Вот лоб у меня горит… И какая я потная… „Дело, только начатое Карлом Мартеллом и Пипином…“ Панна Валентина!»
Анелька села, откинула одеяло и во весь голос стала звать:
— Панна Валентина!
На миг открыла глаза, но сейчас же их зажмурила, потому что ее ослепил свет, такой яркий, что даже опущенные веки не защищали от него. Она заслонила рукой лицо и кончиками бескровных пальцев зажала глаза.
— Чего тебе, Анельця? — отозвался Юзек.
Анелька то ли не узнала голос брата, то ли не обратила внимания на вопрос — она молчала.
Юзек дернул ее за руку.
— Анелька, ты что? — спросил он. — Что ты сказала?
— Который час? — спросила Анелька, не отнимая руки от лица. Потом она сказала словно про себя: — А разве панна Валентина… Панна…
— Ну, Анельця! Что ты такое делаешь? Не гримасничай! Ты же знаешь, что я боюсь…
Анелька отвернулась от него и уронила голову на подушку.
— Хозяйка, идите сюда, — позвал Юзек. — Посмотрите, что с Анелькой.
Анелька почувствовала, что ее бережно приподнимают чьи-то руки, услышала шепот:
— Паненка! Миленькая!
Она открыла глаза.
Облупленные стены. За открытой дверью видны сени и угол двора. В окошко заглядывает веселое солнце, золотым сиянием обливает темный глиняный пол.
Теперь Анелька узнала Ягну и перепуганного Юзека. Припомнила, что она на хуторе и недавно виделась с теткой.
— Здесь была тетя Андзя?
— Была вчера.
— А который час?
— Рано еще. Спите, паненка.
— Что у тебя болит, Анельця? — спрашивал Юзек.
— У меня? Ничего. Откуда мне знать? — ответила она с улыбкой. Потом прибавила: — А снегу ведь нет на дворе?
— Что ты такое говоришь? Что ты говоришь, Анельця? — крикнул Юзек.
— Лихорадка у паненки, — пояснила Ягна. — Что, паненка, жжет в середке?
— Жжет.
— И знобит?
— Знобит.
— А пить хочется?
— Да, да, пить! Я и забыла, что мне пить хочется, — сказала Анелька.
Юзек выбежал в сени и принес кружку воды. Анелька жадно припала к ней, но тотчас с отвращением ее оттолкнула.
— Вода горькая!
— Нет, Анельця, это хорошая вода, — уверял Юзек.
— Хорошая? Да? Но мне пить не хочется, только есть… Нет, ничего не хочется… Я спать буду.
Ягна бережно уложила ее, укрыла, потом выпроводила Юзека во двор. Мальчик чуть не плакал.
— Анельця больна, — говорил он. — Надо написать маме. Почему мама не едет?
— Тише, панич. У Анельци лихорадка, и ей мерещится всякое. Но это пройдет. Только бы тетушка воротилась и забрала вас отсюда. Бегай себе по двору, панич, а в комнату не ходи. Я сама присмотрю за Анелькой.
Оставшись один во дворе, Юзек все раздумывал: что такое с Анелькой? Он машинально подошел к колодцу. Покрытый зеленой плесенью сруб был так невысок, что мальчик мог заглянуть внутрь.
Он увидел поверхность воды, похожую на черное зеркало, а в ней — свое отражение, словно заключенное в раму на фоне чистого утреннего неба, которое там, в глубине, казалось темнее. Со старых бревен сруба по временам падали вниз капли с плеском то тихим, то звонким, напоминавшим отдаленный звон бубенчиков. Иногда над колодцем пролетала какая-нибудь птица, а Юзеку казалось, что это внизу, в колодце, что-то летает.
«А может, там — тот свет?» — думал Юзек, и ему уже представлялись серебряные дворцы с золотыми крышами, деревья, на которых растут драгоценные каменья, птицы, говорящие человеческим языком. Обо всем этом ему когда-то рассказывала нянька, а быть может, и мать. Он помнил даже, что в том царстве побывал раз такой же маленький мальчик, как он, и принес оттуда волшебную лампу.
Юзек решил, когда вырастет, спуститься в это подземное царство. Вот будет о чем порассказать, когда он вернется оттуда!
Он еще раз оглянулся на дом, где лежала больная сестра, потом, взяв старое сито, отправился ловить рыбу. Увлекшись этим занятием, он скоро забыл о доме, о сестре и о «том свете».
А Анелька все бредила.
По временам она сознавала, где находится, следила глазами за Ягной, хлопотавшей у печи, слышала шумное булькание варившегося в горшке супа. Но вдруг ей начинало чудиться, что она бродит по тенистому лесу, по мягкому темно-зеленому мху, и откуда-то пахнет малиной. Потом наступало забытье, и она уже ничего не видела, не слышала и не чувствовала.
Вот, ободренные тишиной, вылезли на середину комнаты два белых кролика. Тот, что побольше, нашел несколько листочков зелени и принялся их уплетать, одним красным глазом косясь на Анельку. Маленькому тоже хотелось погрызть зелени, но он был робок и только шевелил длинными усами да то и дело становился, как собачонка, на задние лапки.
