Тот отец, которого она знала с младенчества и почти до нынешнего дня, это одна маска. Другую маску она увидела сегодня, и тут у нее открылись глаза.
Но где же настоящий отец? Кто он? Тот, кто любит свою тетку-председательшу, или тот, который гонит из дому бедную родственницу? Тот, кто презирает людей, которые не в состоянии заплатить двадцать грошей за бричку, или тот, кто весело и беспечно делает большие долги? Тот, кто сердится на Гайду за потраву, или тот, у кого слуги, волы и земля голодают? Тот, кто целует мать и в то же время позволяет Шмулю в своем присутствии говорить о ее смерти?..
Который же из двух ее отец, любящий ее и Юзека? Тот, кто ежедневно тратит по полтиннику на сигары для себя и никогда не имеет денег на лекарство для матери?
И, наконец, кто эта пани Вейс, которая как-то связана с ее отцом?
Приезд бедной родственницы и проект письма к бабушке оказались подлинным несчастьем для пана Яна. Эти события отворили в душе его дочери дверцу, в которую леденящим вихрем ворвались тяжкие сомнения. Анелька понимала всех домочадцев: и ученую гувернантку, и больную мать, и коварную Кивальскую, и верного Каруся. Только отца она перестала понимать. Он раздваивался у нее в глазах, и она никак не могла разглядеть его истинный облик.
Тетка Анна тем временем успела возобновить знакомство с панной Валентиной и, позабыв о холодном приеме в доме родственников (ей не могло прийти в голову, что ее приезд будет иметь влияние на исход переговоров с мужиками), весело болтала. Уныние и злопамятность не были свойственны ее натуре.
— Ох, моя милая, — говорила она, — нужно верить в предзнаменования… У меня, к примеру, на одной неделе два предзнаменования было. Один раз снилось мне, будто вся я, извините, завшивела. Ого, думаю, значит, настал в моей жизни решительный час. Хотя, признаться, в сны я не верю. Вши означают удачу. А ведь я всегда только о том и молила бога, чтобы он послал мне на старости лет место экономки у какого-нибудь почтенного ксендза. Поэтому я вмиг догадалась, что на днях непременно выйдет мне такое место. И знаете, пани, я даже рассказала обо всем пану Сатурнину и принялась искать покупателей на мою швейную машину, стол, утюг и остальную рухлядь.
— А не приснилось ли вам заодно, что это место достанется другой? — с иронической улыбкой спросила гувернантка.
— Дайте докончить… Так вот, значит, сказала я пану Сатурнину, что не сегодня-завтра уезжаю, потому что снился мне сон, а он — вроде вас, тоже капельку маловер, поднял меня на смех: «Сон может обмануть, не погадать ли вам для верности?» А я ему на это: «Смейтесь, смейтесь, а я и вправду погадаю…» И попросила одну старушку: она три раза подряд карты раскладывала, и выходило все одно: благоприятное известие от блондина и опасаться брюнетки…
— Блондин-то кто же?
— Да почтенный ксендз — седой как лунь…
— А брюнетка? — приставала панна Валентина, не переставая смеяться.
— Понятно, ваша негодная ключница, — ответила тетка.
— Она?.. Брюнетка?.. Да она скорее шатенка!
Тетка покачала головой.
— Ой-ой! Вы с паном Сатурниным — два сапога пара, словно друг для дружки созданы!
— Как он поживает? — спросила гувернантка, краснея.
— Здоров, и живется ему недурно. Все вас вспоминает.
— Он?.. Меня?.. — воскликнула панна Валентина, пожимая плечами.
Тетушка понизила голос:
— Э, не будьте такой разборчивой! Он молод, хорош собой, получает уже четыреста рублей жалованья… А как его все уважают! Ведь он просто гений! Умен, как философ, и к тому же танцует прекрасно… Раз, когда я с ним танцевала вальс…
— Вы еще до сих пор танцуете?
— Я? — спросила тетка, тыча себя пальцем в грудь. — Да мне еще сорока нет, меня не годы состарили, а работа. Вот пожить бы у какого-нибудь почтенного ксендза…
— Что, пан Сатурнин по-прежнему много читает? — перебила ее гувернантка.
— Целыми возами книги глотает, верите ли, панн! Он частенько заходит ко мне попить чайку и почитать вслух, а как он читает, с каким выражением, без запиночки! Я ему часто говорю: «Вы бы отдохнули, — ведь уже хрипите!» А он: «Рад бы, но (и тут он всегда громко вздыхает)… но некому теперь заменить меня, нет панны Валентины…»
— Ах, перестаньте! Я терпеть не могу комплиментов, к тому же сочиненных тут же на месте! — возмутилась гувернантка.
Тетка обиженно посмотрела на нее.
