Из этих туманных фраз баронесса заключила, что надежды больше нет, и, послав третью телеграмму пану Яну, заперлась у себя.
В доме и деревне распространилась весть, что Анелька совсем плоха.
Ночью на станцию послали за паном Яном самый лучший экипаж баронессы. А в десять часов утра приехал ксендз.
Анельке сказали об этом и надели на нее чистое белье.
Ее все занимало — и надетая на нее вышитая кофточка, и то, что прислуга ходит на цыпочках, и слезы тетки, и ужас Ягны. Удивительно приятно было думать, что она будет исповедоваться и умрет как взрослые!
Тетка заметила, что девочка сегодня спокойнее и совсем перестала бредить. И она сказала Анельке, что с минуты на минуту приедет отец.
— Да? Это хорошо, — отозвалась Анелька.
Перед исповедью лекарь опять осмотрел больную, измерил температуру и задумался. Он велел ей давать почаще крепкое вино, опустить шторы, так как яркий свет резал ей глаза, — и ушел в деревню навестить нескольких пациентов. Тетка Анна придвинула к кровати кресло и подложила Анельке под спину подушки, чтобы она могла сидеть.
— Знаете, тетя, мне сегодня ночью снилось небо. Там море — как зеленое золото, а на море острова тоже будто из золота, но это только издали так кажется, а вблизи на небе все такое же, как у нас на земле: и деревья там, и лужайки, и цветы, как у нас, только еще лучше. В одном саду гуляла мама, а перед ней бегал Карусик… И оба такие красивые! Я их звала, но они не слышали. А потом я проснулась.
— Успокойся, детка, и прочитай молитву, — просила тетка, заметив, что разговор утомляет Анельку и на щеках у нее запылал яркий румянец.
На пороге открытой двери появился старый ксендз в белом стихаре. Анельке вдруг стало жутко.
— Уже? — вскрикнула она. — Ой, как страшно! Почему здесь так темно?
— У тебя же глазки болят, вот доктор и велел опустить шторы, — шепнула тетка.
— Они уже не болят. Отворите хоть одно окно! А то мне кажется, что я лежу на кладбище, в той часовне, где похоронены дедушка и бабушка.
— Откройте окна! — сказал и ксендз, садясь у кровати.
Заскрипели шторы, и яркий дневной свет залил гостиную. Тетка вышла, закрыв рукой глаза, а ксендз зашептал что-то по-латыни. За окном вторили ему шелест ветвей и птичий гомон.
— Молись, дитятко, — сказал ксендз.
— Как там хорошо! — прошептала Анелька, указывая на сад. — Боже мой, боже, увижу ли я еще наш дом… и мамочку?
Потом она стала бить себя в грудь и посмотрела на ксендза, ожидая его вопросов.
— Ты исповедовалась на страстной, дитя мое?
— Да.
— Это хорошо. Надо исповедоваться хотя бы раз в год. А в костел ходила каждое воскресенье?
— Нет.
— Так, верно, молилась дома?
— Не всегда, — сказала Анелька, потупившись. — Иногда я в воскресенье бегала по саду и играла с Карусем.
— Играть в праздник можно, но надо и помолиться. А по утрам и перед сном ты каждый день читала молитвы?
Анелька задумалась.
— Один раз я вечером не молилась.
— Отчего же?
— Я долго сидела около мамы и заснула в кресле. — И она добавила с дрожью в голосе: — В тот вечер у нас дом сгорел. Может, это за мои грехи? — Она робко посмотрела на ксендза.
Ксендз был смущен.
— Не знаю, дитя мое, — сказал он. — Но думаю, что нет. А родителей ты слушалась? И охотно делала все, что они велели?
— Нет, — шепотом призналась Анелька. — Папа мне не позволил разговаривать с Гайдой, а я разговаривала…
— Это нехорошо. Родителей надо всегда слушаться, потому что они ничего не запрещают без причины. А о чем же ты разговаривала с этим человеком?
— Я его попросила, чтобы он не бил свою дочку… она такая маленькая.
— А, вот оно что!.. Это хорошо, дитятко, но родителей все-таки надо слушаться. А имя божие не поминала всуе?
— Поминала.
— Неужели? А зачем же?
— Я просила бога, чтобы он прислал отца домой. А потом — чтобы маму…
— Ага… — Ксендз достал из кармана фуляровый платок и высморкался.
— Больше ничего не припомнишь, дитя мое?
— Ничего.
— Теперь бей себя в грудь и говори: «Господи, помилуй». А в покаяние прочитай один раз молитву за спасение всех грешных душ.
Старый ксендз дрожащим голосом пробормотал над Анелькой латинские слова и почти выбежал из гостиной, чтобы ни с кем не встретиться.
В тот же день, когда молодой лекарь возвращался из деревни в усадьбу, мимо него стрелой промчалась карета, запряженная четверкой лошадей. Лекаря словно что-то толкнуло, и он прибавил шагу.
«Это, должно быть, отец больной девочки, — подумал он. — Только бы он сразу не ворвался к ней, а то испортит мне все дело».
И он рысью помчался к дому.
Карета все же значительно его опередила. Едва она остановилась у крыльца, пан Ян выскочил, сердечно поздоровался с хозяйкой дома, вышедшей к нему навстречу, и попросил, чтобы его сейчас же провели к дочке.
— От нее только что ушел ксендз, — предупредила баронесса.
Пан Ян задрожал.
— Проводите меня к ней, я хочу увидеть ее, пока она жива… Судьба ставит у меня на дороге одну могилу за другой…
Тетка Анна поспешила к Анельке, за ней в гостиную вошли пан Ян и баронесса.
— Вот я и приехал. Я здесь, деточка! — воскликнул нежный отец, подбегая к кровати.
Анелька обрадовалась, хотя не так сильно, как боялся лекарь.
— Хорошо, что ты приехал, папа. Нам было так плохо…
Пан Ян обнял ее и стал целовать.
— Я знаю, что вам плохо жилось на этом проклятом хуторе. Я уже продал его. Слава богу, что добрая пани Вейс…
— Вейс? — переспросила Анелька, широко открыв глаза.
В памяти ее всплыл подслушанный когда-то разговор отца с Шмулем.
— Ну да! Ведь вы находитесь в доме баронессы Вейс, — удивленно ответил пан Ян.
Анелька внимательнее всмотрелась, в отца — и вдруг у ворота его черного сюртука заметила две нашитые белые полоски.
— Что это? Траур? — Она вся задрожала. — По ком ты носишь траур, папа?
Внезапная догадка мелькнула у нее в голове.
— Мама умерла! — вскрикнула она, закрыв глаза руками, и упала на подушки.
Отец наклонился к ней.
— Анельця! Успокойся!.. Анельця! О, боже! — Он опустился на колени.
Девочка лежала бледная, недвижимая.
В эту минуту в комнату вбежал доктор. Увидев, что тетка Анна громко рыдает, баронесса близка к обмороку, а пан Ян стоит у кровати на коленях, он понял, что случилось недоброе. Подошел, пощупал у Анельки пульс, проверил, дышит ли. Анелька не дышала.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пан Ян обвенчался с пани Вейс на масленой, и уже в великом посту пошли слухи, что он под башмаком у своей второй жены, ибо она была дама весьма энергичная. Она окружила комфортом своего избранника, давшего ей знатное имя, но ограничила его расходы вне дома. Благодаря тайному вмешательству Шмуля пан Ян теперь почти не имел возможности делать долги, да и соседи принимали его не очень охотно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47