Другой дороги у нас не осталось. В порту много брошенного оружия, подбирайте его — и с богом! Пулемётов побольше!.. Кто со мной?
Вадимка сразу узнал голос полковника Мальцева.
— А мы, сосед, что будем делать? — сказал Яков, утирая слезы. — Двинем в Крым?
— …Ну, ты как хочешь, а я как знаю, — помолчав, нехотя ответил Алёшин.
— Значит, не пойдёшь?.. Я давно догадывался.
— Значит, не пойду… С меня хватит!
— Уговаривать тебя некогда. Дело твоё… А жалко — три службы сломали вместе.
— Яков, куда тебя черт понесёт? На кой леший тебе Крым? В седле не удержались, на хвосте не удержишься!..
— Не в том дело! — перебил Чугреев. — Сам знаешь, уж больно много я красным задолжал. Как бы они не стали взыскивать все долги сполна. Так что приходится одной дорожки держаться… Ежели доберёшься до дому, скажи моим, что велел, мол, кланяться, а сам пошёл долю искать… Прощай, сосед!
Яков тряхнул головой, вскинул ремень винтовки на плечо и с офицерским чемоданом в руке пошёл, расталкивая галдевшую толпу.
…С Мальцевым ушло немало народу, на пристани стало просторнее. Скоро тут все утихомирилось. Люди снова стали рассаживаться кучками. Слышался ровный гомон. Было похоже, что пароходов уже не ждали. Пожар на берегу угасал, на пристани стало темнее, более густо потянуло смрадом. Вадимка и Василий Алёшин нашли то место, где они недавно располагались.
Английская амуниция была изрядно затоптана грязными сапогами, от ящика, в котором была водка, остались одни щепки, осколки от бутылок хрустели под ногами. По этому месту, видать, прошло много ног.
— Садись, парнишша… Теперь нам осталось только ждать готового… Отдыхай, — сказал Алёшин, подстилая ему валявшуюся шинель.
Долго сидели молча. Вадимка был потрясён всем, что увидел в эту ночь, но все заслонила коренастая фигура Якова. Перед глазами так и стояло — с винтовкой и чемоданом сосед уходит от них, исчезая в толпе, одетой в английские шинели.
Вадимка по привычке шморгнул носом и прошептал, поглядывая украдкой на Алёшина.
— Ушёл дядя Яков, ну и нехай себе… Ему, стало быть, не жалко ни дома, ни хутора… Не очень-то они ему нужны!
Дядя Василий долго молчал, а потом похлопал своего собеседника по спине и будто нехотя сказал:
— Рыба ишшет где глубже, а человек — где лучше.
— Ну, конечно, ты делаешь как лучше!
— Эх, парень, парень… И что ты ко мне пристал…
— Доберёмся до дому, эх и заживём! Правда, дядя Василь?
— Дай-то бог… А то ведь только тем и занимаемся, что стреляем друг в друга.
Дядя Василь снова замолчал. Вадимка был несказанно рад, что с ним разговаривают как со взрослым, и тоже молчал — он боялся каким-либо неосторожным словом рассердить соседа.
— А нынче вот, — снова заговорил дядя Василий, — я дошёл до края и конца — тут край земли нашей, тут и войне конец. С нынешней ночи я могу жить не по воинскому уставу, а сам по себе. Нынче я опять Василий Алёшин, каким меня мать родила. И думаю я — не пора ли тебе, Василий Алёшин, жить, как велит тебе твоя душа… А душа-то, она от войны совсем изнемогла… Вернусь вот домой и начну жить с того места, на каком меня застала война… Дело тут простое… Ежели мне кто сделал добро, так и я же буду платить ему тем же. Ежели каждый из нас да начнёт жить по этому человеческому закону, то и жизнь станет совсем другой. Свет-то, он стоит на добрых людях.
