной спазмы виньетка: свирепый борей с выпученными от натуги глазами. Раздув щеки, он выпускал изо рта густую струю ветра, клубящуюся, как пар, при столкновении с именем автора— Н. Добрый, и заглавием — «Загадка медного дьявола». Эти слова и сам шрифт отозвались во мне сладкой болью.
Орлов показал мне полустертый штамп астраханской тюремной библиотеки на форзаце: «Видите? Он, значит, спер ее десять лет назад и в течение десяти лет всюду возил с собой. Представляете? Как же нужно любить эту книжечку, чтобы зачитать ее до такого состояния!» Он засмеялся и добавил: «Хотя, наверное, приключения Пинкертона или Ника Картера потрясли бы его еще сильнее».
Я начал бережно пролистывать ветхие жирные страницы. Кое-где по ним прошелся карандаш, отметив слово или два, предложение, строку, несколько строк, а то и целый абзац. Орлов, похоже, ошибся. Чувствовалось, что читали не для развлечения.
Во мне нарастало смутное беспокойство, но его причину я не сознавал, пока не наткнулся на очередную помету: подчеркнуто было описание хранящихся в штабе Священной дружины боевых знамен, с которыми ее члены выйдут на последнюю битву с «силами зла и разрушения». Под этими знаменами успех им обеспечен, потому что на белых и золотых шелковых полотнищах грозно темнеют дарующие победу магические иероглифы. Красновато-бурые, они начертаны не краской, а кровью, вытекшей из сердец служителей тьмы.
На полях попадались и надписи, сделанные иногда простым карандашом, иногда химическим. Во всех использовалось вертикальное письмо, но алфавит я определить затруднился. Их у монголов четыре, не считая тибетского.
«Что тут написано?» — указал я на одну, из таких маргиналий.
Орлов сказал, что не знает, надо спросить у жены.
«Маша! Поди-ка сюда!» — позвал он.
Вошла мадам Орлова.
«Давай, Машенька, — обратился к ней Орлов, — продемонстрируй нам, чему тебя научил этот бонвиван с таможни, который бывает у нас но субботам. Прочти, пожалуйста, что здесь написано».
«А вы что же? — повернулась она ко мне. — Вы ведь говорите по-монгольски».
«Но не читаю», — ответил я.
Она села, надела очки, придвинула к себе книжечку. С полминуты губы ее шевелились беззвучно, после чего было прочитано вслух: «Чжамсаран».
Я вздрогнул. Ветвистые знаки его имени тянулись сверху вниз вдоль того абзаца, где подробно описывалась открывшаяся перед Путиловым статуя медного дьявола.
«И вот здесь, пожалуйста», — показал я еще одну короткую надпись на полях. Она относилась к подчеркнутому в тексте упоминанию о «палладистах Бафомета».
Оказалось, тут написано слово «мангыс» в множественном числе — мангысы. Сердце у меня сжалось, но я сказал себе: «Стоп! Если Бафомет есть не кто иной, как Чжамсаран, каким образом его почитатели могут быть мангысами, то есть противниками буддизма?» Затем я сообразил, что Джамби-гелун просто не понял, кто такие «палладисты». В его понимании смысл этого слова поменялся на прямо противоположный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79