В то время как Рерберг задавался мыслью сбросить австро-германцев с правого берега Стыри на левый на своем небольшом участке между двумя деревнями, начинал уже приводиться в исполнение гораздо более обдуманный, несравненно лучше подготовленный план фельдмаршала Линзингена прорвать русский фронт на стыке восьмой и одиннадцатой армий ударом по 45-му корпусу, и если скрытно удалось подойти пехотной бригаде на помощь 7-й кавалерийской дивизии, то не менее скрытно стянулась и 22-я немецкая дивизия на помощь к австро-венгерцам за Стырью, против деревень Гумнище и Перемель.
Привыкшие к неуклонным требованиям Гильчевского, батареи 101-й дивизии стремились бить только по проволоке врага, но далеко не все позиции его были видны, мешали холмы, овраги, роща, - связные работали плохо; кроме того, один наблюдательный пост, устроенный на высоком дереве, был снесен немецким снарядом вскоре после начала перестрелки; потом одно за другим три орудия были подбиты, и эта удача немцев не могла не ослабить не только русского огня, но и выдержки Рерберга: он поторопился дать 403-му полку сигнал к атаке, когда она еще не была подготовлена.
О том, что там, у реки, началась атака, Ливенцев догадался по тому, что артиллерия - и своя, и 7-й дивизии - вдруг замолкла. Он посмотрел на часы, было без четверти семь. Он ждал минуту, две, - вот-вот заработают снова орудия, перенесут огонь глубже в расположение врага, но орудия молчали, продолжала бить только артиллерия противника. К изумлению Ливенцева, так тянулось минут шесть, пока Алферов, как потом выяснилось, не убедил Рерберга не лишать атакующих поддержки.
Южнее, по Стыри же, стояли части 105-й дивизии, того же 32-го корпуса, но от командира корпуса, генерала Федотова, начальник ее не получил приказа действовать одновременно с частями Рерберга, который был ему подчинен, и в дивизии этой было спокойно. Впрочем, и самому Федотову только утром 19-го доложил Рерберг, что атакует противника, так велика была у него почему-то уверенность, что атака окончится блестящим успехом, и так, видимо, боялся он, что комкор может чем-нибудь и как-нибудь лишить его этого успеха. Даже распоряжение, которое получил от него Добрынин, о том, чтобы 402-й полк был готов идти на помощь 403-му, выражало не этот смысл, а другой: "Для расширения успеха 403-го полка".
IV
Успех и был, - 403-й полк не посрамил славы ударной дивизии, - но успех этот мог бы быть полным, если бы не поспешил с атакой Рерберг, если бы дождался он, когда артиллерия сделает свое дело, - пробьет проходы, сколько их было нужно.
Передовые роты полка кинулись в атаку дружно, но только там, где проволока была разбита снарядами, они ворвались в первую, а местами и во вторую линию окопов врага. Это было против деревни Перемель, лежавшей на том берегу Стыри: тут местность была открытая, цели для наводчиков видны. Совсем не то оказалось против деревни Гумнище, где окопы были закрыты лесом. Там пулеметы прижали атакующих к земле, потому что проволока местами была совсем не тронута, местами же, хотя и изувечена, все-таки непроходима.
И вот тогда-то, только что получив от полковника Тернавцева донесение о неудаче на своем правом фланге, Рерберг приказал 402-му полку "расширять успех".
- Приказано вам начальником дивизии вести свой полк бегом! - энергично прокричал Добрынину Ревашов с наблюдательного пункта.
- Бегом? - переспросил Добрынин.
- Бегом, да, именно! Как можно скорее, - это значит бегом! - подтвердил Ревашов.
- Отсюда, где стоит полк, до позиций пять верст!.. Вести полк придется лесом, - пытался уяснить приказ Добрынин.
- Лесом? Почему лесом?
- Во избежание больших потерь, а как же иначе? - удивился Добрынин. Иначе я не доведу и двух рот из полка.
- Хорошо, лесом, - только непременно бегом!.. И не теряя ни одной минуты!
Когда Добрынин передавал приказ своим батальонным командирам, то не удержался, чтобы не добавить:
- Вот что значит попасть под команду кавалерийских генералов! Самое важное для них - это аллюр, а что мы с вами не лошади, об этом они забывают.
- А как же можно людям бежать в лесу и соблюсти при этом порядок? спросил Ливенцев. - Ведь это все равно, что скачка с препятствиями!
- И куда же будут годны люди, когда пробегут пять верст? - добавил поручик Воскобойников.
- Об этом самом и речь!.. Ну, все равно, спорить с ними некогда. Бегом - так бегом...
И Добрынин, откинув назад голову, скользнул глазами по первому взводу первой роты и скомандовал твердо:
- Полк, вперед! Бегом, ма-арш!
И первая рота, когда повторил команду ротный, с места ринулась бегом, как на ученье. Здесь, возле деревни Гумнище, откуда ни своих, ни вражеских позиций не было видно, это можно было сделать, хотя по лицам солдат никто бы не мог сказать, что понятно им, зачем они бегут в полной походной амуниции в жаркое летнее утро и долго ли придется бежать.
Сам Добрынин ехал верхом на небольшой молодой еще гнеденькой ординарческой лошадке, а командиры батальонов шли рядом с ротными своих первых рот, так что Ливенцеву пришлось и теперь быть во главе своей прежней тринадцатой роты, а заботиться о направлении было не нужно: батальон двигался, как ему и полагалось, в хвосте полка.
- Бежать на бой - это все-таки гораздо почетнее, чем бежать с боя, говорил на бегу Ливенцев Некипелову, - однако... должно быть, труднее.
- Ну еще бы, - отзывался Некипелов, - ведь тогда люди бегут - ног под собой не слышат, а мы теперь что же, - мы спрохвала бежим.
- Спрохвала-то спрохвала... а все-таки пяти верст так не пробежим.
- Да уж нам немного еще, - вот батареи обогнем, и лес будет... А в лесу разве бегать можно? Что мы, волки?.. В лесу, дай бог, обыкновенно иттить не растеряться, а то бе-жать!.. Приказал кто-то с большого ума черт-те что!.. А спроси его, где был он раньше, этот генерал?..
- Раньше? - не понял Ливенцев.
- Ну да, - почему раньше наш полк не приказал в лес завесть? И были бы мы тогда все-таки версты на две ближе к своим... А теперь, видали, вон вьется?
Некипелов показал рукой вверх, и Ливенцев увидел немецкий аэроплан.
- Разведчик!.. Не начнет ли бомбы в нас швырять?
- А может, и корректировщик с тем вместе, - предположил Некипелов. Зачем тогда ему трудиться, - нас и артиллерия немецкая взять под обстрел может.
От залпов русских и вражеских батарей гремел, как огромнейшие железные листы, и рвался, как прочнейшая парусина, воздух кругом. От этого ни на одну минуту не выпадало из сознания Ливенцева, что там, куда их послали и куда они могут не поспеть вовремя, под залпы с обоих берегов Стыри, совершается, быть может, последний уже акт трагедии - боя одного русского полка с двумя австро-германскими, к которым через реку по четырем мостам гораздо скорее могут быть переброшены на помощь еще полтора-два полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83