Глава XXI
Серебристый свет полного месяца озарял стены и башни Иерусалима в ту ночь, когда Варавва возвратился из Назарета. Городские ворота были уже закрыты, но ему удалось разбудить спящего привратника, который, выйдя из своей будки, смотрел на путника в изумлении.
— Варавва?! — воскликнул он.
— Да, я. Но почему ты так удивлен? Привратник вместо ответа громко закричал:
— Эй, вот человек, которого вы ищете!
Послышалось топанье многих ног, звон оружия, и прежде чем Варавва понял что-либо, он оказался окруженным воинами.
— Что это значит? — спросил он. — Разве вы не знаете, что я освобожден волей народа?
— Молчи, злодей! — послышался гневный ответ. — Ты пытался убить первосвященника Каиафу… Ты помогал ученикам Назорея выкрасть Его тело из запечатанного склепа… За все это тебя непременно распнут…
Варавва выслушал стражника с удивительным спокойствием.
— Это Каиафа меня обвиняет? — спросил он, заранее зная, что ему ответят.
— Да, Каиафа донес на тебя Пилату — он узнал тебя, хотя была ночь… Тебя видели с известной блудницей Магдалиной, а также в обществе Петра, ученика Назарянина. В то самое утро, когда исчезло тело Распятого, ты крутился возле склепа. Словом, улик хватает. Да и твоя репутация не позволяет сомневаться в твоей вине. Так что следуй за нами. Участь твоя решена.
Варавва улыбнулся.
— На этот раз я не совершал того, в чем меня обвиняют… Но какой бы ни была моя участь, я готов перенести ее. Во имя Иисуса Христа я готов принять смерть…
— Безумец! — закричал воин, толкая арестованного копьем. — Не смей говорить так!
— Каждый должен говорить правду, даже если за это ждет суровое наказание, — ответил Варавва спокойно.
— Сумасшедший, — переглянувшись, решили воины. — Внезапная смерть Юдифи Искариот, которую он, говорят, любил, лишила его рассудка.
Варавву повели по безлюдным, темным улицам ночного Иерусалима. Скоро тяжелые тюремные ворота впустили узника и его конвоиров.
— Ты вернулся, Варавва! — пробурчал тюремщик. — Только пятнадцать дней прошло с тех пор, как тебе даровали свободу, но у тебя такая подлая натура, что ты не мог не совершить нового злодеяния! Пойдем! Я введу тебя во владение твоей прежней камерой.
И он открыл дверь в тот самый каменный мешок, в котором Варавва провел много времени. Дверь скрипнула, приветствуя узника и отсекая его от внешнего мира; рявкнула тяжелая задвижка под рукой тюремщика, и Варавва остался один, если не считать постоянных жильцов этого помещения — мышей. Еле заметная полоска лунного призрачного света пробивалась через узкую щель в стене.
Варавва лег на солому. Предстоящий суд и наказание смертью не пугали его. Он твердо решил не защищаться и не опровергать выдвинутых против него обвинений, и если на суде ему дадут слово, он громко провозгласит свою веру: Иисус Назорей — Сын Бога Живого!
Вспоминая своего Божественного Друга, Который так круто переменил все мысли, всю душу бывшего разбойника, Варавва сладко заснул,
… Вокруг благоухали цветы, слышалась чарующая музыка. Белый ангел сидел на поляне и сплетал венок из странных, неколких роз.
— Где я? — шепотом спросил Варавва.
— В убежище от бурь, — ответил ангел, — в ограде Царского сада…
И вдруг уже виденное Вараввой неземное сияние возвестило появление Божественного Иисуса Назорея.
— Господи, Господи! — в восторге закричал Варавва. — Прости меня, грешника. За мои грехи Ты принял крестные муки! Это я должен был умереть позорной смертью, а не Ты!
— Верующий в Меня не умрет вовек! — услышал он дивный голос Христа.
Чудный свет превратился в бесконечное золотистое море, стены темницы раздвинулись, сильные, нежные руки коснулись раскаявшегося грешника и повлекли туда, где был иной мир, иной закон, иная жизнь…
— Я не допущу, чтобы Варавву казнили, — говорил Мельхиор, спускаясь вслед за тюремщиком в мрачное подземелье — он добился разрешения посетить тюрьму, где томился его друг,
— Хоть ты и обладаешь перстнем императора, тебе не изменить наших законов, — возражал тюремщик, любезно несший перед таинственным иностранцем факел.
— Да, закон ваш суров, но исполнителей закона можно смягчить… — сказал Мельхиор уверенно.
Тюремщик не успел ответить — они уже пришли.
— Варавва! — позвал Мельхиор друга. Никто не отозвался.
— Спит, — сказал восхищенный тюремщик, — и смерти не боится.
Мельхиор подошел к куче гнилой соломы. Варавва спал глубоким, безмятежным сном. Смуглое, грубоватое его лицо запечатлело застывшую смиренную улыбку.
— Ни перстень императора, ни злоба священников уже не властны над ним, — тихо сказал Мельхиор. — Его освободила воля свыше!

Послесловие
День близился к концу, когда двое путников остановились, чтобы последним взором окинуть Святой город. С вершины горы они следили за тем, как багровое предзакатное солнце бросало свой свет на белые дома и зеленые сады Иерусалима, на величественный храм Соломона. Видна была Голгофа — темная, пустынная.
Один из путников — высокий, могучего телосложения мужчина опустился на колени и стал пристально смотреть в ту сторону.
— Ты печален, Симон, — сказал его товарищ. — Тяжело покидать страну, которую посетил Бог. Но не грусти — Господь теперь всегда с тобой, и Голгофа уже не принадлежит одной Иудее, она — символ всего спасенного мира.
Киринеянин поднял голову.
— Все так, Мельхиор, — сказал он. — Но я никогда не забуду, как нес крест по той горе. Душа моя дрожит от одной мысли об этом! Я опять вижу Лик Христа!
Симон встал с колен.
— Посмотри, — обратился к нему Мельхиор, указывая на могилу. — Вон там я похоронил Варавву. Одинокая пальма склоняет над ним свои резные листья. На земле он был так же одинок, как дерево над его могилой. Но на небе его ждет другая участь — там он найдет прощение, любовь и покой.
— Да, нелегко обрести веру, — добавил он, немного помолчав. — Не всем дано такое удивительное счастье. Тебе, Симон, выпало нести крест на Голгофу, и ты теперь отказался от своего дома и от родных, чтобы служить одному Господу. Но пройдут долгие века, прежде чем человечество поймет, что это единственный путь постижения истины, что только во Христе можно обрести мир и покой.
Симон удивленно посмотрел на Мельхиора.
— Но почему должно пройти так много времени? — спросил он. — Я уверен, скоро все поклонятся Ему, даже Каиафа…
— Нет, этот лжец никогда не признает правду! — жестко ответил Мельхиор. — Каиафа сделает все, чтобы имя Христа было вытравлено из иудейских летописей. Но Истина восторжествует! Любовь и Милосердие бессмертны! Даже в мрачные дни мы не должны терять мужества и светлых упований. Будем всегда твердо держаться учения Христа, Его Божественного света, и мы никогда не заблудимся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46