Ежели почтет себя обязанным, а не заберет серебро просто так.
Идет торг, незримый, но упорный. Бояре будут торговаться с эмирами хана. Дарить дары. Кошка попросит в придачу к Нижнему Городец. Данило Феофаныч надоумит просить грамоты и ярлыки на Мещеру и Тарусу. Мещера хотя и купля московских князей, но доселе не укреплена за Москвою ханским ярлыком, также и Тарусское княжество, володетели коего давно уже держат руку Москвы…
Длится торг. Василий, приглашаемый Тохтамышем, ездит на ханские охоты. А стрелка часов, отсчитывающих годы и судьбы народов, упорно подталкиваемая московитами, неумолимо подползает к той черте, за которой суздальские князья теряют и власть, и право над своим самым значительным и богатым городом.
Из Руси доходят тревожные вести. Тревожные вести идут из Литвы, где Витовт, слышно, помирился с Ягайлой. Надо спешить, кончается сентябрь. Но только уже в исходе месяца получена на руки дорогая грамота. Можно ехать домой!
Васька, усланный на южную границу стеречь Тимура, воротился в Сарай поздно. Прознав про княжеский приезд, поскакал на подворье. Сердце колыхнулось: поди, Иван Федоров здесь! Не знал еще, будет ли просить взять его с собою в Русь, то ли просто повидать двоюродника, посидеть за столом, пожалиться на потерю жены и сына, роняя слезы в чару доброго пива, расспросить о Лутохе, жив ли, не бедуют ли там, на родной стороне… Прискакал к опустелому двору. Русичи, сказали ему, в ночь грузились на лодьи, «быват, на пристани захватишь кого! ».
Поскакал к вымолам. Долго путался, переходя от паузка к паузку, от лодьи к лодье. Все не хотелось верить тому, что повестили: княжеский караван вышел до света, в ночь. На миг накатило сумасшедшее: скакать в сугон, нагнать караван русичей… Ну, а не нагонишь? И возьмут ли еще? А уж в Сарае не станет тебе ни удачи, ни службы доброй. Беглеца, хошь и воротись назад, уже не поставят сотником, десятским — и то не поставят!
Повеся голову, Васька поехал назад. Нать было бросить все это, все эти зряшные мысли, ожениться вновь, прочно осесть в Сарае, быть может, и торговлей заняться какой… Приехать на Русь в старости богатым гостем ордынским, погостить, перебыть сколь-нито времени и воротить сюда, назад, к жене, к детям, на новую родину свою… А только… Родина у русского человека одна! Не позабыть, не сбросить, как рукавицу с руки! Это жидовин какой али армянин, те могут жить в чужой земле, да у жидов и нету своей-то земли! А русичу… Коли уж все забыть и народиться наново!.. Русичу без родины не выжить. А живут ведь! Уходят в леса, в дикие Палестины, на Дон бегут! За Камень… Эх! То все — другое! С моей судьбою проданного на рынке полоняника путать нельзя!
Васька ехал, опустивши поводья, безразлично и бездумно глядя по сторонам. Глупая обида нарастала в душе. Уехали! Не мог подождать Иван единого дня! Поди, и не искал меня вовсе!
Тут Васька был не прав. Иван искал его, расспрашивал, сожидал. Но у княжого мужа воля не своя, не мог он остаться в Орде, не мог отстать от каравана. Не мог, даже и ради родича своего! Так и расстались они, на сей раз не повидавши друг друга.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Витовт начинал понимать, что попал в немецкий полон. Двукратный поход на Вильну окончился ничем. Орденские немцы все крепче прибирали к рукам Жемайтию. Его самого обвязали договорами, грамотами, клятвами, и он начинал чувствовать, что это уже серьезно. Сыновья его сидели в залоге у немцев, почитай что в тюрьме. Он угрюмо думал иногда, что вовремя сумел выдать Софью замуж, не то бы тоже сидела где али и ей немцы приискали какого рыцаря… А кто он? Временный воевода при Ордене, литвин, о которого, как о старую ветошь, по миновении надобности попросту вытрут ноги и выбросят. Своим он для них не стал, хотя и крестился по католическому обряду, принявши имя Александра. Ни разу не посадили его «божьи дворяна» за почестен стол, не дали покрасоваться перед всеми, ни разу не прислуживал ему за столом сам магистр Ордена, и рыцари со своими тяжелыми мечами не стояли в прислужниках за его спиной. Его золото, его подарки принимали как должное. Ему не улыбались, не звали в дружеские застолья. Он для них был никем и станет никем, когда они с его помощью окончательно завоюют и присоединят Жемайтию. Ту самую Жемайтию, которую доблестно оборонял отец, старый Кейстут, рыцарь без страха и упрека, до дня смерти не отринувший ни своих старых богов, ни своей рыцарской чести… И литвины, по-прежнему собиравшиеся под знамена Витовта, начинали косо посматривать на своего князя, подарившего Литву немецкому Ордену.
