Гюнвальд Ларссон направился к двери. На пороге он сказал:
— Хитрая лиса этот Асарсон. А его братец наверняка не лучше.
В дверях появился Колльберг. Он выглядел уставшим и невыспавшимся, глаза у него были красные.
— Чем ты занимаешься? — спросил Мартин Бек.
— Слушаю магнитофонную запись допроса, который проводил Стенстрём. Он допрашивал Биргерсона, того, который убил жену. У меня это заняло всю ночь.
— Ну?
— Ничего. Абсолютно ничего. Если я чего-то не упустил.
— Это всегда возможно.
— Очень ценное указание, — заметил Колльберг, закрывая за собой дверь.
Мартин Бек облокотился на стол и подпер голову руками.
Была пятница, восемнадцатое декабря. Прошло уже двадцать пять дней, а расследование, по существу, топталось на месте. Более того, появились определенные признаки, что все разваливается. Каждый цеплялся за любую мелочь, как утопающий хватается за соломинку.
Меландер размышлял над тем, где и когда он слышал имя и фамилию Нильс Эрик Ёранссон.
Гюнвальд Ларссон ломал себе голову над источниками доходов братьев Асарсон.
Колльберг пытался догадаться, каким образом не совсем нормальный психически убийца жены по фамилии Биргерсон мог натолкнуть на что-то Стенстрёма.
Нордин старался установить связь между Ёранссоном, групповым убийством и гаражом в Хегерстене.
Эк настолько углубился в изучение устройства красного двухэтажного автобуса, что теперь с ним можно было разговаривать только об электрической схеме и расположении дворников на лобовом стекле.
Монссон систематически допрашивал всю арабскую колонию в Стокгольме, потому что проникся убеждением Гюнвальда Ларссона, что Мохаммед Бусси должен играть ключевую роль в этом деле, так как он алжирец.
Сам Мартин Бек думал о Стенстрёме, о том, что, возможно, он за кем-то следил и тот человек застрелил его. Эти рассуждения вовсе не выглядели убедительными. Разве позволил бы такой опытный полицейский, чтобы его застрелил человек, за которым он следил? И к тому же в автобусе?
Рённ не мог перестать думать о том, что сказал Шверин в больнице за несколько секунд до того, как умереть.
Именно в эту пятницу, днем, у него состоялся разговор со звукооператором шведского радио. Звукооператор попытался проанализировать записанные звуки. Это заняло у него много времени, но теперь он наконец справился с заданием.
— Маловато материала, не над чем было работать. Мне все же удалось получить определенные результаты. Хотите послушать?
— Да, — сказал Рённ.
Он взял трубку в левую руку и потянулся за блокнотом.
— Вы норландец, я прав?
— Да.
— Ну, нас интересуют не вопросы, а только ответы. Прежде всего я постарался убрать с ленты все посторонние звуки, шум, скрежет и так далее.
Рённ ждал с авторучкой наготове.
— Если говорить о первом ответе, на вопрос, кто стрелял, можно четко выделить четыре согласных: д, н, р и к.
— Да, — согласился Рённ.
— Однако при более глубоком анализе слышны и некоторые гласные и дифтонги между этими согласными. Например, звук «е» или «и» между «д» и «н».
— Динрк, — сказал Рённ.
— Да, это звучит приблизительно так для неопытного уха. Кроме того, мне кажется, что он произнес очень слабое «ай» после согласной «к».
— Динркай, — сказал Рённ.
— Что-то в этом роде, хотя и не с таким сильным «ай».
После паузы эксперт предположил:
— Наверное, этот человек был в очень плохом состоянии.
— Да.
— Возможно, он испытывал сильные боли.
— Вероятнее всего.
— В таком случае, — с облегчением сказал эксперт, — можно объяснить, почему он произнес «ай».
Рённ записывал. Почесывал кончиком авторучки основание носа. Слушал.
— Теперь я окончательно уверен, что эти звуки образуют целую фразу, состоящую из многих слов.
— И как же звучит эта фраза? — спросил Рённ, приготовившись записывать.
— Очень трудно сказать. Очень трудно. Например, там могло быть: дрянь, ай.
— Дрянь, — удивленно повторил Рённ.
— Это всего лишь для примера, естественно. Если же говорить о втором ответе…
— Акальсон?
— Ага, так значит, вам кажется, что это звучало именно так? Любопытно. Я теперь так не считаю. Я пришел к выводу, что он произнес два слова. Вначале «яак», а потом «альсон».
— Что бы это могло значить?
— Ну, можно предположить, что это фамилия. Альсон или, вероятнее всего, Ольсон.
— Яак Альсон? Яак Ольсон?