Вадимка был согласен с Алёшиным. После всего, что довелось видеть в Хомутовской, он хорошо знал, как страшно, когда люди убивают людей.
— Вот бы только коней выручить, — осторожно заговорил парнишка. — Я их в городе одному извозчику отдал… А что, ежели пойти к этому дядьке и сказать: «Отдай коней назад, мы домой на них поедем?» А? Дядя Василь?.. Коней-то жалко… Что мы с матерью без них будем делать?.. Быков у нас нету.
— Дорогой ты мой, несмышлёныш, — обнял Вадимку Алёшин. — Кто ж тебя пустит по городу разгуливать, коней своих искать? Мы с тобой, брат, пленные. У нас теперь одна забота — делай, что прикажут… Да ты не горюй. Твоим коням тут будет неплохо. Извозчик толк в лошадях понимает…
Вадимка вздохнул и ничего не ответил. Он был очень обижен, что соседу не жалко бросать его Гнедого и Резвого. Парнишка даже отвернулся от Алёшина. Только сейчас он смог оглядеться по сторонам. Пожар на берегу погас, от него остались лишь какие-то тлеющие груды. Но было удивительно — раньше, когда пожар только начал затухать, соседняя пристань все больше терялась в темноте; теперь пожар кончился, а соседнюю пристань стало хорошо видно. Вадимка догадался — уже светало. Он посмотрел на море. На горизонте в густой рассветной дымке маячили два судна.
— А это что за пароходы? — дёрнул он за рукав дядю Василия.
— А это, парнишша, союзнички. Англичанка, не иначе… Бросили союзнички нашу кобылку на берегу, а сами на своих крейсерах подальше удирают.
Вадимка впервые видел военные корабли, но смотреть на них не пришлось. С пристаней в воду полетели кобуры с револьверами, погоны, бинокли, винтовки, шашки, ручные гранаты, рваная бумага, пустые бумажники — да разве все разглядишь? Что сразу булькнуло в воду, а что плавало на неторопливой морской волне. Но больше всего Вадимку удивили сами люди. На всех пристанях они стали подниматься и густой толпой, медленно двинулись к берегу.
— Ну, вот и всё! — спокойно сказал Алёшин. — Как ни хворало наше Всевеселое войско Донское, а нынче померло!.. Мы с тобой, Вадимка, уже в плену.
Вадимке верилось с трудом. Он ждал, что придут на их пристань красные, наставят на них винтовки и крикнут: «Руки вверх! Сдавайтесь!» — и плен начнётся. А тут все не так. Красных не видно, а дядя Василь говорит, что плен уже начался.
На глаза попался все тот же казак с двумя мешками. Теперь этого человека трудно было узнать. Он совсем осатанел, ругался, кому-то грозил, кого-то проклинал. С трудом подтащил свои мешки к борту пристани.
— Нате, жрите! — заорал он с визгом и столкнул ногой один мешок.
— Подавитесь моим добром, проклятые! — и столкнул другой.
— А теперь за ними сам вниз головой, что ли? — усмехнулся Алёшин.
— Не-ет, они этого от меня не дождутся, — продолжал кричать владелец мешков. — Будет по-другому… совсем по-другому. Я с них получу за своё добро!.. Лесные чащи у нас, слава богу, не перевелись, а стрелять я умею!.. Вот там теперь моё место!.. Я с ними ещё посчитаюсь!
Казак долго смотрел на колыхавшуюся воду, где утонули его мешки.
— Вот так-то! — сказал Алёшин, снова обнял Вадимку, и вместе со всеми они молча пошли к берегу. В порту стояла тишина. Было слышно, как плескалась вода под устоями пристани.
Глава 3
«СВЕТ СТОИТ НА ДОБРЫХ ЛЮДЯХ»
Каждая пристань глубоко вдавалась в море, скопившаяся масса людей двигалась медленно, до земли пришлось идти долго. Вадимка всматривался в берег, видел, как со всех пристаней туда выливались людские потоки, они сходились в общий поток, который тянулся по шоссе в город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Вадимка сразу узнал голос полковника Мальцева.
