ты тоже один из них. Со дня приезда ты сильно изменился — стал похож и на Матиаса, и на Адмирала. Очень скоро она обратит свою ненависть на тебя — ты будешь вызывать у нее слишком много дурных воспоминаний. Собаку она зарезала, чтобы утолить свою жажду крови. Считай, что Цеппелин на время занял твое место: заплатил своей жизнью, чтобы дать тебе отсрочку.
— Заткнись, — оборвал его Жюльен. — Что-то ты не в меру разговорился. Наверное, просто перепил.
— Ничего подобного! — возмутился Рубанок, вытирая ползущий по щеке кровавый ручеек. — Я пришел потому, что мы как-никак были приятели. Я и правда боюсь за тебя, ведь ты стал похож на Матиаса, и она тебе этого не простит. Если бы ты только видел, как ловко она прирезала пса! Она двигалась, как лунатик, словно не понимала, что делает. И теперь ты — ее враг. Не забывай, один из Леурланов сделал ее матерью, и она им этого не простит. Потому-то она и бросила тебя в парижском пансионе на целых пять лет. Ей трудно было вынести, что ты напоминаешь тех двоих… Матиаса и Адмирала. Она пыталась помешать себе совершить убийство. Для твоего же блага она тебя туда отправила.
— Безумие, — пробормотал Жюльен. — Ты бредишь… Солнце расплавило тебе мозги.
— Издевайся, давай, — хмыкнул Рубанок. — Сам знаешь, что я прав. Я почти уверен — она тайно уже появлялась здесь и заманила Адмирала на минное поле. Хотела расчистить место, окончательно порвать с прошлым. А потом привезла тебя, и не для того, чтобы играть в дочки-матери, а чтобы и тебя ликвидировать. По-настоящему свободной она себя почувствует, только когда изведет весь ваш род. Такое уж лежит на ней проклятие! Не знаю, что они ей сделали, но это довело ее до ручки. И последний в роду — ты. Спасай свою шкуру, если не хочешь, чтобы и тебя прирезали, как овцу.
— Я тебе не верю, — заявил Жюльен, поворачиваясь спиной. — Только зря теряю время. Вы, Горжю, лопаетесь от злости, потому что мы справились со всем вдвоем, мать и я.
— Жалкий идиот! — зарычал Рубанок. — Ведь это я подал мысль твоей матери отправиться в город за сапером, чтобы увести ее отсюда, дать тебе возможность вовремя смыться. Пойдем к нам — я спрячу тебя в яслях. Если останешься, она в два счета пустит тебе кровь. Где два, там и третий. Пойми, я пытаюсь тебя выручить, потому что ты мой кореш.
— Врешь ты все! — воскликнул Жюльен. — Ты меня ненавидишь, и я тебя тоже. Ты просто гнусный завистник и хочешь оттяпать нашу землю, но ничего не выйдет. Жалкий лгун!
— А ты — дурак, — вздохнул парень, устав его убеждать. — Сейчас война, одним мертвецом больше, одним меньше — какая разница! Люди сводят друг с другом счеты, вот и ты угодишь в эту мясорубку. Да она в любой момент может тебя убить… потом подбросит труп на минное поле и скажет жандармам, что ты полез туда вопреки ее запрету. Кто усмотрит в этом подвох?
— Убирайся к черту, — сказал Жюльен, направляясь к дому. — И смотри не попадайся мне на глаза, в следующий раз я переломаю тебе хребет.
— Да, теперь я, пожалуй, готов в это поверить. Ты чертовски переменился, стал другим человеком.
Не оборачиваясь, Жюльен вышел из леса. Слова Рубанка искрами вспыхивали в его мозгу, и ему хотелось поскорее от них освободиться. «Теперь ты знаешь, почему мать оставила тебя одного, — нашептывал внутренний голос, — почему не испугалась, что тебя зарежут в ее отсутствие. И нечего тут раздумывать, вот все и объяснилось. А ты, идиот, еще удивлялся ее желанию открыть окна и двери в тот самый момент, когда убийца Цеппелина, возможно, еще бродил поблизости!»
До вечера он простоял возле колодца, рассматривая покрытые мозолями руки, уже ничем не напоминавшие прежние. Рубанок был прав — он здорово изменился. Ладони, привыкшие к граблям и лопате, увеличились, огрубели, и Жюльен разглядывал их с удивлением, будто они принадлежали кому-то другому. Мальчик вдруг осознал, что и все его тело подверглось изменениям: наросли мускулы, которых не было еще два месяца назад, на щеки и верхнюю губу тенью лег черный пушок. Детская округлость форм сменилась угловатой голенастой фигурой, на которую Клер наверняка не могла смотреть без дрожи отвращения.
А что, если Рубанок прав и она действительно сумасшедшая, одолеваемая зловещими призраками? Не толкнет ли ее безумие покончить как можно скорее с ненавистным отпрыском Леурланов?
