Любовь Ивановна умилилась:
– Господи, дожили до хороших подарков!
– Я тебе говорю – на марле вышивать будет. Разве на ней вышивают? Век прожил, а про такое не слыхал.
Федя стал нервничать: отец во всем разбирается, еще побежит узнавать к соседям, к Вадику Васильеву, про марлю.
Но его спасла мама:
– Нынче чего только не придумают! Раз ребенка в первом классе алгебре учат, то по марле вышивать тоже научат. Это мы с тобой отсталые, а он пусть по марле вышивает! А вдруг это новая какая вышивка?
Помалкивать нам надо, как бы нас не засмеяли по серости нашей.
Но отец был упрямый и ни за что не согласился с матерью.
Стали обедать. Мать наложила Феде целую тарелку капусты:
– Кушай, родной!
У Феди, как назло, аппетиту на нее не было, полазил, полазил вилкой по тарелке и отодвинул.
– Всё!
Мать испугалась:
– Не заболел ли, Феденька, опять?
А тут запищал мышонок в банке. Отец, как услышал тот писк, выскочил из-за стола:
– Мыши у нас завелись!
Мать ему:
– Какие мыши? Выпил лишнего, вот тебе и почудилось! Нет у нас мышей. Слава богу – в новой квартире, откуда им взяться?
– Откуда им взяться? – как эхо повторил Федя.
– Я слышал мышиный писк, – повторил отец и стал прислушиваться, но умный мышонок не выдал себя на этот раз.
– Я спать пойду, – сказал Федя, – мне завтра в Школу все-таки.
– А хоккей как же? Игра сегодня будет, зарубка!
– Спать пойду!
Федя лег в кровать, банку с мышью поставил рядом с собой и накрыл ее одеялом. Благополучно проспали они ночь. А наутро спрятал он банку в мешок для обуви. Портфель в руке, мешок на плече, солнца за спиной – отправился в школу.
Был утренний заморозок, лужи, затянутые тонким стеклянным льдом, лопались, трещали под его ногами, вода натекала ему на ботинки, и скоро они намокли, но Федя не обращал внимания на мокрые ноги, он знал, что теперь не заболеет, незачем теперь ему болеть, все хорошо с ним, и мышонок болтается у него в банке на плече. На голых деревьях (просто не верилось, что они скоро будут зелеными!) чирикали воробьи – смешные птицы, из домов, как горох, выкатывались школьники – зеленые горошины, по улицам бежали горошины покрупнее. Гончаров шел по улице и свистел и чирикал, как воробей. Он остановился около Жирафиного дома подождать, когда она выйдет, но вышли только ее родители и помчались на автобусную остановку. Гончаров еще подождал: наверное, она одна пойдет в школу. Но Жирафа не показывалась. Тогда он взял осколок льдинки и запустил ею в Жирафино окно. Осколок угодил точно, звякнул по стеклу и вернулся на землю, разбившись вдребезги.
В белой ночной рубашке с длинными рукавами, с перевязанным горлом, появилась в окне Жирафа, совсем белая при солнечном свете. Она распласталась по стеклу, как плакат о зиме, и безучастно посмотрела вниз.
Тогда Гончаров закричал, показывая на портфель:
– Эй, пошли в школу!
Но она даже не изменилась в лице, будто его не узнала, будто забыла про него навсегда.
"Растрепала все Ленка! И зачем я ей сознался?" – пожалел он.
Так и смотрели они друг на друга молча, и Гончаров решил было отойти без ничего, без ответа. Но не смог он отойти от нее без ничего. Он отбросил портфель и мешок в сторону, перекувырнулся через голову и, уцепившись руками за скамейку, сделал стойку на голове, болтая ногами в разные стороны. И когда, облепленный липким снегом, он взглянул наверх, то увидел, что Жирафа смеется. Вскочил он на ноги, подхватил портфель и мешок и помчался в школу. Но по дороге мышонок запищал, радуясь, что остался жить после всех потрясений, и Федя вспомнил про подарок. Он повернул назад, добежал до знакомого дома, взлетел на третий этаж и позвонил. Ему открыла Жирафа.
– Ты чего? – удивилась она.
Он достал банку и протянул ей:
– Держи! А ты чего?
– Я заболела гриппом! А это что?
– Подарок! – крикнул он ей снизу и побежал сломя голову в школу. А внутри у него все пело, и только непонятно было, откуда пришла к нему та музыка.
Жирафа развязала банку, и из банки, приподнимаясь на задних лапах, передними скользя по стеклу, выглянул живой мышонок. Засмеялась Жирафа, разглядывая мышонка, а он запищал, разглядывая ее. Увидела Жирафа его острые зубки и розовый язычок. Мышонок влез на остаток котлеты и продолжал смотреть на Жирафу глазами, похожими на черные бусинки. – Здравствуй! Давай играть!
Стали они играть, и незаметно пролетел день и наступил вечер.
Маша сидела в кровати, а банка стояла с нею рядом.
– Ну, не скучала? – спросила мама, входя в комнату.
– Я не скучала, – ответила Маша. – Я не одна была!
– А с кем же ты была? – улыбнулась мама, и не предполагая, кого же придумала сегодня себе в друзья Маща.
– С мышонком играла!
– С мышонком? – удивилась мама ослаблению Машиной фантазии.
– С живым! Посмотри! Он в банке сидит!
Мама наклонилась, чтобы посмеяться дочкиной шутке, но отпрянула в ужасе, когда на нее уставились черные глазки.
– Мышь! – закричала мама в панике. – Откуда она у тебя, боже мой?!
Чувствовала Маша, что не надо говорить правды, и не сказала.
– Я поймала ее! – услышала мама сквозь пелену тумана, который невесть откуда взялся и залез ей в уши.
– Где поймала? – простонала мама, оглядываясь по сторонам, ожидая увидеть скопище мышей.
Она села на диван, поджала ноги и так и сидела скорчившись, пока Маша не рассказала ей правды.
Как услышала мама, что мышь не местная, а занесенная, прыгнула она на пол и закричала:
– Мало нам твоего гриппа, ангины и воспаления легких, еще и желтухой заболеешь! Давай сюда мышь, я ее сама выброшу, а завтра пойдем анализы сдавать! Что мне с тобой делать, как я устала!
И тут мама хотела заплакать, но зазвонил звонок и зашла к ним Нелли Николаевна, мать Пини Глазова, их соседка по площадке, проведать Машу. Она принесла ей для поправки здоровья клюкву, а также домашнее задание.
Маша посмотрела на Нелли Николаевну и ахнула – какой у нее ни с того ни с сего живот вырос, все время ходила нормальная, и вот живот вырос. Маша инстинктивно схватилась за свой живот – тот ли он самый? – и нечаянно опрокинула банку на бок, а мышка хвостиком махнула ей на прощанье и побежала по комнате. И надо же такому случиться – не нашла она лучшего себе места, как остановиться на домашней туфле Нелли Николаевны. Нелли Николаевна, как увидела мышь на своей туфле, выронила банку с подснежной клюквой, вскрикнула и задрожала большим своим телом, как будто рябь прошла по озеру. И сейчас же сказала:
– Ой, у меня схватки!
Мама бросилась ее провожать, а мышка, недолго думая, выбежала в раскрытую дверь.
Максим Петрович, придя с работы, застал семью свою в большом волнении и в тревоге. Во-первых, Маша сказала ему, что теперь долго она не поправится, так как ей не с кем играть с живым. Жена, во-вторых, сказала, что она дома ни минуты не останется, пока не будет точно известно, есть ли в квартире мышь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54