ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Разобьем? — вопросил Васька оглана без церемонии, на правах боевого друга. Бек-Ярык задумался и вдруг поскучнел:
— Не ведаю! Тохтамыш ждет, что к нему подойдут его прежние беки… Кто остался жив! — домолвил он хмуро. — Ежели так…
— Князь Василий знает о сговоре Тохтамыша с Витовтом?
Бек-Ярык поглядел внимательно в глаза своему сотнику. Кто сказал этому русичу о сговоре? Но он уже был пьян, был весел и не пожелал додумывать до конца. Беспечно махнувши рукою, отмолвил:
— А и узнает, теперь это неважно!
— Не выступит против нас?
— Мыслишь так? — Оглан уставился на Ваську, сощуривая глаза. — Тогда тебе, сотник, придет на Русь бежать! — Сам рассмеялся своей шутке, протянул чашу. — Пей! Русский мед! Не выступит против Витовта коназ Василий! А прикажет ему литвин, он и сам к нам на помощь полки подошлет! Нет, не устоять Темир-Кутлугу! Чаю, не устоять… Один Тимур… Да Тимур далеко теперь! Коназ Витовт с им сговорит… как-нито… По-мирному… Пей!
Васька пил. Пил и ел, испытывая странное чувство от совершенного предательства, не исключавшего его любви к Бек-Ярыку, странной любви русского сотника к монгольскому оглану.
Уже поздно вечером, глядя в налитые хмелем глаза оглана, вопросил:
— А верно, что Тохтамыш Витовту Русь подарил?
Бек-Ярык пьяно расхмылил, возразил:
— А я не ведаю о том! И ты не ведай! Не наше дело то! Кому Русь, кому Орду, кому хомут, кому ярмо… Окрепнет ежели наш хан, не отдаст русский улус Витовту. И тебя я… не отдам… Живи у меня, сотник! Давеча не ушел, теперь живи! Женись! На татарке женись! Любить будет, детей рожать будет… Забудь свою Русь! У нас степь, воля! Простор! Пускай урусутский да литовский князья друг с другом ратятся! Нам то и надобно! Нельзя, чтобы татары резали друг друга, как теперь! Пусть они режутся, а нам дают дань! Тохтамыш не прав, Темир-Кутлуг не прав, Идигу не прав, — нам надобно всем вместе бить… Витовта!
Оглан был уже совершенно пьян, нес невесть что, и Васька осторожно выскользнул из шатра. Его воины уже разоставили шатры, уже раздобыли баранины и крупы, сварили жидкий пилав. Сотнику была оставлена миска под крышкой, и он, чтобы только не обидеть своих ратных, похлебал простывшего хлебова со стынущим на губах бараньим салом, после чего, ткнувшись в кошмы, заснул каменным сном, не додумавши самого главного: русский он или уже татарин? И что ему содеять теперь: бежать на Русь или жениться вновь на татарской жене и окончательно забыть свою далекую родину? «А, битва решит! » — последняя была Васькина мысль.
Вдали, под стенами Киева, пошумливал ратный стан, взрывами доносило хохот и клики. Паны налегали на русский мед и на греческие, навезенные армянскими купцами вина. Пили, щедро разбрасывая серебро, а то и взаем, под будущую боевую добычу, заранее раздавая, раздаривая пленных татарок, баранов и табуны степных косматых коней.
На воткнутых в землю древках колыхались над станом тысячи знамен и штандартов с гербами рыцарей, участвующих в походе.
Днем и ночью груженые возы, влекомые медлительными волами, везли и везли в стан продовольствие: говяжьи и бараньи туши, крупу и хлеб, дичину и рыбу, бочки капусты, редьки, сушеных груш, моченых яблок и соленых арбузов. Ратники резались в кости, проигрывая и отыгрывая вновь друг другу серебряные немецкие талеры и ратную справу.
Ждали Витовта.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Погружаясь в события прошлой жизни, постоянно наталкиваешься на устойчивые мифологемы, принятые наукой и общественным мнением за истину, в свою очередь обросшие вторичными легендами, закрепленные литературой и живописью, многократно повторяемые и устоявшиеся до того, что их и тронуть опасно, ибо любые попытки критически рассмотреть исходные основания этих преданий вызывают всеобщее недоверие или возмущение.
В самом деле! Победил ли Рамзес хеттов в битве при Кадеше или был разбит ими?
В каком году на самом деле родился Иисус Христос?
Была ли Жанна д'Арк крестьянкой или все же незаконной королевской дочерью, и была ли она сожжена?
Прибивал ли Олег свой щит к воротам Константинополя, или ему приписаны подвиги совсем иных властителей, правивших в Киеве до Олега?
Кто такие «неразумные хазары» и какая власть установилась в Хазарии ко времени решительного столкновения ее с Русью при князе Святославе?
Состоялся или нет брак Ольги с князем Малом, и чей сын, в этом случае, Святослав?
В самом ли деле Джамуха воевал с Темучжином, или это была игра в поддавки двух побратимов, один из которых помог другому прийти к власти?
Союзничал ли Олег Рязанский с Мамаем и указывал ли Тохтамышу «броды на Оке»?
В самом ли деле Соломония Сабурова родила сына, который, в этом случае, был бы «законнее» Ивана Грозного?
Порою легенда столь укреплена в общественном мнении, что сама попытка опровергнуть ее, даже и опираясь на факты, оказывается недопустимою дерзостью.
Даже и поныне трудно высказать ту несомненную истину, что битва на Дону, позднее названная Куликовым полем, никак не являлась генеральным столкновением Руси с Ордою, что в военном отношении была она лишь выигранным сражением в проигранной войне, и что духовное ее значение — осознание владимирскими русичами своего национального единства — было безмерно значительнее политического успеха, а организаторами Мамаева похода явились генуэзская республика и Папский престол, и именно этим, союзом Запада и Востока, направленным против Руси, и был опасен этот набег, отбитый Русью с тяжелыми жертвами, тяжелыми, но все-таки гораздо меньшими, чем это указано в литературной повести о донском сражении и закреплено исторической традицией.
Допустимо спросить и так: а для чего историки добиваются установления реальных фактов прошедшего времени? Зачем вообще надобно разрушать красивые легенды? Зачем доискиваться часто непопулярной истины?
Дело в том, что за легендами всегда стоит или сознательная, созданная с определенной идеологической целью, или бессознательная ложь, исходящая из постулатов, принятых без критики.
Так, сугубое подчеркиванье жестокости восточных завоевателей имеет целью оправдать европейскую экспансию в тех же восточных странах. Хотя, по существу, жестокость эта, естественная для своего времени, не превышала жестокости европейских завоевателей, а зачастую и значительно уступала ей. Вспомним, что творили рыцари в Поморье и Прибалтике, ужасы европейского завоевания Америки, работорговлю «культурных» европейцев в «некультурной» Африке, и т.д. Сколь часто мы вообще превосходство культуры измеряем мощностью пушек и толщиною танковой брони!
Легенда о том, что на Куликовом поле легло девять десятых русской армии, тоже отнюдь не безвредна. На нее опирается постулат, что, де, «русские, добиваясь победы, никогда не считали своих потерь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167