«Ну вот, — подумал Жюльен, — ты снова заговорил языком романов! Вернись на землю! Рубанок над тобой потешается, он хочет поссорить тебя с матерью, сделать вашу совместную жизнь невыносимой».
Прежде всего не сам ли Рубанок убил Цеппелина? Собака хорошо его знала и могла подпустить бывшего хозяина не залаяв. Рубанок всегда грубо обращался с животными, с самого детства: он еще ребенком не раз хвастался, что зарезал поросенка на Рождество. Убить немецкую овчарку для него раз плюнуть.
Жюльен смахнул с лица муху. Он с трудом понимал, где находится. Последние события и впрямь вплотную подвели его к сумасшествию. Но за клубком противоречивых мыслей возникал другой страх, менее явный, — увидеть себя похожим на Матиаса, почувствовать себя вылепленным из того же дурного теста.
Теперь, задним умом, он испугался злобного неистовства, которое проявил по отношению к Рубанку. Он сам себя не узнавал. Возможно, не что-то иное, а именно эта метаморфоза и отдалила от него Клер.
17
Мать отсутствовала четыре дня. Никогда еще Жюльен не чувствовал себя таким одиноким. Он почти не работал, а лишь слонялся без дела вокруг Вороньего поля. Продолжать разминирование без Цеппелина было невозможно. Грандиозные планы, которые он строил, окрыленный первым успехом, окончились крахом. Не стоило ли попросту воспользоваться отлучкой матери и уйти бродяжничать? Герой приключенческого романа собрал бы пожитки, пришел в ближайший порт и устроился юнгой на любое готовое к отплытию судно. Смутное военное время располагало к подобным авантюрам: Жюльен вспомнил книги Джека Лондона, «Морского волка», где рассказывалось, как на палубах зверобойных шхун изнеженных подростков с помощью кулаков превращали в настоящих матросов. Он созрел для таких испытаний. Что, если оставить матери записку, прибить ее на дверь хижины и отправиться в дальнее плавание?
Уж слишком он боялся найти ее изменившейся, с печатью неблаговидных поступков на лице. Не лучше ли воспользоваться случаем, посланным ему свыше, и поставить крест на Леурланах, их пороках и проклятиях, покончить с изматывающими душу вопросами? Открыть для себя новое счастье — счастье эгоиста-одиночки. Мальчик и так и эдак прикидывал, как ему распорядиться собственной судьбой, но не мог прийти ни к какому решению.
На исходе третьих суток Жюльен, роясь в шкафу, нашел пакетик с крысиным ядом, на котором был изображен череп с перекрещенными костями, и в его памяти сразу всплыли откровения Рубанка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Заткнись, — оборвал его Жюльен. — Что-то ты не в меру разговорился. Наверное, просто перепил.
— Ничего подобного! — возмутился Рубанок, вытирая ползущий по щеке кровавый ручеек. — Я пришел потому, что мы как-никак были приятели. Я и правда боюсь за тебя, ведь ты стал похож на Матиаса, и она тебе этого не простит. Если бы ты только видел, как ловко она прирезала пса! Она двигалась, как лунатик, словно не понимала, что делает. И теперь ты — ее враг. Не забывай, один из Леурланов сделал ее матерью, и она им этого не простит. Потому-то она и бросила тебя в парижском пансионе на целых пять лет. Ей трудно было вынести, что ты напоминаешь тех двоих… Матиаса и Адмирала. Она пыталась помешать себе совершить убийство. Для твоего же блага она тебя туда отправила.
— Безумие, — пробормотал Жюльен. — Ты бредишь… Солнце расплавило тебе мозги.
— Издевайся, давай, — хмыкнул Рубанок. — Сам знаешь, что я прав. Я почти уверен — она тайно уже появлялась здесь и заманила Адмирала на минное поле. Хотела расчистить место, окончательно порвать с прошлым. А потом привезла тебя, и не для того, чтобы играть в дочки-матери, а чтобы и тебя ликвидировать. По-настоящему свободной она себя почувствует, только когда изведет весь ваш род. Такое уж лежит на ней проклятие! Не знаю, что они ей сделали, но это довело ее до ручки. И последний в роду — ты. Спасай свою шкуру, если не хочешь, чтобы и тебя прирезали, как овцу.
— Я тебе не верю, — заявил Жюльен, поворачиваясь спиной. — Только зря теряю время. Вы, Горжю, лопаетесь от злости, потому что мы справились со всем вдвоем, мать и я.
— Жалкий идиот! — зарычал Рубанок. — Ведь это я подал мысль твоей матери отправиться в город за сапером, чтобы увести ее отсюда, дать тебе возможность вовремя смыться. Пойдем к нам — я спрячу тебя в яслях. Если останешься, она в два счета пустит тебе кровь. Где два, там и третий. Пойми, я пытаюсь тебя выручить, потому что ты мой кореш.
