»
Сигрид беспокоилась за судьбу дочери.
В свои десять лет Суннива была такой красивой, что все только и говорили об этом. Она была высокой для своего возраста и хорошо сложенной, с большими темными глазами, от взгляда которых таяло сердце того человека, от которого девочка хотела что-то получить, и глаза ее могли сверкать безудержным весельем. Темные, густые и блестящие волосы доходили ей почти до пояса.
И девочка прекрасно знала, какую власть дает ей красота.
И Сигрид — которая в свое время изо всех сил старалась наладить отношения между Кальвом и дочерью — нередко сетовала теперь на то, с какой легкостью он пал к маленьким ножкам Суннивы. Сигрид даже испугалась своего гнева, когда поняла это.
Но Сигрид напугала не только собственная вспыльчивость по отношению к дочери; ее испугало и то, что ее любовь к Сунниве готова была вспыхнуть опасным, жарким пламенем.
И, видя ее лежащей с закрытыми глазами, притененными ресницами, с белым в лунном свете лицом, она вдруг подумала, что девочка похожа на мертвую; на миг ей показалось, что ее необузданные, переменчивые чувства по отношению к этому ребенку могут убить ее.
Она вздрогнула и чуть не закричала. Но тут же попыталась мыслить ясно.
Перед тем, как накрыть лицо Суннивы, она наклонилась и поцеловала ее в лоб. При этом она упрекала себя за свои мысли. Вздохнув, она снова легла.
И снова в ее мысли ворвались звуки моря и ветра; эти звуки убаюкивали ее, а корабль, скрипя снастями, шел вперед и вперед.
И, уже засыпая, она почувствовала, что звуки становятся громче, а качка на корабле — сильнее.
Она проснулась оттого, что ее отбросило к одному из шпангоутов. И почти в тот же момент она услышала хныканье Суннивы.
И в самый последний момент успела подхватить дочь, которая чуть было не упала за борт. Это было нелегко, потому что правой рукой она держала девочку, а левой держалась сама.
Уже светало. Плеск и журчание воды перешли теперь в грохот волн. Волны угрожающе вздымались, сталкиваясь пенными гребнями, словно разъяренные драконы. И все предметы, не закрепленные прочно, соскальзывали на подветренную сторону, где они перекатывались и гремели.
Большинство мужчин были уже на ногах; Сигрид увидела, что Кальв стоит у руля. И она тревожно огляделась по сторонам, ища глазами корабль Тронда. И как только их драккар приподняло на гребне волны, она увидела неподалеку и другой корабль. Он шел на полуспущенных парусах, и она успокаивала себя тем, что на корабле были опытные люди. Взглянув на свой парус, она заметила, что он тоже приспущен.
Суннива была бледной и едва сдерживала слезы, стиснув зубы. Сигрид тоже чувствовала себя неважно.
Она попыталась разбудить Гюду дочь Халльдора, служанку, которая в свое время уехала с ней с Бьяркея в Трондхейм. Но Гюда спала на корабле так же крепко, как и в своей постели в Эгга. Лежа на подветренной стороне, она перекатывалась из стороны в сторону из-за корабельной качки. Рот ее был открыт, и челюсть двигалась туда-сюда; вопреки всему, Сигрид рассмеялась. Но тут Сунниву вырвало, и ей пришлось переключить свое внимание на девочку.
В конце концов ей все же удалось разбудить Гюду. Оставив Сунниву на ее попечение, Сигрид пошла на корму к Кальву.
И, став рядом с ним спиной к мачте, она почувствовала, насколько море опасно и грозно.
Но Кальв был спокоен, как скала.
— Опасно? — сказал он, когда она спросила его об этом, и рассмеялся: — Оно становится опасным тогда, когда убираются паруса и корабль отдается во власть волнам. Но, я думаю, на этот раз нам этого делать не придется.
Внимательно посмотрев на его лицо, она вдруг поняла, что ему доставляет удовольствие помериться силами с морем и ветром.
— Ты наверняка хочешь, что ветер был покрепче, — сказал она.
Он повернулся к ней на миг.
— Возможно, — сказал он, — пока мы не убрали парус. Но откуда ты это знаешь?
Его взгляд тут же перескочил на вспенившуюся волну, которую он хотел обойти. И Сигрид, наблюдая за этим, поняла, что он заранее знает, где вздыбится следующая волна. Наблюдая за движением корабля, она почувствовала себя лучше.
Но на его вопрос она так и не ответила; она просто повернулась к нему и стала смотреть, как он стоит за рулем, подставив лицо ветру.
Вот всем его облике чувствовалась властность; теперь он был хёвдингом.
Хёвдингом, которому больше нечем было управлять, мысленно добавила она. И этот Кальв, так гордо и свободно состязавшийся с морем, еще вчера рыдал у нее на коленях, словно ребенок.