Но и Ягайло устал, занятый женою, пирами, мечтавший о королевской короне как о возможности охотиться, роскошно есть и спать до полудня. Он терялся под грузом свалившихся на него забот, дергался, лишенный твердой материнской опоры, негодовал порою, что Ульяна ушла в монастырь (она сама так-таки и не отказалась от православия). Мешало незнание польского языка, который он так и не выучил путем. Мешало многое. Ядвига и влекла его, и доводила порою до бешенства, а тут начались поход за походом, набег за набегом, и в этой роскошной, уставленной замками и костелами Польше оказалось не собрать людей, ратей, не было сил разом покончить и с Витовтом, и с Орденом. Каждый новый Витовтов поход приводил его в отчаяние. Порою Ягайле казалось, что он теряет все. По-прежнему королем он считался только при жене, при Ядвиге, а стоило чему случиться с ней, Ягайло лишался и короны, и власти. А ежели немцы, к тому, завоюют Вильну…
Он сам не заметил, в какой миг, в какой час подступила к нему усталость. Раз уж не удалось убить Витовта тогда, прежде, надобно как-то замириться с ним. Вернуть ему Троки и Гродно, что ли… Нет, теперь и этого мало! Сделать Витовта-Александра пожизненно великим князем Литовским под началом польского короля (то есть его самого!) — такого решения Ягайло не допускал до самого последнего часа, да и додумал не сам, подсказали те же францисканцы, отлично понимавшие, что всякое пожизненное владение с жизнью и кончается…
Меж тем начиналось-то все очень хорошо! Виленскому старосте, вице-канцлеру Климентию, удалось раскрыть Витовтов заговор. Изменники были схвачены и казнены, Витовтов посол, боярин Кучка, погиб под пытками. Витовту пришлось, спасая жизнь, бежать к орденским немцам. Жаль, конечно, что они его не схватили в отместье за прежнюю измену! Однако затеянный Орденом грандиозный поход на Вильну окончил ничем. Собрались все силы Ордена, были гости из Германии, Франции и Англии, сам будущий английский король Генрих Дерби участвовал в походе! Под Вильной стояли пять недель, сожгли Нижний город, но Скиргайло с Киргайлой оборонялись отчаянно. Киргайло был убит в битве, а староста Климентий с поляками сумел удержать Верхний город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Идет торг, незримый, но упорный. Бояре будут торговаться с эмирами хана. Дарить дары. Кошка попросит в придачу к Нижнему Городец. Данило Феофаныч надоумит просить грамоты и ярлыки на Мещеру и Тарусу. Мещера хотя и купля московских князей, но доселе не укреплена за Москвою ханским ярлыком, также и Тарусское княжество, володетели коего давно уже держат руку Москвы…
Длится торг. Василий, приглашаемый Тохтамышем, ездит на ханские охоты. А стрелка часов, отсчитывающих годы и судьбы народов, упорно подталкиваемая московитами, неумолимо подползает к той черте, за которой суздальские князья теряют и власть, и право над своим самым значительным и богатым городом.
Из Руси доходят тревожные вести. Тревожные вести идут из Литвы, где Витовт, слышно, помирился с Ягайлой. Надо спешить, кончается сентябрь. Но только уже в исходе месяца получена на руки дорогая грамота. Можно ехать домой!
Васька, усланный на южную границу стеречь Тимура, воротился в Сарай поздно. Прознав про княжеский приезд, поскакал на подворье. Сердце колыхнулось: поди, Иван Федоров здесь! Не знал еще, будет ли просить взять его с собою в Русь, то ли просто повидать двоюродника, посидеть за столом, пожалиться на потерю жены и сына, роняя слезы в чару доброго пива, расспросить о Лутохе, жив ли, не бедуют ли там, на родной стороне… Прискакал к опустелому двору. Русичи, сказали ему, в ночь грузились на лодьи, «быват, на пристани захватишь кого! ».
Поскакал к вымолам. Долго путался, переходя от паузка к паузку, от лодьи к лодье. Все не хотелось верить тому, что повестили: княжеский караван вышел до света, в ночь. На миг накатило сумасшедшее: скакать в сугон, нагнать караван русичей… Ну, а не нагонишь? И возьмут ли еще? А уж в Сарае не станет тебе ни удачи, ни службы доброй. Беглеца, хошь и воротись назад, уже не поставят сотником, десятским — и то не поставят!