— Врешь ты все! — воскликнул Жюльен. — Ты меня ненавидишь, и я тебя тоже. Ты просто гнусный завистник и хочешь оттяпать нашу землю, но ничего не выйдет. Жалкий лгун!
— А ты — дурак, — вздохнул парень, устав его убеждать. — Сейчас война, одним мертвецом больше, одним меньше — какая разница! Люди сводят друг с другом счеты, вот и ты угодишь в эту мясорубку. Да она в любой момент может тебя убить… потом подбросит труп на минное поле и скажет жандармам, что ты полез туда вопреки ее запрету. Кто усмотрит в этом подвох?
— Убирайся к черту, — сказал Жюльен, направляясь к дому. — И смотри не попадайся мне на глаза, в следующий раз я переломаю тебе хребет.
— Да, теперь я, пожалуй, готов в это поверить. Ты чертовски переменился, стал другим человеком.
Не оборачиваясь, Жюльен вышел из леса. Слова Рубанка искрами вспыхивали в его мозгу, и ему хотелось поскорее от них освободиться. «Теперь ты знаешь, почему мать оставила тебя одного, — нашептывал внутренний голос, — почему не испугалась, что тебя зарежут в ее отсутствие. И нечего тут раздумывать, вот все и объяснилось. А ты, идиот, еще удивлялся ее желанию открыть окна и двери в тот самый момент, когда убийца Цеппелина, возможно, еще бродил поблизости!»
До вечера он простоял возле колодца, рассматривая покрытые мозолями руки, уже ничем не напоминавшие прежние. Рубанок был прав — он здорово изменился. Ладони, привыкшие к граблям и лопате, увеличились, огрубели, и Жюльен разглядывал их с удивлением, будто они принадлежали кому-то другому. Мальчик вдруг осознал, что и все его тело подверглось изменениям: наросли мускулы, которых не было еще два месяца назад, на щеки и верхнюю губу тенью лег черный пушок. Детская округлость форм сменилась угловатой голенастой фигурой, на которую Клер наверняка не могла смотреть без дрожи отвращения.
А что, если Рубанок прав и она действительно сумасшедшая, одолеваемая зловещими призраками? Не толкнет ли ее безумие покончить как можно скорее с ненавистным отпрыском Леурланов?
«Ну вот, — подумал Жюльен, — ты снова заговорил языком романов! Вернись на землю! Рубанок над тобой потешается, он хочет поссорить тебя с матерью, сделать вашу совместную жизнь невыносимой».
Прежде всего не сам ли Рубанок убил Цеппелина? Собака хорошо его знала и могла подпустить бывшего хозяина не залаяв. Рубанок всегда грубо обращался с животными, с самого детства: он еще ребенком не раз хвастался, что зарезал поросенка на Рождество. Убить немецкую овчарку для него раз плюнуть.
Жюльен смахнул с лица муху. Он с трудом понимал, где находится. Последние события и впрямь вплотную подвели его к сумасшествию. Но за клубком противоречивых мыслей возникал другой страх, менее явный, — увидеть себя похожим на Матиаса, почувствовать себя вылепленным из того же дурного теста.
Теперь, задним умом, он испугался злобного неистовства, которое проявил по отношению к Рубанку. Он сам себя не узнавал. Возможно, не что-то иное, а именно эта метаморфоза и отдалила от него Клер.
17
Мать отсутствовала четыре дня. Никогда еще Жюльен не чувствовал себя таким одиноким. Он почти не работал, а лишь слонялся без дела вокруг Вороньего поля. Продолжать разминирование без Цеппелина было невозможно. Грандиозные планы, которые он строил, окрыленный первым успехом, окончились крахом. Не стоило ли попросту воспользоваться отлучкой матери и уйти бродяжничать? Герой приключенческого романа собрал бы пожитки, пришел в ближайший порт и устроился юнгой на любое готовое к отплытию судно. Смутное военное время располагало к подобным авантюрам: Жюльен вспомнил книги Джека Лондона, «Морского волка», где рассказывалось, как на палубах зверобойных шхун изнеженных подростков с помощью кулаков превращали в настоящих матросов. Он созрел для таких испытаний. Что, если оставить матери записку, прибить ее на дверь хижины и отправиться в дальнее плавание?
Уж слишком он боялся найти ее изменившейся, с печатью неблаговидных поступков на лице. Не лучше ли воспользоваться случаем, посланным ему свыше, и поставить крест на Леурланах, их пороках и проклятиях, покончить с изматывающими душу вопросами? Открыть для себя новое счастье — счастье эгоиста-одиночки. Мальчик и так и эдак прикидывал, как ему распорядиться собственной судьбой, но не мог прийти ни к какому решению.
На исходе третьих суток Жюльен, роясь в шкафу, нашел пакетик с крысиным ядом, на котором был изображен череп с перекрещенными костями, и в его памяти сразу всплыли откровения Рубанка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88