Рыжеволосая лишь пожала плечами и снова вернулась к прерванному разговору со своей соседкой по парте Светкой Трубецкой.
Потом был урок. Алгебра. Та самая, к которой вчера так упорно готовился Трушкин. Примерно в середине урока Леха подумал, что он — оптимист. Потому что в голове у него зародилась сумасшедшая мысль: если Крендель не набросился на него в первую минуту, значит, все вчерашнее забыто? И опять настало перемирие?
Как оказалось позже, ничего не было забыто.
Место, где все это произошло, оказалось обыкновенным школьным туалетом. Вскоре после первого урока весьма срочное дело заставило Леху Королькова заскочить на несколько секунд в туалет.
Почти одновременно с Лехой туда же зашел Колька Череповец из 9-го «А». Это было плохим признаком, но разве мог Корольков умотать сразу после того, как это понял?
Через минуту вновь хлопнула входная дверь.
— Металл суров, — раздался голос Кренделя.
— Суров, точно, — ответил Череп. — Ну что, маменькин сынок, попался? — Он внезапно простер руку и опустил ее на загривок Королькова.
БУХ.
От удара Леха пригнулся. Сзади раздался хохот.
Сейчас ему устроят харакири, пронеслось в голове у Королькова. Он обернулся, и в эту минуту снова хлопнула дверь — зашли Блэкмор и Спид. Так, еще двое… Что ж, теперь все в сборе, разве что без Цыпы. Ну, Цыпа не в счет…
— Металл суров, — повторил Мишка. — Ну вот, Моченый, мы и встретились, — торжественно продолжил Крендель. — Теперь нам никто не помешает.
Сколько времени осталось до звонка на урок? Пять минут? Семь? Десять?
И тут Леха вспомнил, что перемена после первого урока — большая. Двадцать пять минут, которые отводились на завтрак.
Так. Все учли, гады.
Ему необходимо продержаться до звонка, это — единственный выход. Сколько там осталось, минут пятнадцать? Или двадцать?
— Ну что ж, валяйте, — сказал Корольков.
В это время Цыпа стоял на стреме — сторожил дверь туалета снаружи. Кто бы ни мчался в туалет, щуплый Цыпа вставал на пути, как прибрежная скала встает на пути любой волны.
— Закрыто, на фиг, — храбро заявлял Цыпа, — ремонт, блин.
Особо настырным он советовал валить в другой конец коридора — там тоже был туалет.
И народ валил… Потому что все знали, с кем дружит Цыпа; совать нос в дела этой компании не желал никто.
…Славка Трушкин сидел в классе и рассматривал, как вокруг него жуют бутерброды. Сам Славка бутера не ясевал. Он думал о том, где сейчас находится Корольков. Лехи-на сумка уныло лежала на парте и создавала впечатление крайней сиротливости, даже тревоги.
Леха сегодня был каким-то… неразговорчивым, что ли. Не таким, как всегда. И утром, до школы, Славка его не видел, хотя они прежде частенько встречались еще в подъезде и шли в школу вместе. (Леха обычно выходил без пятнадцати, Трушкин это знал, и сам выходил без пятнадцати.) Но сегодня Славка пришел в школу один — и увидел, что Леха уже сидит за партой.
После первого урока класс перешел в кабинет географии. Корольков бросил свою сумку на парту и вышел.
Он так и не проронил ни слова.
А Трушкин остался в классе.
Что-то случилось вчера вечером — пока он, Славка, сидел над этой проклятой алгеброй?
Трушкин озабоченно нахмурился и… решил сходить в туалет. При этом Славка совершенно не подозревал, что повторяет Лехин маршрут.
Цыпа возник перед ним, как из-под земли:
— Ремонт, блин! Куда намылился?
— Что? — Трушкин бросил растерянный взгляд. — Какой ремонт?
Цыпа скривился. Уже четверых он отправил в другой конец коридора — этот дохляк был пятым. Достали!
— Вали отсюда, — сказал Цыпа. — Шевели копытами, дохляк… А то — как хочешь, — Толик вдруг нервно хихикнул и посторонился, — заходи, составишь компанию Моченому…
Трушкин вытаращил глаза и мигом все понял.
Примерно с секунду можно было наблюдать, как возле мужского туалета, что был недалеко от кабинета географии, стояли друг против друга Трушкин и Цыпа — оба щуплые и маленькие, с горящими глазами и сжатыми кулаками, готовые броситься в бой…
Через секунду Трушкин вздохнул и расслабился. Он что, самоубийца? За плечами Цыпы маячил зловещий образ Кренделя…
А Леха? Его там метелят, в закрытом помещении, одного. Он, наверное, ждет подмоги…
Но шум школьного коридора заглушал все звуки, которые могли донестись из туалета.
— Ну? — сказал Цыпа.
Славка потоптался на месте, а потом втянул голову в плечи и — пошел по коридору прочь от крендельского прихлебателя. Быстрее, быстрее..