— Вот именно! Это звучит именно так. Вы точно так же произносите «ль». Возможно, он говорил на таком же диалекте. — После нескольких секунд молчания эксперт сказал: — Впрочем, маловероятно, чтобы существовал кто-то, кого зовут Яак Альсон или Яак Ольсон, так?
— Маловероятно, — согласился Рённ.
— У меня пока все. Я, естественно, пришлю письменное заключение вместе с текстом. Просто я решил, что стоит сразу же позвонить, так как дело может быть срочным.
— Спасибо, — сказал Рённ.
Он положил трубку и после некоторых раздумий решил не докладывать об этих выводах эксперта руководителю расследования. По крайней мере, не сейчас.
Несмотря на то, что часы показывали всего лишь четверть четвертого, было уже совершенно темно, когда Колльберг приехал на Лонгхольмен. Он замерз, устал, в атмосфера тюрьмы не настраивала на радостный лад. Холодная комната свидании была обшарпанной и негостеприимной, и в ожидании прихода того, с кем он должен был встретиться, Колльберг хмуро мерил расстояние между стенами. Биргерсон, человек который убил жену, был подвергнут основательному психиатрическому обследованию в клинике судебной медицины. Вскоре его, наверное, освободят от отбытия наказания и направят в какое-нибудь лечебное заведение.
Примерно через пятнадцать минут дверь открылась и надзиратель в синей униформе впустил низенького лысоватого мужчину лет шестидесяти. Мужчина перешагнул через порог, остановился и поклонился с вежливой улыбкой. Колльберг подошел к нему. Они обменялись рукопожатием и представились друг другу.
Биргерсон оказался приятным собеседником.
— Ассистент Стенстрём? Конечно, припоминаю. Очень симпатичный. Я попрошу вас передать ему привет от меня.
— Он мертв.
— Мертв? Не понимаю. Такой молодой человек… Как это случилось?
— Вот об этом-то я и хотел бы поговорить с вами.
Колльберг вкратце объяснил, что ему нужно.
— Я прослушал все, что было записано на пленку, — сказал он в конце. — Однако догадываюсь, что он не всегда включал магнитофон, например, во время еды или когда вы пили кофе.
— Верно.
— Но ведь вы и тогда разговаривали друг с другом.
— Конечно. Так часто бывало.
— О чем вы разговаривали?
— Так, обо всем.
— А может быть, какая-то тема особенно заинтересовала Стенстрёма?
Биргерсон задумался и покачал головой.
— Мы в основном просто болтали. О том, о сем. Какая-то особенная тема?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Хитрая лиса этот Асарсон. А его братец наверняка не лучше.
В дверях появился Колльберг. Он выглядел уставшим и невыспавшимся, глаза у него были красные.
— Чем ты занимаешься? — спросил Мартин Бек.
— Слушаю магнитофонную запись допроса, который проводил Стенстрём. Он допрашивал Биргерсона, того, который убил жену. У меня это заняло всю ночь.
— Ну?
— Ничего. Абсолютно ничего. Если я чего-то не упустил.
— Это всегда возможно.
— Очень ценное указание, — заметил Колльберг, закрывая за собой дверь.
Мартин Бек облокотился на стол и подпер голову руками.
Была пятница, восемнадцатое декабря. Прошло уже двадцать пять дней, а расследование, по существу, топталось на месте. Более того, появились определенные признаки, что все разваливается. Каждый цеплялся за любую мелочь, как утопающий хватается за соломинку.
Меландер размышлял над тем, где и когда он слышал имя и фамилию Нильс Эрик Ёранссон.
Гюнвальд Ларссон ломал себе голову над источниками доходов братьев Асарсон.
Колльберг пытался догадаться, каким образом не совсем нормальный психически убийца жены по фамилии Биргерсон мог натолкнуть на что-то Стенстрёма.
Нордин старался установить связь между Ёранссоном, групповым убийством и гаражом в Хегерстене.
Эк настолько углубился в изучение устройства красного двухэтажного автобуса, что теперь с ним можно было разговаривать только об электрической схеме и расположении дворников на лобовом стекле.
Монссон систематически допрашивал всю арабскую колонию в Стокгольме, потому что проникся убеждением Гюнвальда Ларссона, что Мохаммед Бусси должен играть ключевую роль в этом деле, так как он алжирец.
Сам Мартин Бек думал о Стенстрёме, о том, что, возможно, он за кем-то следил и тот человек застрелил его. Эти рассуждения вовсе не выглядели убедительными. Разве позволил бы такой опытный полицейский, чтобы его застрелил человек, за которым он следил? И к тому же в автобусе?
Рённ не мог перестать думать о том, что сказал Шверин в больнице за несколько секунд до того, как умереть.
Именно в эту пятницу, днем, у него состоялся разговор со звукооператором шведского радио. Звукооператор попытался проанализировать записанные звуки. Это заняло у него много времени, но теперь он наконец справился с заданием.