Начался дождь, быстро перешедший в ливень. Сигрид стала искать убежище, но места на корабле было мало: все было забито домашней утварью и прочими вещами из Эгга. Кальв взял несколько лошадей, стоявших теперь связанными в носовой части корабля.
В конце концов она устроилась на носу под поперечными досками настила; Суннива сидела на корточках рядом с ней, бледная и дрожащая от холода. Вскоре и Сигрид тоже начала стучать зубами, промокнув насквозь. Она с удивлением смотрела на мужчин, не обращавших внимания ни на сырость, ни на холод. И вспомнила, как еще девчонкой завидовала мужчинам в их свободе покидать дом.
«Свобода, — подумала она, — свобода мерзнуть, голодать, бороться…» И Суннива удивленно посмотрела на нее, когда Сигрид горячо прижала ее к себе.
— Слава Богу, что ты женщина! — прошептала она.
Ветер утих, когда корабли подошли к Хьялтланду. Это было в полдень третьего дня после того, как они оставили норвежский берег.
Показались скалистые острова, и по мере приближения кораблей к берегу, Сигрид стал различать фьорды и долины.
Теперь она чувствовала себя лучше; ее радовал вид островов и моря.
После того как прекратился дождь и улегся ветер, она переоделась в сухую одежду, хотя ей это и пришлось делать на виду у мужчин, в отсутствии укромного уголка.
Но Кальв только рассмеялся, когда она пожаловалась ему на это.
— Ты просто избалована, — сказал он. — Ты думаешь, как живет большинство людей?
Сигрид содрогнулась при мысли о том, что большинство людей привыкло спать в больших залах; и только у некоторых были свои закрытые спальни.
Внезапно Кальв взял ее за плечи, глаза его сверкали.
— Что ты скажешь, если я повалю тебя на дно и возьму на глазах у всех? — спросил он.
Она невольно отшатнулась от него.
— Я скажу, что ты просто рехнулся! Ты просто выставишь нас обоих на смех, ведь я уже старая…
Он захохотал.
— Не такая уж ты и старая, — сказал он. — Если бы я сделал это, тебе следовало бы гордиться мной, а не злиться.
Она покачала головой.
— Не понимаю, что на тебя нашло, Кальв, — сказал она. При этом она не осмеливалась смотреть ему в глаза.
Он отпустил ее, и она, идя по кораблю, все еще качала головой. Она была смущена; смущена поведением Кальва и своими собственными мыслями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Сигрид беспокоилась за судьбу дочери.
В свои десять лет Суннива была такой красивой, что все только и говорили об этом. Она была высокой для своего возраста и хорошо сложенной, с большими темными глазами, от взгляда которых таяло сердце того человека, от которого девочка хотела что-то получить, и глаза ее могли сверкать безудержным весельем. Темные, густые и блестящие волосы доходили ей почти до пояса.
И девочка прекрасно знала, какую власть дает ей красота.
И Сигрид — которая в свое время изо всех сил старалась наладить отношения между Кальвом и дочерью — нередко сетовала теперь на то, с какой легкостью он пал к маленьким ножкам Суннивы. Сигрид даже испугалась своего гнева, когда поняла это.
Но Сигрид напугала не только собственная вспыльчивость по отношению к дочери; ее испугало и то, что ее любовь к Сунниве готова была вспыхнуть опасным, жарким пламенем.
И, видя ее лежащей с закрытыми глазами, притененными ресницами, с белым в лунном свете лицом, она вдруг подумала, что девочка похожа на мертвую; на миг ей показалось, что ее необузданные, переменчивые чувства по отношению к этому ребенку могут убить ее.
Она вздрогнула и чуть не закричала. Но тут же попыталась мыслить ясно.
Перед тем, как накрыть лицо Суннивы, она наклонилась и поцеловала ее в лоб. При этом она упрекала себя за свои мысли. Вздохнув, она снова легла.
И снова в ее мысли ворвались звуки моря и ветра; эти звуки убаюкивали ее, а корабль, скрипя снастями, шел вперед и вперед.
И, уже засыпая, она почувствовала, что звуки становятся громче, а качка на корабле — сильнее.
Она проснулась оттого, что ее отбросило к одному из шпангоутов. И почти в тот же момент она услышала хныканье Суннивы.
И в самый последний момент успела подхватить дочь, которая чуть было не упала за борт. Это было нелегко, потому что правой рукой она держала девочку, а левой держалась сама.
Уже светало. Плеск и журчание воды перешли теперь в грохот волн. Волны угрожающе вздымались, сталкиваясь пенными гребнями, словно разъяренные драконы. И все предметы, не закрепленные прочно, соскальзывали на подветренную сторону, где они перекатывались и гремели.