— А мы, сосед, что будем делать? — сказал Яков, утирая слезы. — Двинем в Крым?
— …Ну, ты как хочешь, а я как знаю, — помолчав, нехотя ответил Алёшин.
— Значит, не пойдёшь?.. Я давно догадывался.
— Значит, не пойду… С меня хватит!
— Уговаривать тебя некогда. Дело твоё… А жалко — три службы сломали вместе.
— Яков, куда тебя черт понесёт? На кой леший тебе Крым? В седле не удержались, на хвосте не удержишься!..
— Не в том дело! — перебил Чугреев. — Сам знаешь, уж больно много я красным задолжал. Как бы они не стали взыскивать все долги сполна. Так что приходится одной дорожки держаться… Ежели доберёшься до дому, скажи моим, что велел, мол, кланяться, а сам пошёл долю искать… Прощай, сосед!
Яков тряхнул головой, вскинул ремень винтовки на плечо и с офицерским чемоданом в руке пошёл, расталкивая галдевшую толпу.
…С Мальцевым ушло немало народу, на пристани стало просторнее. Скоро тут все утихомирилось. Люди снова стали рассаживаться кучками. Слышался ровный гомон. Было похоже, что пароходов уже не ждали. Пожар на берегу угасал, на пристани стало темнее, более густо потянуло смрадом. Вадимка и Василий Алёшин нашли то место, где они недавно располагались.
Английская амуниция была изрядно затоптана грязными сапогами, от ящика, в котором была водка, остались одни щепки, осколки от бутылок хрустели под ногами. По этому месту, видать, прошло много ног.
— Садись, парнишша… Теперь нам осталось только ждать готового… Отдыхай, — сказал Алёшин, подстилая ему валявшуюся шинель.
Долго сидели молча. Вадимка был потрясён всем, что увидел в эту ночь, но все заслонила коренастая фигура Якова. Перед глазами так и стояло — с винтовкой и чемоданом сосед уходит от них, исчезая в толпе, одетой в английские шинели.
Вадимка по привычке шморгнул носом и прошептал, поглядывая украдкой на Алёшина.
— Ушёл дядя Яков, ну и нехай себе… Ему, стало быть, не жалко ни дома, ни хутора… Не очень-то они ему нужны!
Дядя Василий долго молчал, а потом похлопал своего собеседника по спине и будто нехотя сказал:
— Рыба ишшет где глубже, а человек — где лучше.
— Ну, конечно, ты делаешь как лучше!
— Эх, парень, парень… И что ты ко мне пристал…
— Доберёмся до дому, эх и заживём! Правда, дядя Василь?
— Дай-то бог… А то ведь только тем и занимаемся, что стреляем друг в друга.
Дядя Василь снова замолчал. Вадимка был несказанно рад, что с ним разговаривают как со взрослым, и тоже молчал — он боялся каким-либо неосторожным словом рассердить соседа.
— А нынче вот, — снова заговорил дядя Василий, — я дошёл до края и конца — тут край земли нашей, тут и войне конец. С нынешней ночи я могу жить не по воинскому уставу, а сам по себе. Нынче я опять Василий Алёшин, каким меня мать родила. И думаю я — не пора ли тебе, Василий Алёшин, жить, как велит тебе твоя душа… А душа-то, она от войны совсем изнемогла… Вернусь вот домой и начну жить с того места, на каком меня застала война… Дело тут простое… Ежели мне кто сделал добро, так и я же буду платить ему тем же. Ежели каждый из нас да начнёт жить по этому человеческому закону, то и жизнь станет совсем другой. Свет-то, он стоит на добрых людях.
Вадимка был согласен с Алёшиным. После всего, что довелось видеть в Хомутовской, он хорошо знал, как страшно, когда люди убивают людей.
