.. Вы от кого узнали о смерти... Валентины Михайловны? От Анюты, конечно, - это она вас известила... Нет, я не то хотел спросить... Вот что я хотел: она, Валентина Михайловна, писала ли вам, когда уехала от вас, отсюда вот?
- Ничего.
- А-а... Неужели?.. Ничего? А мне она написала, чтобы я... А вы тогда ждали письма? Только откровенно, ради бога!
- Ждал, и это вполне откровенно.
- Ничего? даже карандашом?..
Какая-то бодрость, если не веселость, заметно проступила на лице Алексея Иваныча, и он погладил пальцами подлокотник кресла, но вдруг вскочил:
- Что же у нее на душе тогда было? Какой ужас!
И опять заходил по комнате. А Илья как будто уж привыкал к нему и не так напряженно следил за ним, и Алексей Иваныч это заметил. "Это хорошо, думал он, - теперь он мне все расскажет"... И сам он не притворился (это не притворство, а что-то другое было), когда сел снова на стул и спросил просто, как у хорошего знакомого:
- У вас, конечно, герметические печи?
- Д-а... а что?
- Но уж давние... Теперь они, как простые: потрескались. Купите для них задвижки, - печник вставит... А так и тепла много пропадает и опасно, верно, верно... Ходы нужно выкладывать изнутри кровельным железом, а не так.
И потолок и окна он оглядел внимательно и только потом уже спросил внезапно и поспешно:
- Когда вы были у моей жены, а я шел с Митей из церкви, это первый раз вы у нас были?
Илья пожал плечами, вздохнул почему-то, но все-таки ответил:
- Да, и в последний... - Но тут же спросил сам: - Вы сюда по какому-нибудь делу?
- То есть? - очень удивился Алексей Иваныч.
- Сюда, то есть в наш город, по делу?
Алексей Иваныч ни минуты не думал:
- Конечно, я сюда совсем! Не только по делу, а совсем... А дело ближайшее: одно частное лицо строит здесь за городом лечебницу... это - врач один.
- Здешний? Как фамилия?
- Мм... Крылов... Не здешний, нет... Мы с ним в Харькове договорились.
- Вы прямо из Харькова?
- Да... Да, я сюда совсем... Ведь уж мне все равно, где... У меня уж нигде ничего не осталось... У вас хоть сын растет... на Волыни, а у меня?.. Вы ударили надо мною, как гром! Почему именно вы?
- Мог быть и другой, - сказал Илья вяло.
- Как вы смеете? Как другой?.. Всякий другой?.. Как вы смеете? вскочил Алексей Иваныч.
- Зачем же кричать?.. Дело прошлое: теперь мы никаким криком не поможем, - и Илья тоже встал.
- Но так говорить о моей покойной Вале я вам не позволю, - прекратите! - поднял голос Алексей Иваныч. - И прошу не обобщать! И прошу прекратить! Совсем!.. Ничего не надо больше, решительно ничего! Аминь!
- Конечно, аминь, - сказал Илья, а Алексей Иваныч вновь в сильнейшем волнении заходил по комнате, и, сделав несколько кругов в то время, как Илья спокойно курил, он заговорил снова:
- Я вижу теперь одно: это несчастие!.. Вы ударили, как гром, но громом вы не были, конечно, - ни громом, ни молнией... а просто это ошибка, несчастие... Например, когда синица залетит осенью в комнату и потом в стекло бьется... Она-то думает, что небо, а это стекло только, а небо дальше... Мы это видим и знаем, а она не может понять: хватит в стекло головой с разлета, - и на пол, и из носика кровь... Пошипит немного, - и конец... Так и Валя. Она не знала, но мы с вами - мы это видели и знали: и я видел и знал, и вы тоже... Вы еще больше, чем я... Я все-таки так же, как Валя, тогда думал, что-о... Вы говорили ей когда-нибудь, что на ней женитесь?
- Никогда, - спокойно сказал Илья.