— Маловато материала, не над чем было работать. Мне все же удалось получить определенные результаты. Хотите послушать?
— Да, — сказал Рённ.
Он взял трубку в левую руку и потянулся за блокнотом.
— Вы норландец, я прав?
— Да.
— Ну, нас интересуют не вопросы, а только ответы. Прежде всего я постарался убрать с ленты все посторонние звуки, шум, скрежет и так далее.
Рённ ждал с авторучкой наготове.
— Если говорить о первом ответе, на вопрос, кто стрелял, можно четко выделить четыре согласных: д, н, р и к.
— Да, — согласился Рённ.
— Однако при более глубоком анализе слышны и некоторые гласные и дифтонги между этими согласными. Например, звук «е» или «и» между «д» и «н».
— Динрк, — сказал Рённ.
— Да, это звучит приблизительно так для неопытного уха. Кроме того, мне кажется, что он произнес очень слабое «ай» после согласной «к».
— Динркай, — сказал Рённ.
— Что-то в этом роде, хотя и не с таким сильным «ай».
После паузы эксперт предположил:
— Наверное, этот человек был в очень плохом состоянии.
— Да.
— Возможно, он испытывал сильные боли.
— Вероятнее всего.
— В таком случае, — с облегчением сказал эксперт, — можно объяснить, почему он произнес «ай».
Рённ записывал. Почесывал кончиком авторучки основание носа. Слушал.
— Теперь я окончательно уверен, что эти звуки образуют целую фразу, состоящую из многих слов.
— И как же звучит эта фраза? — спросил Рённ, приготовившись записывать.
— Очень трудно сказать. Очень трудно. Например, там могло быть: дрянь, ай.
— Дрянь, — удивленно повторил Рённ.
— Это всего лишь для примера, естественно. Если же говорить о втором ответе…
— Акальсон?
— Ага, так значит, вам кажется, что это звучало именно так? Любопытно. Я теперь так не считаю. Я пришел к выводу, что он произнес два слова. Вначале «яак», а потом «альсон».
— Что бы это могло значить?
— Ну, можно предположить, что это фамилия. Альсон или, вероятнее всего, Ольсон.
— Яак Альсон? Яак Ольсон?
— Вот именно! Это звучит именно так. Вы точно так же произносите «ль». Возможно, он говорил на таком же диалекте. — После нескольких секунд молчания эксперт сказал: — Впрочем, маловероятно, чтобы существовал кто-то, кого зовут Яак Альсон или Яак Ольсон, так?
— Маловероятно, — согласился Рённ.
— У меня пока все. Я, естественно, пришлю письменное заключение вместе с текстом. Просто я решил, что стоит сразу же позвонить, так как дело может быть срочным.
— Спасибо, — сказал Рённ.
Он положил трубку и после некоторых раздумий решил не докладывать об этих выводах эксперта руководителю расследования. По крайней мере, не сейчас.
Несмотря на то, что часы показывали всего лишь четверть четвертого, было уже совершенно темно, когда Колльберг приехал на Лонгхольмен. Он замерз, устал, в атмосфера тюрьмы не настраивала на радостный лад. Холодная комната свидании была обшарпанной и негостеприимной, и в ожидании прихода того, с кем он должен был встретиться, Колльберг хмуро мерил расстояние между стенами. Биргерсон, человек который убил жену, был подвергнут основательному психиатрическому обследованию в клинике судебной медицины. Вскоре его, наверное, освободят от отбытия наказания и направят в какое-нибудь лечебное заведение.
Примерно через пятнадцать минут дверь открылась и надзиратель в синей униформе впустил низенького лысоватого мужчину лет шестидесяти. Мужчина перешагнул через порог, остановился и поклонился с вежливой улыбкой. Колльберг подошел к нему. Они обменялись рукопожатием и представились друг другу.
Биргерсон оказался приятным собеседником.
— Ассистент Стенстрём? Конечно, припоминаю. Очень симпатичный. Я попрошу вас передать ему привет от меня.
— Он мертв.
— Мертв? Не понимаю. Такой молодой человек… Как это случилось?
— Вот об этом-то я и хотел бы поговорить с вами.
Колльберг вкратце объяснил, что ему нужно.
— Я прослушал все, что было записано на пленку, — сказал он в конце. — Однако догадываюсь, что он не всегда включал магнитофон, например, во время еды или когда вы пили кофе.
— Верно.
— Но ведь вы и тогда разговаривали друг с другом.
— Конечно. Так часто бывало.
— О чем вы разговаривали?
— Так, обо всем.
— А может быть, какая-то тема особенно заинтересовала Стенстрёма?
Биргерсон задумался и покачал головой.
— Мы в основном просто болтали. О том, о сем. Какая-то особенная тема?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58