Клер вернулась на следующий день, сгибаясь под тяжестью изрядно прибавившего в весе чемодана. Жюльен услышал шаги приближающейся матери задолго до того, как ее увидел, — ветер донес шуршание камешков под деревянными подошвами башмаков, хотя их хозяйка еще находилась внизу холма. Первым побуждением мальчика было броситься ей навстречу, но он приказал себе оставаться на месте и, усевшись на камне, ждал, когда сократится разделяющее их расстояние. Он хотел не столько продемонстрировать Клер свою холодность, сколько отсрочить момент встречи из опасения увидеть в ней другую женщину, еще одну незнакомку.
Коленки Жюльена дрожали, и это приводило его в бешенство.
Мать бросила багаж возле колодца с веселостью, которую Жюльен тут же счел наигранной. Он взглянул на нее, стараясь не выдать волнения: лицо Клер разрумянилось от долгого подъема, костюм помялся, под мышками — темные круги от пота, башмаки в пыли. Никто ее не сопровождал. Вернулась она точно так же, как и ушла, — одинокой бродяжкой. Почти успокоившись, Жюльен даже почувствовал к ней что-то вроде нежности.
— Открывай! — звонко крикнула она, подталкивая к нему чемодан. — У меня с собой столько чудесных вещей! Открывай же! Не дуйся, я своего добилась: нам пришлют сапера! Это было не просто, но мне помог Одонье. Ветер подул в другую сторону, и теперь нотариус старается заполучить как можно больше друзей.
Скинув жакет, Клер погрузила руки в стоявшее на скамье ведро и стала брызгать себе на лицо водой. Жюльен боялся на нее смотреть, боялся увидеть синяки под глазами и вспухший от поцелуев рот — ведь он был еще в том возрасте, когда кажется, что женщина встает с ложа любви тяжело раненной. А Клер уже рассказывала путаную историю о походе в штаб и командире саперной части, о бомбардировке в Казне, о тысячах жертв среди мирного населения; возмущалась летчиками союзнических войск, бросавшими бомбы с такой большой высоты, что неизвестно было наверняка, в кого они попадут: говорила, что, дескать, бомбы эти убили куда больше французов, чем немцев. Жюльену все было безразлично, он только отметил, что мать слишком уж много говорит.
В чемодане оказался обычный сухой паек американских солдат: шоколад, жвачка, сигареты. Жалкие подачки саперов привели мальчика в неистовство. Он рассердился на мать, принимавшую детские гостинцы, словно манну небесную, и от всей души благодарившую самодовольных «победителей». Да за кого они их принимают? За дикарей, которых легко подкупить разноцветными стекляшками? Гнев заставил его поднять глаза и взглянуть в лицо Клер — оно светилось восхищением маленькой девочки. «Простушка! — подумал он со злобой. — Ах, какие же все-таки женщины дуры!» Мальчик закрыл крышку чемодана, так ничего и не взяв, не прельстившись даже шоколадом. Клер посмотрела на сына с недоумением, а он готов был выпалить ей: «Суррогат годится для солдатни, а я предпочитаю шоколад адмиралов!»
Не в силах вынести щебетания матери, он решил спустить ее с небес на землю, остановив поток анекдотов из армейской жизни, до которой ему не было ни малейшего дела. Плевать ему на капитана такого-то и лейтенанта этакого-то, которые оказались настолько любезными, что…
— Рубанок заходил, — сухо проговорил мальчик. — Собирался открыть мне кое на что глаза.
Он тут же осознал, насколько слова его отдают дешевыми романами, но отступать было поздно.
— Что? — рассеянно спросила Клер, прерванная на середине очередного анекдота.
— Рубанок заходил, — повторил Жюльен. — Сообщил, что это ты убила Цеппелина.
Итак, что сказано, то сказано. Бомба сброшена, остается ждать взрыва.
Улыбка матери съежилась, как горящая бумажка, и мальчик понял, что Клер просто раздосадована, что он погасил ее радость. Нет, она не чувствовала себя виноватой, но была возмущена, что ей так некстати напомнили о неприятном эпизоде.
— Черт! — раздраженно выкрикнула она. — Так я и предполагала, что из этого раздуют целую историю! Если хочешь знать, пес пострадал из-за тебя, твоих глупостей. Ты виноват, что я до такого дошла.
— Я виноват? — От изумления Жюльен начал заикаться.
— Конечно! — крикнула Клер. — Ты что, меня за дуру принимаешь? Думаешь, я не знала, чем ты занимаешься по утрам на минном поле? Или воображаешь, что я не просыпалась от взрывов? Спала как сурок и не слышала, как ты крадучись выбирался из хижины? Я тут же, покрываясь холодным потом, бросалась к окну, чтобы разглядеть тебя в щели ставен. Каждую минуту я боялась, что ты подорвешься. Это было невыносимо, мне казалось, я вот-вот сойду с ума. И все из-за проклятой собаки, которая выкапывала бомбы из земли, как трюфели.
— Так ты все знала? — прошептал Жюльен. — Но не сказала ни слова?
— Что толку! — воскликнула мать. — Могла ли я надеяться, что ты мне подчинишься? Да я готова была волком выть, умоляя тебя прекратить, но боялась сделать еще хуже. Так я и жила, в ужасе перед тем, что могло произойти. Отругай я тебя, ты пренебрег бы этим, и не отрицай! Ты из породы Леурланов — а они слушаются только себя!
Голос Клер задрожал, градом брызнули слезы, и она даже не пыталась их вытирать. Жюльен шагнул к ней. Мать обняла его за голову и принялась целовать.
— Я прекрасно понимала, что ты задумал, — шептала она. — Смелый шаг, но я не могла этого вынести. Мой запрет ничего бы не дал, и тогда у меня родилась мысль… убить пса. Я подумала, что без него ты не полезешь под колючую проволоку. Другого способа я не нашла. Знаю, это ужасно, но я так тебя люблю! У меня только один сын. Ну а пес… — Теперь она говорила очень тихо, еле слышно, всхлипывая и крепко прижимая его к себе: — Несколько раз я пыталась его отравить, но Цеппелин отказывался есть, точно угадывал мои мысли. И тогда, чтобы поскорее с этим покончить, я решила его зарезать. Мне казалось, что сделать это будет очень трудно, но на деле все оказалось проще. Пришлось заставить себя возненавидеть Цеппелина — ведь из-за него ты подвергал свою жизнь немыслимому риску. Так пусть он исчезнет навсегда! Понимаешь, я убила его из любви к тебе, мне надоело видеть, как ты играешь в героя. Ведь ты еще ребенок, Жюльен, перестань считать себя мужчиной! Слишком уж часто люди умирают именно в тот момент, когда им кажется, будто все нипочем, — не бери пример с таких смельчаков. В твоих жилах течет кровь Леурланов, она часто будет тебя толкать на безрассудные поступки, но научись сопротивляться. Делай прямо противоположное тому, что могли бы совершить в той или иной ситуации Матиас и Адмирал, умоляю!
Жюльен осторожно высвободился из ее объятий. Им владели сложные чувства: боль, нежность, ужас перед пролитой кровью. Взгляд его был прикован к рукам матери, которые недавно подносили нож к шее Цеппелина. Никаких следов, никакой отметины на них не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88