— Честное слово, — она ударила себя в грудь, — я ничего не сочиняю! Он всякий раз, как встретит меня, спрашивает про вас…
— Он, должно быть, забыл, что я вовсе не красавица…
— А на что вам красота?.. Он преклоняется перед вашим умом! Послушайте, что я вам еще скажу: раз, когда он мне уж очень надоел своими воспоминаниями, я сказала ему прямо: «Женились бы вы на ней, и делу конец, а то все уши нам прожужжали пустыми разговорами». А он в ответ: «Да разве она пойдет за меня?» И лицо у него сделалось такое жалостное, верите ли, пани, что я чуть не расплакалась. Тут меня словно осенило: глянула я ему в глаза, вот как вам сейчас, похлопала по плечу и говорю: «Дорогой мой, хоть вы и не верите в предчувствия, но помяните мои слова: я еще дождусь места у какого-нибудь почтенного ксендза, а вы с ней поженитесь…» Так ему и сказала, моя милая…
— А он что? — спросила панна Валентина.
— Он?.. У него лицо было точь-в-точь, как у вас сейчас…
Панна Валентина вскочила из-за стола.
— Я вижу, вы только о том и думаете, как бы устроиться к ксендзу да людей сватать…
Тетка обняла гувернантку и спросила, заглядывая в ее потупленные глаза:
— А разве я плохо сватаю?.. Разве у меня не легкая рука?.. Плутовка вы, панна Валентина!
В этот момент тетке сообщили, что лошади поданы и вещи ее уже увязаны.
— А где господа? — спросила она. — Мне хотелось бы увидеться с ними и поблагодарить…
— Ясновельможный пан спит, а пани нездорова, — ответил лакей.
Такое пренебрежение глубоко огорчило бедную родственницу. У нее задрожали губы.
— Нечего сказать, хорошо вас родня принимает… — заметила панна Валентина.
— Э, я на них не в обиде! Они господа, а я простая швея. Сами теперь расстроены своими делами, нет у них ни времени, ни средств помогать другим, не до того им!
Она поцеловала красную как кумач панну Валентину и, пройдя через заднее крыльцо во двор, направилась к телеге.
Вдруг навстречу ей из-за угла выскочила Анелька и, схватив ее руку, горячо поцеловала, шепча:
— Я всегда буду вас любить, тетя!..
Та от неожиданности залилась слезами.
— Благослови тебя бог, деточка! — проговорила она. — Ты истинный ангел!..
Но девочка уже убежала, боясь, как бы ее не увидели.
В тот вечер панна Валентина накрошила воробьям двойную порцию хлеба. Убедившись, что поблизости никого нет, она оперлась на подоконник и запела, фальшивя:
Расскажите вы ей, цветы мои,
Как от любви я страдаю…
Относилось ли это к той, которая сватала ученую деву пану Сатурнину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Но где же настоящий отец? Кто он? Тот, кто любит свою тетку-председательшу, или тот, который гонит из дому бедную родственницу? Тот, кто презирает людей, которые не в состоянии заплатить двадцать грошей за бричку, или тот, кто весело и беспечно делает большие долги? Тот, кто сердится на Гайду за потраву, или тот, у кого слуги, волы и земля голодают? Тот, кто целует мать и в то же время позволяет Шмулю в своем присутствии говорить о ее смерти?..
Который же из двух ее отец, любящий ее и Юзека? Тот, кто ежедневно тратит по полтиннику на сигары для себя и никогда не имеет денег на лекарство для матери?
И, наконец, кто эта пани Вейс, которая как-то связана с ее отцом?
Приезд бедной родственницы и проект письма к бабушке оказались подлинным несчастьем для пана Яна. Эти события отворили в душе его дочери дверцу, в которую леденящим вихрем ворвались тяжкие сомнения. Анелька понимала всех домочадцев: и ученую гувернантку, и больную мать, и коварную Кивальскую, и верного Каруся. Только отца она перестала понимать. Он раздваивался у нее в глазах, и она никак не могла разглядеть его истинный облик.
Тетка Анна тем временем успела возобновить знакомство с панной Валентиной и, позабыв о холодном приеме в доме родственников (ей не могло прийти в голову, что ее приезд будет иметь влияние на исход переговоров с мужиками), весело болтала. Уныние и злопамятность не были свойственны ее натуре.
— Ох, моя милая, — говорила она, — нужно верить в предзнаменования… У меня, к примеру, на одной неделе два предзнаменования было. Один раз снилось мне, будто вся я, извините, завшивела. Ого, думаю, значит, настал в моей жизни решительный час. Хотя, признаться, в сны я не верю. Вши означают удачу. А ведь я всегда только о том и молила бога, чтобы он послал мне на старости лет место экономки у какого-нибудь почтенного ксендза. Поэтому я вмиг догадалась, что на днях непременно выйдет мне такое место. И знаете, пани, я даже рассказала обо всем пану Сатурнину и принялась искать покупателей на мою швейную машину, стол, утюг и остальную рухлядь.
— А не приснилось ли вам заодно, что это место достанется другой? — с иронической улыбкой спросила гувернантка.