— Слабак, — донеслось вслед. Трушкин не стал оборачиваться.
— Трушкин! Тру-ушкин!
Нет, ему сегодня решительно не везло — это была Маргарита Игоревна. А все потому, что Славка проходил мимо учительской, расположенной в таком неудачном месте, что все дороги вели мимо нее.
— Трушкин, не делай вид, что тебя это не касается, — протрубила классная.
Славка скорчил самую страдальческую гримасу, на которую был способен, и остановился.
Но, обернувшись, Славка мужественно улыбнулся.
Классная стояла в дверях учительской, опираясь рукой о косяк.
— Глобусы, Трушкин, — приятным (излишне приятным!) басом произнесла Маргарита Игоревна. — Глобусы… Хорошо, что я тебя встретила, пойдем, это нужно для урока. — И она скрылась в учительской.
Трушкин, проклиная все на свете, влетел в учительскую. Он не смел ослушаться — те два года, которые Маргарита Игоревна преподавала в их классе географию и была классной руководительницей, ясно напоминали Славке, что этого лучше не делать…
Он охватил руками два глобуса, прижал к себе и помчался в класс.
Маргарита Игоревна что-то хотела сказать ему вслед, но Трушкин не стал слушать.
Достали сегодня его все! Сначала Цыпа, а вот теперь — классная.
А что, если сказать ей о Лехе? О том, что сейчас, в эти самые минуты, происходит в туалете? Но Трушкин не решился заложить Кренделя.
…Он взгромоздил глобусы на учительский стол и рванул к двери. Сразу за порогом опять налетел на классную — та, оказывается, шла следом, а в руках у нее были еще целых три глобуса.
— Трушкин, стой, — сказала Маргарита Игоревна, тяжело переводя дух. — Трушкин! Нужно сходить еще раз! Еще шесть штук.
Славка слабо застонал… Но тут же внутри его поднялась ужасная волна, готовая смести все на своем пути. Волна протеста.
Замирая от страха и решимости, он крикнул:
— Нет, Марь-Игоревна! Извините! — и, сжав зубы, побежал по коридору, чувствуя себя так, словно только что поднял огромное восстание.
— Трушкин! Тру-ушки-ин! — неслось вслед.
Славка не останавливался. Перед ним стояла ясная цель — туалет. До этой цели еще нужно было добежать, а коридор был таким длинным…
Пораженная Маргарита Игоревна несколько секунд пребывала в полной растерянности: это что же, ее перестают слушаться?
Географичка в ярости влетела в класс, поставила глобусы и оглядела жующих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Потом был урок. Алгебра. Та самая, к которой вчера так упорно готовился Трушкин. Примерно в середине урока Леха подумал, что он — оптимист. Потому что в голове у него зародилась сумасшедшая мысль: если Крендель не набросился на него в первую минуту, значит, все вчерашнее забыто? И опять настало перемирие?
Как оказалось позже, ничего не было забыто.
Место, где все это произошло, оказалось обыкновенным школьным туалетом. Вскоре после первого урока весьма срочное дело заставило Леху Королькова заскочить на несколько секунд в туалет.
Почти одновременно с Лехой туда же зашел Колька Череповец из 9-го «А». Это было плохим признаком, но разве мог Корольков умотать сразу после того, как это понял?
Через минуту вновь хлопнула входная дверь.
— Металл суров, — раздался голос Кренделя.
— Суров, точно, — ответил Череп. — Ну что, маменькин сынок, попался? — Он внезапно простер руку и опустил ее на загривок Королькова.
БУХ.
От удара Леха пригнулся. Сзади раздался хохот.
Сейчас ему устроят харакири, пронеслось в голове у Королькова. Он обернулся, и в эту минуту снова хлопнула дверь — зашли Блэкмор и Спид. Так, еще двое… Что ж, теперь все в сборе, разве что без Цыпы. Ну, Цыпа не в счет…
— Металл суров, — повторил Мишка. — Ну вот, Моченый, мы и встретились, — торжественно продолжил Крендель. — Теперь нам никто не помешает.
Сколько времени осталось до звонка на урок? Пять минут? Семь? Десять?
И тут Леха вспомнил, что перемена после первого урока — большая. Двадцать пять минут, которые отводились на завтрак.
Так. Все учли, гады.
Ему необходимо продержаться до звонка, это — единственный выход. Сколько там осталось, минут пятнадцать? Или двадцать?
— Ну что ж, валяйте, — сказал Корольков.
В это время Цыпа стоял на стреме — сторожил дверь туалета снаружи. Кто бы ни мчался в туалет, щуплый Цыпа вставал на пути, как прибрежная скала встает на пути любой волны.
— Закрыто, на фиг, — храбро заявлял Цыпа, — ремонт, блин.
Особо настырным он советовал валить в другой конец коридора — там тоже был туалет.
И народ валил… Потому что все знали, с кем дружит Цыпа; совать нос в дела этой компании не желал никто.