Большинство мужчин были уже на ногах; Сигрид увидела, что Кальв стоит у руля. И она тревожно огляделась по сторонам, ища глазами корабль Тронда. И как только их драккар приподняло на гребне волны, она увидела неподалеку и другой корабль. Он шел на полуспущенных парусах, и она успокаивала себя тем, что на корабле были опытные люди. Взглянув на свой парус, она заметила, что он тоже приспущен.
Суннива была бледной и едва сдерживала слезы, стиснув зубы. Сигрид тоже чувствовала себя неважно.
Она попыталась разбудить Гюду дочь Халльдора, служанку, которая в свое время уехала с ней с Бьяркея в Трондхейм. Но Гюда спала на корабле так же крепко, как и в своей постели в Эгга. Лежа на подветренной стороне, она перекатывалась из стороны в сторону из-за корабельной качки. Рот ее был открыт, и челюсть двигалась туда-сюда; вопреки всему, Сигрид рассмеялась. Но тут Сунниву вырвало, и ей пришлось переключить свое внимание на девочку.
В конце концов ей все же удалось разбудить Гюду. Оставив Сунниву на ее попечение, Сигрид пошла на корму к Кальву.
И, став рядом с ним спиной к мачте, она почувствовала, насколько море опасно и грозно.
Но Кальв был спокоен, как скала.
— Опасно? — сказал он, когда она спросила его об этом, и рассмеялся: — Оно становится опасным тогда, когда убираются паруса и корабль отдается во власть волнам. Но, я думаю, на этот раз нам этого делать не придется.
Внимательно посмотрев на его лицо, она вдруг поняла, что ему доставляет удовольствие помериться силами с морем и ветром.
— Ты наверняка хочешь, что ветер был покрепче, — сказал она.
Он повернулся к ней на миг.
— Возможно, — сказал он, — пока мы не убрали парус. Но откуда ты это знаешь?
Его взгляд тут же перескочил на вспенившуюся волну, которую он хотел обойти. И Сигрид, наблюдая за этим, поняла, что он заранее знает, где вздыбится следующая волна. Наблюдая за движением корабля, она почувствовала себя лучше.
Но на его вопрос она так и не ответила; она просто повернулась к нему и стала смотреть, как он стоит за рулем, подставив лицо ветру.
Вот всем его облике чувствовалась властность; теперь он был хёвдингом.
Хёвдингом, которому больше нечем было управлять, мысленно добавила она. И этот Кальв, так гордо и свободно состязавшийся с морем, еще вчера рыдал у нее на коленях, словно ребенок.
Начался дождь, быстро перешедший в ливень. Сигрид стала искать убежище, но места на корабле было мало: все было забито домашней утварью и прочими вещами из Эгга. Кальв взял несколько лошадей, стоявших теперь связанными в носовой части корабля.
В конце концов она устроилась на носу под поперечными досками настила; Суннива сидела на корточках рядом с ней, бледная и дрожащая от холода. Вскоре и Сигрид тоже начала стучать зубами, промокнув насквозь. Она с удивлением смотрела на мужчин, не обращавших внимания ни на сырость, ни на холод. И вспомнила, как еще девчонкой завидовала мужчинам в их свободе покидать дом.
«Свобода, — подумала она, — свобода мерзнуть, голодать, бороться…» И Суннива удивленно посмотрела на нее, когда Сигрид горячо прижала ее к себе.
— Слава Богу, что ты женщина! — прошептала она.
Ветер утих, когда корабли подошли к Хьялтланду. Это было в полдень третьего дня после того, как они оставили норвежский берег.
Показались скалистые острова, и по мере приближения кораблей к берегу, Сигрид стал различать фьорды и долины.
Теперь она чувствовала себя лучше; ее радовал вид островов и моря.
После того как прекратился дождь и улегся ветер, она переоделась в сухую одежду, хотя ей это и пришлось делать на виду у мужчин, в отсутствии укромного уголка.
Но Кальв только рассмеялся, когда она пожаловалась ему на это.
— Ты просто избалована, — сказал он. — Ты думаешь, как живет большинство людей?
Сигрид содрогнулась при мысли о том, что большинство людей привыкло спать в больших залах; и только у некоторых были свои закрытые спальни.
Внезапно Кальв взял ее за плечи, глаза его сверкали.
— Что ты скажешь, если я повалю тебя на дно и возьму на глазах у всех? — спросил он.
Она невольно отшатнулась от него.
— Я скажу, что ты просто рехнулся! Ты просто выставишь нас обоих на смех, ведь я уже старая…
Он захохотал.
— Не такая уж ты и старая, — сказал он. — Если бы я сделал это, тебе следовало бы гордиться мной, а не злиться.
Она покачала головой.
— Не понимаю, что на тебя нашло, Кальв, — сказал она. При этом она не осмеливалась смотреть ему в глаза.
Он отпустил ее, и она, идя по кораблю, все еще качала головой. Она была смущена; смущена поведением Кальва и своими собственными мыслями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73