— Дайте докончить… Так вот, значит, сказала я пану Сатурнину, что не сегодня-завтра уезжаю, потому что снился мне сон, а он — вроде вас, тоже капельку маловер, поднял меня на смех: «Сон может обмануть, не погадать ли вам для верности?» А я ему на это: «Смейтесь, смейтесь, а я и вправду погадаю…» И попросила одну старушку: она три раза подряд карты раскладывала, и выходило все одно: благоприятное известие от блондина и опасаться брюнетки…
— Блондин-то кто же?
— Да почтенный ксендз — седой как лунь…
— А брюнетка? — приставала панна Валентина, не переставая смеяться.
— Понятно, ваша негодная ключница, — ответила тетка.
— Она?.. Брюнетка?.. Да она скорее шатенка!
Тетка покачала головой.
— Ой-ой! Вы с паном Сатурниным — два сапога пара, словно друг для дружки созданы!
— Как он поживает? — спросила гувернантка, краснея.
— Здоров, и живется ему недурно. Все вас вспоминает.
— Он?.. Меня?.. — воскликнула панна Валентина, пожимая плечами.
Тетушка понизила голос:
— Э, не будьте такой разборчивой! Он молод, хорош собой, получает уже четыреста рублей жалованья… А как его все уважают! Ведь он просто гений! Умен, как философ, и к тому же танцует прекрасно… Раз, когда я с ним танцевала вальс…
— Вы еще до сих пор танцуете?
— Я? — спросила тетка, тыча себя пальцем в грудь. — Да мне еще сорока нет, меня не годы состарили, а работа. Вот пожить бы у какого-нибудь почтенного ксендза…
— Что, пан Сатурнин по-прежнему много читает? — перебила ее гувернантка.
— Целыми возами книги глотает, верите ли, панн! Он частенько заходит ко мне попить чайку и почитать вслух, а как он читает, с каким выражением, без запиночки! Я ему часто говорю: «Вы бы отдохнули, — ведь уже хрипите!» А он: «Рад бы, но (и тут он всегда громко вздыхает)… но некому теперь заменить меня, нет панны Валентины…»
— Ах, перестаньте! Я терпеть не могу комплиментов, к тому же сочиненных тут же на месте! — возмутилась гувернантка.
Тетка обиженно посмотрела на нее.
— Честное слово, — она ударила себя в грудь, — я ничего не сочиняю! Он всякий раз, как встретит меня, спрашивает про вас…
— Он, должно быть, забыл, что я вовсе не красавица…
— А на что вам красота?.. Он преклоняется перед вашим умом! Послушайте, что я вам еще скажу: раз, когда он мне уж очень надоел своими воспоминаниями, я сказала ему прямо: «Женились бы вы на ней, и делу конец, а то все уши нам прожужжали пустыми разговорами». А он в ответ: «Да разве она пойдет за меня?» И лицо у него сделалось такое жалостное, верите ли, пани, что я чуть не расплакалась. Тут меня словно осенило: глянула я ему в глаза, вот как вам сейчас, похлопала по плечу и говорю: «Дорогой мой, хоть вы и не верите в предчувствия, но помяните мои слова: я еще дождусь места у какого-нибудь почтенного ксендза, а вы с ней поженитесь…» Так ему и сказала, моя милая…
— А он что? — спросила панна Валентина.
— Он?.. У него лицо было точь-в-точь, как у вас сейчас…
Панна Валентина вскочила из-за стола.
— Я вижу, вы только о том и думаете, как бы устроиться к ксендзу да людей сватать…
Тетка обняла гувернантку и спросила, заглядывая в ее потупленные глаза:
— А разве я плохо сватаю?.. Разве у меня не легкая рука?.. Плутовка вы, панна Валентина!
В этот момент тетке сообщили, что лошади поданы и вещи ее уже увязаны.
— А где господа? — спросила она. — Мне хотелось бы увидеться с ними и поблагодарить…
— Ясновельможный пан спит, а пани нездорова, — ответил лакей.
Такое пренебрежение глубоко огорчило бедную родственницу. У нее задрожали губы.
— Нечего сказать, хорошо вас родня принимает… — заметила панна Валентина.
— Э, я на них не в обиде! Они господа, а я простая швея. Сами теперь расстроены своими делами, нет у них ни времени, ни средств помогать другим, не до того им!
Она поцеловала красную как кумач панну Валентину и, пройдя через заднее крыльцо во двор, направилась к телеге.
Вдруг навстречу ей из-за угла выскочила Анелька и, схватив ее руку, горячо поцеловала, шепча:
— Я всегда буду вас любить, тетя!..
Та от неожиданности залилась слезами.
— Благослови тебя бог, деточка! — проговорила она. — Ты истинный ангел!..
Но девочка уже убежала, боясь, как бы ее не увидели.
В тот вечер панна Валентина накрошила воробьям двойную порцию хлеба. Убедившись, что поблизости никого нет, она оперлась на подоконник и запела, фальшивя:
Расскажите вы ей, цветы мои,
Как от любви я страдаю…
Относилось ли это к той, которая сватала ученую деву пану Сатурнину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47