Кроме того, что ты уже знаешь, здесь ещё встречаются: «мьюз», «молл», «гарденс», «лэйн», «роу», «уэй», «террас» и бог знает что ещё. И всё это означает «улица» или «переулок». Но Холланд-парк, настоящий парк, очень красивый, отсюда в двух шагах, так что название появилось не случайно. Вовка тебе, Витя, потом покажет.
— Кто?
— Вовка, мой сын. Да вот и он.
По ступеням высоко от земли поднятого парадного, не торопясь, засунув руки в карманы штанов-шортов, спускался мальчишка — копия дяди Глеба. Тоже невысокий, ниже меня, но плотненький, розовощёкий, круглолицый, черноволосый. И тоже с голубыми глазами. В общем, настоящий маленький Тарасюк, только усов не хватает.
Он вежливо поздоровался.
— Знакомься, — сказал дядя Глеб. — Витя Лалетин, твой одноклассник.
Я кивнул однокласснику, он мне, и мы все дружно принялись таскать вещи наверх, на четвёртый этаж. Внутри обстановка тоже выглядела старинной. Чувствовалось, что дом раньше принадлежал какому-то богатею.
Дядя Глеб подтвердил мою догадку.
— Это вообще район дорогой, Холланд-парк. Рабочие и мелкие служащие здесь не живут, не по карману. Лондон, братец ты мой, он как лоскутное одеяло: на одном лоскуте богачи, на соседнем — люди победнее, а чуть дальше опять нужно хорошие деньги иметь. Да что там далеко ходить. Через две улицы к северу от того места, где мы с тобой сейчас стоим, находится Ноттинг-хилл, район трущоб, где селятся одни негры и вест-индийцы.
Тарасюки жили дверь в дверь с нами. Нас встретила женщина, ещё более полная, чем дядя Глеб, с ещё более розовым и круглым лицом, над которым сплетались толстые чёрные косы. Это была Вовкина мама, Анна Григорьевна. Она пригласила нас войти и чувствовать себя как дома, добавив, что это совсем не трудно, так как квартиры у нас — близнецы.
Есть мне не хотелось, Вовка уже успел поужинать, и мы с ним отправились на улицу. Сначала он привёл меня в крохотный, чуть побольше хорошей комнаты, дворик с песочницей и двумя скамеечками. Он почему-то пустовал, если не считать сидевшей на скамейке женщины с грудным ребёнком.
— Здесь вы и гуляете? — упавшим голосом спросил я: после парка Дружбы этот дворик выглядел очень уж убого.
— Иногда здесь, — солидно начал разъяснять Вовка. — А вообще здесь мест для гулянья сколько хочешь. Мы с ребятами обычно в Холланд-парк ходим или в Кенсингтон-гарденс. В Кенсингтон-гарденс, сразу за посольствами, хорошие футбольные площадки.
— Ты играешь в футбол? — удивился я: его неторопливость не вязалась с этой игрой.
— Я на воротах стою.
— Ты сказал: «за посольствами». Разве посольство не одно?
— Ну, во-первых, на той улице, кроме нашего посольства, ещё штук тридцать других, там почти все дома — посольства. И потом, там наших, советских домов, — он начал, загибая пальцы, считать: — тринадцатый, восемнадцатый — это раз; дом военных — два; тот, где библиотека — три; консульство — четыре. Пять наших домов. А есть ещё торговое представительство, торгпредство, это на другом конце города, на Хайгейт-хилл.
— А для чего оно, торговое представительство?
— Понимаешь, посольство разные политические переговоры с англичанами ведёт, а торгпредство у них разные нужные товары покупает, а им наши продаёт. Эх, вот где здорово жить — в торгпредстве!
— Почему?
— У них там территория как парк. Все своё, все рядом — клуб, спортивные площадки, даже детский сад есть.
— И школа есть?
— Нет, в школу они к нам приезжают на басе.
Я понял, что это он так, на английский манер, называет автобус.
— А вы отсюда в школу пешком ходите?
— Тоже ездим, на маленьком басике. Пешком далеко и нельзя.
— Почему нельзя?
— Мало ли что, — уклонился он от прямого ответа.
— Что, например?
— «Что-что»… — неожиданно рассердился Вовка. — Всё-таки не своя страна, всякое может случиться. Здесь же полно всяких гадов, которые фашистам служили, а потом вместе с ними сбежали. Бандеровцы там всякие, власовцы, ещё какие-то.
— И англичане их держат на свободе?! — ахнул я. — Они фашистам помогали наших мучить, а мы их теперь должны здесь бояться?
— Не бояться, а быть бдительными, — веско произнёс Вовка.
— Но всё-таки, почему же англичане позволяют им свободно разгуливать? Раз Англия в той войне была нашим союзником, значит, эти самые власовцы и для англичан должны быть врагами.