— Вот бы только коней выручить, — осторожно заговорил парнишка. — Я их в городе одному извозчику отдал… А что, ежели пойти к этому дядьке и сказать: «Отдай коней назад, мы домой на них поедем?» А? Дядя Василь?.. Коней-то жалко… Что мы с матерью без них будем делать?.. Быков у нас нету.
— Дорогой ты мой, несмышлёныш, — обнял Вадимку Алёшин. — Кто ж тебя пустит по городу разгуливать, коней своих искать? Мы с тобой, брат, пленные. У нас теперь одна забота — делай, что прикажут… Да ты не горюй. Твоим коням тут будет неплохо. Извозчик толк в лошадях понимает…
Вадимка вздохнул и ничего не ответил. Он был очень обижен, что соседу не жалко бросать его Гнедого и Резвого. Парнишка даже отвернулся от Алёшина. Только сейчас он смог оглядеться по сторонам. Пожар на берегу погас, от него остались лишь какие-то тлеющие груды. Но было удивительно — раньше, когда пожар только начал затухать, соседняя пристань все больше терялась в темноте; теперь пожар кончился, а соседнюю пристань стало хорошо видно. Вадимка догадался — уже светало. Он посмотрел на море. На горизонте в густой рассветной дымке маячили два судна.
— А это что за пароходы? — дёрнул он за рукав дядю Василия.
— А это, парнишша, союзнички. Англичанка, не иначе… Бросили союзнички нашу кобылку на берегу, а сами на своих крейсерах подальше удирают.
Вадимка впервые видел военные корабли, но смотреть на них не пришлось. С пристаней в воду полетели кобуры с револьверами, погоны, бинокли, винтовки, шашки, ручные гранаты, рваная бумага, пустые бумажники — да разве все разглядишь? Что сразу булькнуло в воду, а что плавало на неторопливой морской волне. Но больше всего Вадимку удивили сами люди. На всех пристанях они стали подниматься и густой толпой, медленно двинулись к берегу.
— Ну, вот и всё! — спокойно сказал Алёшин. — Как ни хворало наше Всевеселое войско Донское, а нынче померло!.. Мы с тобой, Вадимка, уже в плену.
Вадимке верилось с трудом. Он ждал, что придут на их пристань красные, наставят на них винтовки и крикнут: «Руки вверх! Сдавайтесь!» — и плен начнётся. А тут все не так. Красных не видно, а дядя Василь говорит, что плен уже начался.
На глаза попался все тот же казак с двумя мешками. Теперь этого человека трудно было узнать. Он совсем осатанел, ругался, кому-то грозил, кого-то проклинал. С трудом подтащил свои мешки к борту пристани.
— Нате, жрите! — заорал он с визгом и столкнул ногой один мешок.
— Подавитесь моим добром, проклятые! — и столкнул другой.
— А теперь за ними сам вниз головой, что ли? — усмехнулся Алёшин.
— Не-ет, они этого от меня не дождутся, — продолжал кричать владелец мешков. — Будет по-другому… совсем по-другому. Я с них получу за своё добро!.. Лесные чащи у нас, слава богу, не перевелись, а стрелять я умею!.. Вот там теперь моё место!.. Я с ними ещё посчитаюсь!
Казак долго смотрел на колыхавшуюся воду, где утонули его мешки.
— Вот так-то! — сказал Алёшин, снова обнял Вадимку, и вместе со всеми они молча пошли к берегу. В порту стояла тишина. Было слышно, как плескалась вода под устоями пристани.
Глава 3
«СВЕТ СТОИТ НА ДОБРЫХ ЛЮДЯХ»
Каждая пристань глубоко вдавалась в море, скопившаяся масса людей двигалась медленно, до земли пришлось идти долго. Вадимка всматривался в берег, видел, как со всех пристаней туда выливались людские потоки, они сходились в общий поток, который тянулся по шоссе в город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34