- Никогда?.. Как же это?.. Нет, вы откровенно? - умоляюще поглядел Алексей Иваныч.
- Никогда, - так же повторил Илья.
- Вы были только несчастие наше... Вам даже и мстить нельзя: дико... Вы - как тиф, как дифтерит, вот от которого Митя умер!.. Верно... Это верно...
Илья побарабанил пальцами по столу и спросил скучно:
- Ну-с, значит, вам теперь ничего уж от меня не надо больше? - и поднял ожидающе круглое вялое сытое лицо.
Алексей Иваныч долго смотрел на него, пока не заговорил сбивчиво:
- Никогда, вы сказали... Что ж это было? Но она с вами все-таки была же когда-нибудь счастлива? Должно быть, была... Разумеется, была... И вот приехала к вам сюда вот, в эту комнату... (Алексей Иваныч положил руку на спинку кресла.) Что же она вам говорила здесь?.. Передайте мне что-нибудь, ведь вы помните?.. Больше ничего мне не нужно, - только это. Только одно это... Вот, вошла... так же, как я вошел... Вы были изумлены, конечно, неприятно... Я уверен, вы и не знали, что она приедет: она про себя решила это, и ей казалось, что это - все. Это могло быть... Вошла...
Алексей Иваныч попятился к двери и стал так же, как могла стать она, войдя, и опять ясно показалось ему, что и теперь это не он совсем, что это она пришла снова к Илье: ведь только в нем, в Алексее Иваныче, жила еще она на земле, - он ее принес сюда. Так же, как семь месяцев назад, вот вошла она опять к Илье, стала у порога и... и...
- Что же она вам сказала, кроме того, что едет к сестре?..
Илья побарабанил по столу, сбычив голову, поглядел на него пристально, дотянулся до папирос, закурил не спеша и спросил:
- Вы в какой гостинице остановились?
- То-то и есть... Вы не хотите этого сказать мне... Почему же?.. Конечно, я так и думал, что не скажете.
Ему казалось, что одна половина его самого - темная, ночная - знает, что тут произошло, а другая - дневная - никогда не узнает. Он так и сказал Илье:
- Стало быть, этого я не узнаю?.. Вы могли бы сочинить что-нибудь, и, может быть, я бы поверил, но вы и этого не хотите сделать?.. Не хотите?.. Нет?.. Нет?..
Он ударил кулаком по дужке кресла, а лицо его опять - точно кто исколол иголками; и Илья снял со стола правую руку и поднялся наполовину.
В это время отворилась смело дверь в кабинет, и девочка с толстой косой, лет пятнадцати, вся, и лицом и фигурой, похожая на Илью, остановилась в дверях и сказала по-домашнему:
- Сюда подать чаю, или... - и тщательно осмотрела Алексея Иваныча с головы до ног.
- Конечно, сюда, - сказал Илья недовольно. - Сто раз говорить!
- Нет, отчего же?.. Это ваша сестра? - Алексей Иваныч вдруг поклонился девочке и решил с той общительностью, которая его всегда отличала: - Мы придем сейчас оба... Через две минуты... Вы нас ждите.
Девочка улыбнулась одними глазами и ушла, оставив дверь полуоткрытой.
Илья смотрел на гостя немым рыбьим взглядом поверх пенсне, раздув ноздри и губы поджав.
- Что, - вы не хотите меня познакомить с вашим семейством? Почему это?.. Нет, непременно пойдемте к ним туда... Отчего же?.. Или у вас церемонно очень?
- Нет, не церемонно... Напротив, бесцеремонно... Но-о... разговор наш личный окончен, надеюсь?
- Ну, конечно, он не окончен еще, но там его не будет, - даю слово: это я умею.
И Алексей Иваныч опять поправил галстук и опять пригладил волосы, хотя они у него были небольшие и негустые и совсем не торчали вихрами: это просто осталась прежняя привычка к волосам упругим, сильным и весьма своенравным.
А сердце у него все-таки нехорошо билось, и рука дрожала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53