— Сам не пойму, — со вздохом признался Вовка. — Ладно, пошли на крыльцо, что ли.
— А как же эти, бандеровцы? — напомнил я ему.
— Сюда они не сунутся, тут у нас полицейские дежурят. Далеко мы не пойдём, всё равно скоро стемнеет.
— Вовка, а чего это ваших ребят никого не видно? Спят так рано, что ли?
— Скажешь тоже — спят! На дачу все уехали. Мы остались потому, что папа вас встречал.
— У вас здесь и дачи есть?
— Это не как в Москве, не домики деревянные. У нас, у посольства то есть, милях в пятидесяти от Лондона есть целый замок, а вокруг него большой участок, не меньше Холланд-парка. Вот туда все, кто свободен, в субботу и едут. Оттуда и до моря близко.
— Как это — замок? Замки только у рыцарей были.
— Самый настоящий замок. Он прежде какому-то графу или лорду принадлежал, называется — родовое поместье. Как входишь в него, зал есть большой, круглый, так там до сих пор на стенах щиты рыцарские висят, копья всякие, секиры.
— Как же посольство его купило, он же очень дорогой, наверное?
— Никто его и не покупал.
— Не покупал?
— Представь себе. Этот граф или лорд нам его подарил.
— Стал бы граф дарить замок советским, которые всех своих графов давно отменили!
— А вот он взял и подарил. Это особый граф, его сын во время войны с фашистами был лётчиком и вместе со своей эскадрильей базировался где-то у нас на Крайнем Севере, около Мурманска, кажется. Его советским орденом за храбрость наградили. У нас он и погиб в бою. В память об этом его отец и подарил нам замок.
— Откуда ты все это знаешь?
— Это не только я знаю.
Мы стояли на парадном крыльце. Сумерки сгущались, и гулять уже не хотелось. Разглядывая соседние здания, мало отличавшиеся от нашего дома, я размышлял о странной судьбе графского сына, сражавшегося против фашистов вместе с нашими лётчиками. Об этом надо написать Леньке обязательно и со всеми подробностями.
5. ЕЩЁ ОДНА ТАЙНА ШЕРЛОКА ХОЛМСА
Мне показалось, что спал я очень долго, потому что, открыв глаза, я увидел комнату, наполненную светом, а на потолке гонялись друг за другом солнечные зайчики. Родители ещё спали.
Я попытался открыть окно. Удалось это не сразу: сначала я не разобрался, что у англичан окна открываются не по-нашенски, а как в железнодорожном вагоне — поднимаются.
Улица внизу была совершенно пустынной и тихой. Меня это удивило: папины часы, лежавшие на столе, показывали почти девять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Кто?
— Вовка, мой сын. Да вот и он.
По ступеням высоко от земли поднятого парадного, не торопясь, засунув руки в карманы штанов-шортов, спускался мальчишка — копия дяди Глеба. Тоже невысокий, ниже меня, но плотненький, розовощёкий, круглолицый, черноволосый. И тоже с голубыми глазами. В общем, настоящий маленький Тарасюк, только усов не хватает.
Он вежливо поздоровался.
— Знакомься, — сказал дядя Глеб. — Витя Лалетин, твой одноклассник.
Я кивнул однокласснику, он мне, и мы все дружно принялись таскать вещи наверх, на четвёртый этаж. Внутри обстановка тоже выглядела старинной. Чувствовалось, что дом раньше принадлежал какому-то богатею.
Дядя Глеб подтвердил мою догадку.
— Это вообще район дорогой, Холланд-парк. Рабочие и мелкие служащие здесь не живут, не по карману. Лондон, братец ты мой, он как лоскутное одеяло: на одном лоскуте богачи, на соседнем — люди победнее, а чуть дальше опять нужно хорошие деньги иметь. Да что там далеко ходить. Через две улицы к северу от того места, где мы с тобой сейчас стоим, находится Ноттинг-хилл, район трущоб, где селятся одни негры и вест-индийцы.
Тарасюки жили дверь в дверь с нами. Нас встретила женщина, ещё более полная, чем дядя Глеб, с ещё более розовым и круглым лицом, над которым сплетались толстые чёрные косы. Это была Вовкина мама, Анна Григорьевна. Она пригласила нас войти и чувствовать себя как дома, добавив, что это совсем не трудно, так как квартиры у нас — близнецы.
Есть мне не хотелось, Вовка уже успел поужинать, и мы с ним отправились на улицу. Сначала он привёл меня в крохотный, чуть побольше хорошей комнаты, дворик с песочницей и двумя скамеечками. Он почему-то пустовал, если не считать сидевшей на скамейке женщины с грудным ребёнком.
— Здесь вы и гуляете? — упавшим голосом спросил я: после парка Дружбы этот дворик выглядел очень уж убого.
