- Какой доктор? Кто? Нет, нет. К сожалению, у нас все занято.
Багровый, он шел к Кристин, отчаянно ругаясь.
- Вовсе у них не занято. У них сколько угодно свободных коек, но для своих людей. А когда к ним обращается незнакомый врач, они его сразу замораживают. С удовольствием свернул бы шею этому щенку, который со мной разговаривал! Подумай, Крис, ведь это черт знает что! У больного ущемленная грыжа, а я не могу добиться койки в больнице. Некоторые, вероятно, и в самом деле переполнены. И это Лондон! Это центр проклятой Британской империи! Вот что делает наша система больниц, организованных на частные и благотворительные средства! А какой-нибудь ублюдок-филантроп, встав поутру после банкета, объявляет, что эта система - лучшая в мире... Значит, моего беднягу с грыжей придется помещать в рабочий дом. Начнется заполнение опросных бланков: "Сколько вы зарабатываете? Ваше вероисповедание? Рождена ли ваша мать в законном браке?" А у него уже перитонит! Будь доброй девочкой, Крис, позвони вместо меня в попечительство о бедных.
Но какие трудности ни встречал Эндрью, как он ни проклинал грязь и нищету, с которыми ему часто приходилось сталкиваться, у Кристин всегда готов был один и тот же ответ;
- Но это-то и есть настоящая работа. И, по-моему, тебе должно быть достаточно этого сознания.
- Его недостаточно, чтобы избавить меня от клопов, - ворчал он, уходя в ванную, чтобы обобрать их с себя.
Крис смеялась: она снова, как когда-то в Эберло, чувствовала себя счастливой. Борьба была ужасна, но в конце концов она справилась с этим домом. Порой он еще пытался встать на дыбы и лягнуть ее, но обычно лежал смирно, чистый, отполированный до блеска, покорный ее зоркому глазу. У нее появилась новая газовая плита, на лампах новые абажуры, обивка на мебели была свежевычищена. Перила лестницы сверкали, как пуговицы гвардейца. После многонедельных поисков прислуги (в этом районе девушки предпочитали служить в пансионах, где получали чаевые) Кристин удалось найти миссис Беннет, сорокалетнюю вдову, чистоплотную и работящую, которая, имея семилетнюю дочку, нигде не могла получить места прислуги, живущей в доме. Кристин и миссис Беннет вдвоем принялись за нижний этаж. Теперь прежний "железнодорожный туннель" преобразился в уютную жилую комнату с цветистыми обоями, с мебелью, купленной на толкучке и окрашенной Кристин в кремовый цвет. Здесь миссис Беннет и маленькая Флорри, теперь каждый день ходившая с ранцем в Педдингтонскую школу, чувствовали себя надежно. В благодарность за эту безопасность и комфорт (после многих месяцев нужды и неуверенности в завтрашнем дне) миссис Беннет не знала, как и угодить Кристин.
Первые весенние цветы, так украшавшие приемную, словно отражали радость, наполнявшую дом Кристин. Она покупала эти цветы на рынке за несколько пенсов, когда ходила по утрам за провизией. Многие уличные торговцы на Маслборо-род уже знали ее. Здесь можно было дешево купить и фрукты, и рыбу, и овощи. Ей бы следовало больше помнить о том, что она жена врача, но - увы! - она не считала нужным помнить об этом и часто несла с рынка покупки в своей плетеной сумке, останавливаясь по дороге у лавки фрау Шмидт, чтобы поболтать несколько минут и захватить кусок липтауэрского сыра, который Эндрью очень любил.
Часто перед обедом она прогуливалась на берегу Серпентайн. Здесь уже зеленели каштаны, и водяные птицы скользили по воде, которую рябил ветер. Это место заменяло Кристин деревню, которую она так любила.
Иногда по вечерам Эндрью глядел на нее с выражением какой-то своеобразной ревности, означавшим, что он сердится, так как целый день не видел ее.
- Что ты делала сегодня весь день, пока я был занят? Если когда-нибудь у меня, наконец, будет свой автомобиль, ты у меня будешь шофером. Тогда ты всегда будешь подле меня.
Он все еще ожидал "хороших" пациентов, а они не приходили, жаждал получить от Эбби известие насчет службы в больнице, злился на то, что вечер, проведенный на улице Королевы Анны, не дал никаких результатов. Он втайне был задет тем, что ни Хемсон, ни его друзья до сих пор не вспомнили о нем.
В таком настроении сидел он однажды вечером в конце апреля в своей амбулатории. Было уже около девяти, и он собирался закрывать амбулаторию, когда вошла молодая женщина. Она неуверенно посмотрела на него:
- Я не знала, куда идти - сюда или с парадного хода.
- Это все равно, - кисло усмехнулся Эндрью. - Только те, кто приходят сюда, платят половину. Присядьте. В чем дело?
- Я ничего не имею против того, чтобы уплатить полностью. - Она подошла с забавной серьезностью и села на стул. Это была женщина лет двадцати восьми (как мысленно определил Эндрью), в темнозеленом платье, топорная, с кривыми ногами и широким, некрасивым, серьезным лицом. При взгляде на Нее являлась инстинктивная мысль: за этой никаких глупостей не водится!
Эндрью сказал, смягчившись:
- Не будем говорить о плате. Расскажите мне, на что вы жалуетесь.
- Видите ли, доктор, - она, видимо, хотела все же сначала отрекомендоваться. - Мне посоветовала к вам обратиться миссис Смис - знаете, у которой закусочная. Мы с ней старые знакомые. Я служу у Лорье, совсем близко отсюда. Моя фамилия Крэмб. Должна вам сказать, что я побывала уже у очень многих докторов. - Она сняла перчатки. - Это из-за моих рук.
Он посмотрел на ее руки, ладони которых были покрыты красноватой сыпью, похожей на псориаз. Но это был не псориаз, - края были не извилистые, а ровные. Неожиданно заинтересованный, Эндрью взял увеличительное стекло и стал внимательнее рассматривать ее ладонь. А женщина продолжала говорить серьезным, убеждающим тоном:
- И сказать вам не могу, как это мне мешает в моей работе. Я бы Бог знает что дала, чтобы от этого избавиться. Каких только мазей я уже не перепробовала! Но ни одна ничуть мне не помогла.
- Нет, и не могла помочь. - Он отложил лупу, испытывая удовольствие врача, который ставит трудный, но несомненный для него диагноз. - Это несколько необычное состояние кожи, мисс Крэмб. И бесполезно лечить его мазями. Причина тут - в вашей крови, и единственное средство от этого избавиться - соблюдать диету.
- И никаких лекарств не надо? - Ее серьезное лицо выразило сомнение. - Ни один врач мне еще этого не говорил.
- А я вам это говорю. - Он засмеялся и, вырвав листок из блокнота, записал ей подробно, какую диету ей следует соблюдать, какие блюда ей абсолютно запрещены.
Она приняла бумажку как-то нерешительно.
- Что ж... я, конечно, попробую, доктор. Я все, что угодно, готова испробовать.
Она добросовестно расплатилась с ним, постояла, словно все еще мучимая сомнением, потом вышла. И Эндрью немедленно забыл о ней.
Десять дней спустя она пришла снова, на этот раз с парадного хода, и вошла в кабинет с таким выражением плохо скрытого восторга, что Эндрью едва удержался от улыбки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121