Белинда Деллер протягивает супругу тонкую белую руку. Он передает ей лампу, приобнимает за талию и, поддерживая, ведет вниз по лестнице. Дигби слышит, как они перешептываются:
«Но мне кажется, я не настолько неприлично одета…»
«Э-э… ну… мы ведь не одни…»
«Ты меня удивляешь…»
Дигби слышит в голосе леди кентский выговор и легкую насмешку. Он не понимает, как ему быть и как держаться. Предложить и свою помощь? Остаться стоять на проходе? Пара уже почти спустилась. Теперь ясно видно, что Белинда ждет ребенка и срок уже близок. Нимало не смущаясь, она улыбается Дигби.
— Я сейчас очень слаба, — поясняет она. — Ох, Натаниэль, не суетись так.
— Сюда… Осторожно, эта ступенька последняя.
Дигби впервые видит кожу такой нежности и белизны, не отравленную белилами для лица. И в волосах вопреки его ожиданиям нет ни одной папильотки. При всей своей простоте Белинда хороша настолько, что Дигби вынужден как можно скорей опустить глаза.
— Как поживаете, сэр?
— Мадам. — Дигби изображает поклон, который даже светский хлыщ из Сент-Джеймс-парка счел бы вполне изысканным.
— Прошу прощения, — громогласно вступает Натаниэль. — Это моя жена Белинда. И мой будущий наследник, хотя он еще и не появился на свет. Дорогая, позволь представить тебе Томаса Дигби.
На ее лице появляется кривоватая, но тем не менее очень приятная улыбка, от которой левую щеку чуть ниже носа прорезает складочка. Дигби медленно поднимает на нее взгляд. Глаза у нее большие, темные, слегка припухшие со сна.
— Вы живописец, господин Дигби?
— Я?! Нет.
— Господин Дигби — друг моей юности…
— Мы оба были диггерами . На холме Святого Георгия. И еще потом… позже.
Выражение лица Белинды не изменяется ни на йоту, однако ее глаза сияют уже не так радостно. Натаниэль, не такой дипломатичный, как его жена, тянет ее за руку:
— Дорогая, ты нарушаешь предписания доктора.
— Доктор, господин Дигби, считает роды болезнью, которая подлежит излечению сном, подобно лихорадке.
Натаниэль, похоже, нервничает. Дигби кажется странным его желание поскорее отправить ее к себе. Впрочем, возможно, так проявляется сила его любви к ней. Дигби приходит в голову: а может, Деллер ревнует из-за того, что другой мужчина смотрит на его жену в спальном одеянии. Или же, что более вероятно (и от этой мысли его пробирает холод), Деллер стыдится всего того, что олицетворяет собой Дигби.
— Идем, я отведу тебя в спальню. А где Батшеба?
— Храпит, как все семеро спящих разом. Добро пожаловать в наш дом, господин Дигби. Надеюсь, завтра утром я смогу вновь представиться вам, уже должным образом.
— Разумеется.
— Мне довести тебя?
— В этом нет нужды. — Она нежно треплет Натаниэля по плечу. — Не так уж далеко мне идти.
Белинда поднимается в свою спальню, унося с собой лампу мужа. Пока она удаляется, Дигби рассматривает свои ногти, лишь краем глаза следя за бледной рукой, скользящей по перилам и слыша шорох ее ночной сорочки. Натаниэль следует за ней с таким видом, словно боится, что она может оступиться и упасть.
— Доброй ночи, джентльмены.
— Доброй ночи, мадам, — отвечает Дигби. Он поднимает глаза, но видит лишь Натаниэля на середине лестницы. Тот вытягивает шею, словно желая удостовериться, что она благополучно добралась до спальни.
— Будь осторожней с огнем.
Дигби слышит смех Белинды; стук открывшейся, а потом захлопнутой двери. Натаниэль тяжелой походкой спускается к нему.
— Моя жена весьма своевольна, — говорит он. — И она не любит церемоний.
— Поздравляю.
— Полагаю, в таком возрасте обзаводиться семьей поздновато. — Дигби возражает, что не так уж они стары, но Натаниэль не обращает на него внимания. — Лучшие свои годы я отдал живописи. Она и только она была моей единственной госпожой. Многие годы я думал, что такие чувства, как любовь, как радость присутствия рядом другого человека, для меня не существуют.
Это не может быть правдой, думает Дигби. Ни один человек, если только он не святой, не может настолько возвысить свою душу. Уж наверное, к Натаниэлю прижималось не одно теплое тело, пока подсыхала краска на холсте. Дигби вот прямо с ходу припоминает одну натурщицу, с которой хозяин дома слегка заигрывал в дни их былого знакомства.
— Но такая жизнь была слишком пустой. И эта пустота стала проникать в мои картины…
— То есть ты женился на ней во имя спасения искусства в себе?
Во взгляде Натаниэля нет ни обиды, ни оскорбленности.
— Во имя любви, — отвечает он. — Поверь мне, это именно так. Когда Белинда приняла мое предложение, я почувствовал себя избранником Божиим — прости мне эти слова.
Дигби прощает. И, погрузившись в размышления, следует за хозяином дома в гостиную. У него самого нет ни жены, ни детей, хотя, наверное, где-нибудь подрастают незаконные дети. Сидя у окна в своей лавке, он подчас откладывал пестик, чтобы дать отдых ноющим рукам, и наблюдал за уличными мальчишками — как они играют, где прячутся, как крадут яблоки с лотка разносчика. Он не мог презирать этих чумазых бедокуров, несмотря на то, что дай им хоть малейшую возможность — и они стащили бы у него все, что только можно унести. Многие лэмбетцы мрачно ругались на этих мальчишек, называя их ублюдками и отродьями. Однажды он видел, как подмастерья праздновали пивом победу в последней стычке с ними. А что, если среди побитых ими мальчишек был бы и его сын? Или его дочь стала бы одной из тощих шлюх, которым он время от времени совал несколько мелких монет, глядя в сторону, чтобы избежать соблазна?
Они входят в гостиную и занимают свои места за столом. Дигби разочарован, видя, что ни окорока, ни хлеба уже нет. Хозяин дома складывает руки на объемистом животе и улыбается:
— Из женских глаз доктрину вывел я: в них искры прометеева огня. Искусства академии они… — Тут он смолкает: слова (кому бы они ни принадлежали) явно ускользают от него. Он смотрит на Дигби и, извиняясь, посмеивается.
— Она… э-э… очень любезна.
— Сначала я был заворожен ею, словно влюбившийся школьник. Снова почувствовал себя молодым. — Натаниэль обрывает себя. — А у тебя есть семья?..
— Нет, я живу один.
Все его общество сейчас — Сэмюэл, ученик, угрюмый парень из Уорвишира, тоскующий по родителям. Он прилежный работник, хоть и без особых способностей. Но нельзя взять его с собой в Новый Свет без согласия отца. Парня придется оставить в Лэмбете, и Дигби страшит предстоящее ему предательство.
— Ты показываешь свои работы жене? — спрашивает он.
— У нее превосходный глаз и множество других замечательных качеств. И еще у нее есть способности к целительству. Как у тебя. Она знает свойства всех до одной лекарственных трав в нашем садике…
Неужели каждый влюбленный бывает настолько наивен? О свойствах трав она, без сомнения, справляется в альманахе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41