— Карусь! — позвала Анелька, увидев их.
Кролики насторожили уши и, когда девочка протянула к ним руку, побежали в свою нору, быстро подскакивая на задних ногах.
— Карусик! — повторила Анелька.
На ее голос подбежала Ягна.
— Это кролики, паненка. Тише, тише. Головка не болит?
Анелька ярко блестевшими глазами посмотрела ей в лицо и сказала с улыбкой:
— Вы шутите! Ведь здесь только что был Карусик… и руку мне лизнул… вот смотрите, еще мокрая.
И она подняла к глазам свою худенькую горячую ручонку.
Жена Зайца покачала головой.
— Погоди, паненка, я тебе приготовлю такое лекарство — всю хворь как рукой снимет.
Как только она вышла в сени, Анелька забыла о ней и опять стала бредить. Теперь ее горячечные видения уже были смутны, ей мерещилась только какая-то бесконечная равнина, которая уходила за хутор, за болота и дальние леса, до самого горизонта, где исчезала за краем неба. И когда Анелька опустила руку, рука скользнула легко, убежала за ворота, за леса и болота и затерялась где-то среди звезд.
Потом Анелька увидела какие-то стены, гладкие и бесконечно высокие, но тут ей стало так тяжело, как будто на нее навалилась вся земля, и солнце, и все звезды с неба. Под этой безмерной тяжестью душа ее корчилась, и съеживалась, и все падала, падала куда-то, забывая тот мир, откуда она пришла.
Внезапно в этом пространстве она ощутила какое-то движение. Казалось, близко, рядом, зашевелился какой-то огромный предмет и двинулся с востока туда, где заходит солнце, заслонив собой весь горизонт. Анелька открыла глаза и увидела, что это Ягна, подняв ее руку, кладет ей под мышку кусок хлеба. Потом Ягна накрыла ее рваным одеялом и спросила:
— Ну как, не лучше тебе, паненка?
Анелька хотела ответить, что ей уже совсем хорошо, но вместо слов из горла ее выходили какие-то невнятные звуки.
Хозяйка зажгла свечу — громницу, накапала с нее воску в кружку с водой и велела Анельке выпить. Больная сделала глоток и удивилась, что вода имеет какой-то металлический вкус.
— И теперь не полегчало, паненка?
— Ох!
Жена Зайца решила прибегнуть к самому сильному средству. Взяв обеими руками концы своего передника, она сложила его в три складки, медленно приговаривая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Анелька села, откинула одеяло и во весь голос стала звать:
— Панна Валентина!
На миг открыла глаза, но сейчас же их зажмурила, потому что ее ослепил свет, такой яркий, что даже опущенные веки не защищали от него. Она заслонила рукой лицо и кончиками бескровных пальцев зажала глаза.
— Чего тебе, Анельця? — отозвался Юзек.
Анелька то ли не узнала голос брата, то ли не обратила внимания на вопрос — она молчала.
Юзек дернул ее за руку.
— Анелька, ты что? — спросил он. — Что ты сказала?
— Который час? — спросила Анелька, не отнимая руки от лица. Потом она сказала словно про себя: — А разве панна Валентина… Панна…
— Ну, Анельця! Что ты такое делаешь? Не гримасничай! Ты же знаешь, что я боюсь…
Анелька отвернулась от него и уронила голову на подушку.
— Хозяйка, идите сюда, — позвал Юзек. — Посмотрите, что с Анелькой.
Анелька почувствовала, что ее бережно приподнимают чьи-то руки, услышала шепот:
— Паненка! Миленькая!
Она открыла глаза.
Облупленные стены. За открытой дверью видны сени и угол двора. В окошко заглядывает веселое солнце, золотым сиянием обливает темный глиняный пол.
Теперь Анелька узнала Ягну и перепуганного Юзека. Припомнила, что она на хуторе и недавно виделась с теткой.
— Здесь была тетя Андзя?
— Была вчера.
— А который час?
— Рано еще. Спите, паненка.
— Что у тебя болит, Анельця? — спрашивал Юзек.
— У меня? Ничего. Откуда мне знать? — ответила она с улыбкой. Потом прибавила: — А снегу ведь нет на дворе?
— Что ты такое говоришь? Что ты говоришь, Анельця? — крикнул Юзек.
— Лихорадка у паненки, — пояснила Ягна. — Что, паненка, жжет в середке?
— Жжет.
— И знобит?
— Знобит.
— А пить хочется?
— Да, да, пить! Я и забыла, что мне пить хочется, — сказала Анелька.
Юзек выбежал в сени и принес кружку воды. Анелька жадно припала к ней, но тотчас с отвращением ее оттолкнула.
— Вода горькая!
— Нет, Анельця, это хорошая вода, — уверял Юзек.
— Хорошая? Да? Но мне пить не хочется, только есть… Нет, ничего не хочется… Я спать буду.