— Иногда здесь, — солидно начал разъяснять Вовка. — А вообще здесь мест для гулянья сколько хочешь. Мы с ребятами обычно в Холланд-парк ходим или в Кенсингтон-гарденс. В Кенсингтон-гарденс, сразу за посольствами, хорошие футбольные площадки.
— Ты играешь в футбол? — удивился я: его неторопливость не вязалась с этой игрой.
— Я на воротах стою.
— Ты сказал: «за посольствами». Разве посольство не одно?
— Ну, во-первых, на той улице, кроме нашего посольства, ещё штук тридцать других, там почти все дома — посольства. И потом, там наших, советских домов, — он начал, загибая пальцы, считать: — тринадцатый, восемнадцатый — это раз; дом военных — два; тот, где библиотека — три; консульство — четыре. Пять наших домов. А есть ещё торговое представительство, торгпредство, это на другом конце города, на Хайгейт-хилл.
— А для чего оно, торговое представительство?
— Понимаешь, посольство разные политические переговоры с англичанами ведёт, а торгпредство у них разные нужные товары покупает, а им наши продаёт. Эх, вот где здорово жить — в торгпредстве!
— Почему?
— У них там территория как парк. Все своё, все рядом — клуб, спортивные площадки, даже детский сад есть.
— И школа есть?
— Нет, в школу они к нам приезжают на басе.
Я понял, что это он так, на английский манер, называет автобус.
— А вы отсюда в школу пешком ходите?
— Тоже ездим, на маленьком басике. Пешком далеко и нельзя.
— Почему нельзя?
— Мало ли что, — уклонился он от прямого ответа.
— Что, например?
— «Что-что»… — неожиданно рассердился Вовка. — Всё-таки не своя страна, всякое может случиться. Здесь же полно всяких гадов, которые фашистам служили, а потом вместе с ними сбежали. Бандеровцы там всякие, власовцы, ещё какие-то.
— И англичане их держат на свободе?! — ахнул я. — Они фашистам помогали наших мучить, а мы их теперь должны здесь бояться?
— Не бояться, а быть бдительными, — веско произнёс Вовка.
— Но всё-таки, почему же англичане позволяют им свободно разгуливать? Раз Англия в той войне была нашим союзником, значит, эти самые власовцы и для англичан должны быть врагами.
— Сам не пойму, — со вздохом признался Вовка. — Ладно, пошли на крыльцо, что ли.
— А как же эти, бандеровцы? — напомнил я ему.
— Сюда они не сунутся, тут у нас полицейские дежурят. Далеко мы не пойдём, всё равно скоро стемнеет.
— Вовка, а чего это ваших ребят никого не видно? Спят так рано, что ли?
— Скажешь тоже — спят! На дачу все уехали. Мы остались потому, что папа вас встречал.
— У вас здесь и дачи есть?
— Это не как в Москве, не домики деревянные. У нас, у посольства то есть, милях в пятидесяти от Лондона есть целый замок, а вокруг него большой участок, не меньше Холланд-парка. Вот туда все, кто свободен, в субботу и едут. Оттуда и до моря близко.
— Как это — замок? Замки только у рыцарей были.
— Самый настоящий замок. Он прежде какому-то графу или лорду принадлежал, называется — родовое поместье. Как входишь в него, зал есть большой, круглый, так там до сих пор на стенах щиты рыцарские висят, копья всякие, секиры.
— Как же посольство его купило, он же очень дорогой, наверное?
— Никто его и не покупал.
— Не покупал?
— Представь себе. Этот граф или лорд нам его подарил.
— Стал бы граф дарить замок советским, которые всех своих графов давно отменили!
— А вот он взял и подарил. Это особый граф, его сын во время войны с фашистами был лётчиком и вместе со своей эскадрильей базировался где-то у нас на Крайнем Севере, около Мурманска, кажется. Его советским орденом за храбрость наградили. У нас он и погиб в бою. В память об этом его отец и подарил нам замок.
— Откуда ты все это знаешь?
— Это не только я знаю.
Мы стояли на парадном крыльце. Сумерки сгущались, и гулять уже не хотелось. Разглядывая соседние здания, мало отличавшиеся от нашего дома, я размышлял о странной судьбе графского сына, сражавшегося против фашистов вместе с нашими лётчиками. Об этом надо написать Леньке обязательно и со всеми подробностями.
5. ЕЩЁ ОДНА ТАЙНА ШЕРЛОКА ХОЛМСА
Мне показалось, что спал я очень долго, потому что, открыв глаза, я увидел комнату, наполненную светом, а на потолке гонялись друг за другом солнечные зайчики. Родители ещё спали.
Я попытался открыть окно. Удалось это не сразу: сначала я не разобрался, что у англичан окна открываются не по-нашенски, а как в железнодорожном вагоне — поднимаются.
Улица внизу была совершенно пустынной и тихой. Меня это удивило: папины часы, лежавшие на столе, показывали почти девять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29