Повеся голову, Васька поехал назад. Нать было бросить все это, все эти зряшные мысли, ожениться вновь, прочно осесть в Сарае, быть может, и торговлей заняться какой… Приехать на Русь в старости богатым гостем ордынским, погостить, перебыть сколь-нито времени и воротить сюда, назад, к жене, к детям, на новую родину свою… А только… Родина у русского человека одна! Не позабыть, не сбросить, как рукавицу с руки! Это жидовин какой али армянин, те могут жить в чужой земле, да у жидов и нету своей-то земли! А русичу… Коли уж все забыть и народиться наново!.. Русичу без родины не выжить. А живут ведь! Уходят в леса, в дикие Палестины, на Дон бегут! За Камень… Эх! То все — другое! С моей судьбою проданного на рынке полоняника путать нельзя!
Васька ехал, опустивши поводья, безразлично и бездумно глядя по сторонам. Глупая обида нарастала в душе. Уехали! Не мог подождать Иван единого дня! Поди, и не искал меня вовсе!
Тут Васька был не прав. Иван искал его, расспрашивал, сожидал. Но у княжого мужа воля не своя, не мог он остаться в Орде, не мог отстать от каравана. Не мог, даже и ради родича своего! Так и расстались они, на сей раз не повидавши друг друга.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Витовт начинал понимать, что попал в немецкий полон. Двукратный поход на Вильну окончился ничем. Орденские немцы все крепче прибирали к рукам Жемайтию. Его самого обвязали договорами, грамотами, клятвами, и он начинал чувствовать, что это уже серьезно. Сыновья его сидели в залоге у немцев, почитай что в тюрьме. Он угрюмо думал иногда, что вовремя сумел выдать Софью замуж, не то бы тоже сидела где али и ей немцы приискали какого рыцаря… А кто он? Временный воевода при Ордене, литвин, о которого, как о старую ветошь, по миновении надобности попросту вытрут ноги и выбросят. Своим он для них не стал, хотя и крестился по католическому обряду, принявши имя Александра. Ни разу не посадили его «божьи дворяна» за почестен стол, не дали покрасоваться перед всеми, ни разу не прислуживал ему за столом сам магистр Ордена, и рыцари со своими тяжелыми мечами не стояли в прислужниках за его спиной. Его золото, его подарки принимали как должное. Ему не улыбались, не звали в дружеские застолья. Он для них был никем и станет никем, когда они с его помощью окончательно завоюют и присоединят Жемайтию. Ту самую Жемайтию, которую доблестно оборонял отец, старый Кейстут, рыцарь без страха и упрека, до дня смерти не отринувший ни своих старых богов, ни своей рыцарской чести… И литвины, по-прежнему собиравшиеся под знамена Витовта, начинали косо посматривать на своего князя, подарившего Литву немецкому Ордену.
Но и Ягайло устал, занятый женою, пирами, мечтавший о королевской короне как о возможности охотиться, роскошно есть и спать до полудня. Он терялся под грузом свалившихся на него забот, дергался, лишенный твердой материнской опоры, негодовал порою, что Ульяна ушла в монастырь (она сама так-таки и не отказалась от православия). Мешало незнание польского языка, который он так и не выучил путем. Мешало многое. Ядвига и влекла его, и доводила порою до бешенства, а тут начались поход за походом, набег за набегом, и в этой роскошной, уставленной замками и костелами Польше оказалось не собрать людей, ратей, не было сил разом покончить и с Витовтом, и с Орденом. Каждый новый Витовтов поход приводил его в отчаяние. Порою Ягайле казалось, что он теряет все. По-прежнему королем он считался только при жене, при Ядвиге, а стоило чему случиться с ней, Ягайло лишался и короны, и власти. А ежели немцы, к тому, завоюют Вильну…
Он сам не заметил, в какой миг, в какой час подступила к нему усталость. Раз уж не удалось убить Витовта тогда, прежде, надобно как-то замириться с ним. Вернуть ему Троки и Гродно, что ли… Нет, теперь и этого мало! Сделать Витовта-Александра пожизненно великим князем Литовским под началом польского короля (то есть его самого!) — такого решения Ягайло не допускал до самого последнего часа, да и додумал не сам, подсказали те же францисканцы, отлично понимавшие, что всякое пожизненное владение с жизнью и кончается…
Меж тем начиналось-то все очень хорошо! Виленскому старосте, вице-канцлеру Климентию, удалось раскрыть Витовтов заговор. Изменники были схвачены и казнены, Витовтов посол, боярин Кучка, погиб под пытками. Витовту пришлось, спасая жизнь, бежать к орденским немцам. Жаль, конечно, что они его не схватили в отместье за прежнюю измену! Однако затеянный Орденом грандиозный поход на Вильну окончил ничем. Собрались все силы Ордена, были гости из Германии, Франции и Англии, сам будущий английский король Генрих Дерби участвовал в походе! Под Вильной стояли пять недель, сожгли Нижний город, но Скиргайло с Киргайлой оборонялись отчаянно. Киргайло был убит в битве, а староста Климентий с поляками сумел удержать Верхний город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167