Ягна бережно уложила ее, укрыла, потом выпроводила Юзека во двор. Мальчик чуть не плакал.
— Анельця больна, — говорил он. — Надо написать маме. Почему мама не едет?
— Тише, панич. У Анельци лихорадка, и ей мерещится всякое. Но это пройдет. Только бы тетушка воротилась и забрала вас отсюда. Бегай себе по двору, панич, а в комнату не ходи. Я сама присмотрю за Анелькой.
Оставшись один во дворе, Юзек все раздумывал: что такое с Анелькой? Он машинально подошел к колодцу. Покрытый зеленой плесенью сруб был так невысок, что мальчик мог заглянуть внутрь.
Он увидел поверхность воды, похожую на черное зеркало, а в ней — свое отражение, словно заключенное в раму на фоне чистого утреннего неба, которое там, в глубине, казалось темнее. Со старых бревен сруба по временам падали вниз капли с плеском то тихим, то звонким, напоминавшим отдаленный звон бубенчиков. Иногда над колодцем пролетала какая-нибудь птица, а Юзеку казалось, что это внизу, в колодце, что-то летает.
«А может, там — тот свет?» — думал Юзек, и ему уже представлялись серебряные дворцы с золотыми крышами, деревья, на которых растут драгоценные каменья, птицы, говорящие человеческим языком. Обо всем этом ему когда-то рассказывала нянька, а быть может, и мать. Он помнил даже, что в том царстве побывал раз такой же маленький мальчик, как он, и принес оттуда волшебную лампу.
Юзек решил, когда вырастет, спуститься в это подземное царство. Вот будет о чем порассказать, когда он вернется оттуда!
Он еще раз оглянулся на дом, где лежала больная сестра, потом, взяв старое сито, отправился ловить рыбу. Увлекшись этим занятием, он скоро забыл о доме, о сестре и о «том свете».
А Анелька все бредила.
По временам она сознавала, где находится, следила глазами за Ягной, хлопотавшей у печи, слышала шумное булькание варившегося в горшке супа. Но вдруг ей начинало чудиться, что она бродит по тенистому лесу, по мягкому темно-зеленому мху, и откуда-то пахнет малиной. Потом наступало забытье, и она уже ничего не видела, не слышала и не чувствовала.
Вот, ободренные тишиной, вылезли на середину комнаты два белых кролика. Тот, что побольше, нашел несколько листочков зелени и принялся их уплетать, одним красным глазом косясь на Анельку. Маленькому тоже хотелось погрызть зелени, но он был робок и только шевелил длинными усами да то и дело становился, как собачонка, на задние лапки.
— Карусь! — позвала Анелька, увидев их.
Кролики насторожили уши и, когда девочка протянула к ним руку, побежали в свою нору, быстро подскакивая на задних ногах.
— Карусик! — повторила Анелька.
На ее голос подбежала Ягна.
— Это кролики, паненка. Тише, тише. Головка не болит?
Анелька ярко блестевшими глазами посмотрела ей в лицо и сказала с улыбкой:
— Вы шутите! Ведь здесь только что был Карусик… и руку мне лизнул… вот смотрите, еще мокрая.
И она подняла к глазам свою худенькую горячую ручонку.
Жена Зайца покачала головой.
— Погоди, паненка, я тебе приготовлю такое лекарство — всю хворь как рукой снимет.
Как только она вышла в сени, Анелька забыла о ней и опять стала бредить. Теперь ее горячечные видения уже были смутны, ей мерещилась только какая-то бесконечная равнина, которая уходила за хутор, за болота и дальние леса, до самого горизонта, где исчезала за краем неба. И когда Анелька опустила руку, рука скользнула легко, убежала за ворота, за леса и болота и затерялась где-то среди звезд.
Потом Анелька увидела какие-то стены, гладкие и бесконечно высокие, но тут ей стало так тяжело, как будто на нее навалилась вся земля, и солнце, и все звезды с неба. Под этой безмерной тяжестью душа ее корчилась, и съеживалась, и все падала, падала куда-то, забывая тот мир, откуда она пришла.
Внезапно в этом пространстве она ощутила какое-то движение. Казалось, близко, рядом, зашевелился какой-то огромный предмет и двинулся с востока туда, где заходит солнце, заслонив собой весь горизонт. Анелька открыла глаза и увидела, что это Ягна, подняв ее руку, кладет ей под мышку кусок хлеба. Потом Ягна накрыла ее рваным одеялом и спросила:
— Ну как, не лучше тебе, паненка?
Анелька хотела ответить, что ей уже совсем хорошо, но вместо слов из горла ее выходили какие-то невнятные звуки.
Хозяйка зажгла свечу — громницу, накапала с нее воску в кружку с водой и велела Анельке выпить. Больная сделала глоток и удивилась, что вода имеет какой-то металлический вкус.
— И теперь не полегчало, паненка?
— Ох!
Жена Зайца решила прибегнуть к самому сильному средству. Взяв обеими руками концы своего передника, она сложила его в три складки, медленно приговаривая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47