…Славка Трушкин сидел в классе и рассматривал, как вокруг него жуют бутерброды. Сам Славка бутера не ясевал. Он думал о том, где сейчас находится Корольков. Лехи-на сумка уныло лежала на парте и создавала впечатление крайней сиротливости, даже тревоги.
Леха сегодня был каким-то… неразговорчивым, что ли. Не таким, как всегда. И утром, до школы, Славка его не видел, хотя они прежде частенько встречались еще в подъезде и шли в школу вместе. (Леха обычно выходил без пятнадцати, Трушкин это знал, и сам выходил без пятнадцати.) Но сегодня Славка пришел в школу один — и увидел, что Леха уже сидит за партой.
После первого урока класс перешел в кабинет географии. Корольков бросил свою сумку на парту и вышел.
Он так и не проронил ни слова.
А Трушкин остался в классе.
Что-то случилось вчера вечером — пока он, Славка, сидел над этой проклятой алгеброй?
Трушкин озабоченно нахмурился и… решил сходить в туалет. При этом Славка совершенно не подозревал, что повторяет Лехин маршрут.
Цыпа возник перед ним, как из-под земли:
— Ремонт, блин! Куда намылился?
— Что? — Трушкин бросил растерянный взгляд. — Какой ремонт?
Цыпа скривился. Уже четверых он отправил в другой конец коридора — этот дохляк был пятым. Достали!
— Вали отсюда, — сказал Цыпа. — Шевели копытами, дохляк… А то — как хочешь, — Толик вдруг нервно хихикнул и посторонился, — заходи, составишь компанию Моченому…
Трушкин вытаращил глаза и мигом все понял.
Примерно с секунду можно было наблюдать, как возле мужского туалета, что был недалеко от кабинета географии, стояли друг против друга Трушкин и Цыпа — оба щуплые и маленькие, с горящими глазами и сжатыми кулаками, готовые броситься в бой…
Через секунду Трушкин вздохнул и расслабился. Он что, самоубийца? За плечами Цыпы маячил зловещий образ Кренделя…
А Леха? Его там метелят, в закрытом помещении, одного. Он, наверное, ждет подмоги…
Но шум школьного коридора заглушал все звуки, которые могли донестись из туалета.
— Ну? — сказал Цыпа.
Славка потоптался на месте, а потом втянул голову в плечи и — пошел по коридору прочь от крендельского прихлебателя. Быстрее, быстрее..
— Слабак, — донеслось вслед. Трушкин не стал оборачиваться.
— Трушкин! Тру-ушкин!
Нет, ему сегодня решительно не везло — это была Маргарита Игоревна. А все потому, что Славка проходил мимо учительской, расположенной в таком неудачном месте, что все дороги вели мимо нее.
— Трушкин, не делай вид, что тебя это не касается, — протрубила классная.
Славка скорчил самую страдальческую гримасу, на которую был способен, и остановился.
Но, обернувшись, Славка мужественно улыбнулся.
Классная стояла в дверях учительской, опираясь рукой о косяк.
— Глобусы, Трушкин, — приятным (излишне приятным!) басом произнесла Маргарита Игоревна. — Глобусы… Хорошо, что я тебя встретила, пойдем, это нужно для урока. — И она скрылась в учительской.
Трушкин, проклиная все на свете, влетел в учительскую. Он не смел ослушаться — те два года, которые Маргарита Игоревна преподавала в их классе географию и была классной руководительницей, ясно напоминали Славке, что этого лучше не делать…
Он охватил руками два глобуса, прижал к себе и помчался в класс.
Маргарита Игоревна что-то хотела сказать ему вслед, но Трушкин не стал слушать.
Достали сегодня его все! Сначала Цыпа, а вот теперь — классная.
А что, если сказать ей о Лехе? О том, что сейчас, в эти самые минуты, происходит в туалете? Но Трушкин не решился заложить Кренделя.
…Он взгромоздил глобусы на учительский стол и рванул к двери. Сразу за порогом опять налетел на классную — та, оказывается, шла следом, а в руках у нее были еще целых три глобуса.
— Трушкин, стой, — сказала Маргарита Игоревна, тяжело переводя дух. — Трушкин! Нужно сходить еще раз! Еще шесть штук.
Славка слабо застонал… Но тут же внутри его поднялась ужасная волна, готовая смести все на своем пути. Волна протеста.
Замирая от страха и решимости, он крикнул:
— Нет, Марь-Игоревна! Извините! — и, сжав зубы, побежал по коридору, чувствуя себя так, словно только что поднял огромное восстание.
— Трушкин! Тру-ушки-ин! — неслось вслед.
Славка не останавливался. Перед ним стояла ясная цель — туалет. До этой цели еще нужно было добежать, а коридор был таким длинным…
Пораженная Маргарита Игоревна несколько секунд пребывала в полной растерянности: это что же, ее перестают слушаться?
Географичка в ярости влетела в класс, поставила глобусы и оглядела жующих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44