А Тутило и в самом деле брат, в ту ночь он был в отлучке, и кое-кто мог ожидать его на лесной тропе. Да и фигурой, и возрастом своим, и быстрой походкой под дождем он мало чем отличался бы от Альдхельма в глазах поджидавшего его убийцы.
Брат и впрямь предан смерти. Но как же быть с тем, другим, который задумал убийство? Если пророчество справедливо, то слово «брат» можно понимать двояко. Либо брат этой обители, либо брат по бенедиктинскому ордену. Кроме Тутило, Кадфаэль не знал никого, кто в тот вечер находился вне пределов аббатства. Впрочем, едва ли этот человек стал бы посвящать кого-либо в свои планы и позволил бы заметить свое отсутствие. Неужели кто-то из ордена настолько ненавидел Тутило, чтобы решиться на убийство? Приор Роберт, пожалуй, не стал бы сильно горевать, если бы за свой возмутительный проступок Тутило поплатился головой. Но приор Роберт трапезовал в это время с аббатом и еще несколькими гостями, да и в любом случае трудно вообразить его в мокром ночном лесу поджидающим преступника, дабы покарать его своей собственной холеной дланью. На Тутило мог бы обозлиться и Герлуин, причем не столько за то, что тот опозорил Рамсейскую обитель своей кражей, сколько ее провалом. Но ведь и Герлуин ужинал тогда у аббата. И все же это пророчество, словно терновый шип, застряло в мозгу у Кадфаэля, и извлечь его оттуда монаху никак не удавалось.
Он отправился в церковь, дабы занять свое место во время службы, но в голове его, словно эхо, постоянно звучали слова: «Предаст же брат брата на смерть». Они поглощали все его внимание и не давали сосредоточиться на мессе.
Глава девятая
По завершении мессы, когда дети удалились вместе с братом Павлом на занятия и в церкви как свидетели остались лишь монахи, аббат Радульфус предложил всем коротко помолиться о божественном водительстве, после чего приблизился к алтарю святой Уинифред.
— Насколько я понимаю, — осторожно промолвил граф Роберт, стоявший поодаль, — нам необходимо определить, кто первым будет испытывать судьбу. Существуют ли какие-нибудь правила, которых нам следует придерживаться?
— Мы пришли спрашивать, — коротко ответил аббат. — Давайте же спрашивать с начала до конца, не прибегая к собственным доводам, покуда не узнаем решения. Надеюсь, никто не возражает. Сейчас я спрошу о порядке процедуры. А от имени Шрусбери я попрошу выступить приора Роберта, ибо именно он ездил в Уэльс на поиски святой Уинифред и затем привез ее мощи сюда. Если есть возражения, назовите кого-либо иного.
Никаких иных суждений по этому поводу не последовало, и Роберт Боссу взял на себя смелость подать голос и мягко произнес:
— Продолжайте, отец аббат, мы все согласны.
Аббат Радульфус поднялся на три низкие ступеньки перед алтарем и обеими руками раскрыл евангелие, смотря при этом на крест под куполом, дабы не видеть, где именно открывает книгу и куда указывает его палец.
— Подойдите ближе, — предложил он, — и сами удостоверьтесь в том, что здесь все без обмана. Посмотрите на слова, которые я прочту вслух, ибо это и есть посланный мне выбор.
Герлуин неспешно подошел ближе и жадным взором впился в книгу. Граф Роберт невозмутимо стоял на месте и учтивым поклоном отвел необходимость какой-либо проверки с его стороны.
Аббат Радульфус опустил глаза на книгу, в то место, где остановился его указательный палец, и бесстрастно вымолвил:
— Евангелие от Матфея, глава двадцатая, стих гласит: «Так будут последние первыми, и первые последними…»
«Какие тут могут быть возражения? — подумал Кадфаэль, наблюдая за происходящим из своего дальнего уголка. — Разумеется, весьма подозрительно, что первый же ответ попал прямо в точку. Ведь, как известно, процедура выборов епископа в высшей степени двусмысленна. И будь кто-нибудь другой на месте аббата Радульфуса, человека исключительной честности, кое у кого могли бы возникнуть сомнения… Но в любом случае эти сомнения породили бы сомнения в могуществе самой святой Уинифред, которая, к примеру, привела к себе хромого юношу и даровала ему небесную милость, после чего он навсегда оставил свои костыли у нее на алтаре. Так почему же отказывать ей в способности открыть евангелие и остановить указующий перст в нужном месте? «
— Насколько я понимаю, — сказал граф Роберт, выдержав учтивую паузу, но в то же время опережая любого другого, возможно, желавшего заговорить, — последний тут я, и вердикт назначает меня быть первым. Не так ли, святой отец?
— Тут все предельно ясно, — сказал аббат, аккуратно закрывая евангелие и кладя его на середину крышки ковчега. Затем он спустился с алтаря и отошел в сторону. — Продолжайте, милорд.
— Помогите мне, господь и святая Уинифред! — произнес граф и неторопливо поднялся на алтарь, остановился на мгновение и благоговейным движением, так, чтобы всем было видно, взял евангелие в свои крепкие руки и заложил пальцы между страницами. Затем он раскрыл книгу и положил обе ладони на раскрытые страницы, после чего поднял правую руку и, мгновение подержав над книгой указательный палец, опустил его. Вниз граф не глядел и не пытался бегать пальцем по обрезу, дабы хоть приблизительно определить, в какое место он попал. Так можно было бы отчасти подтасовать выборы по книге, но граф решительно и демонстративно избегал подобных приемов.
«„Он не ищет преимуществ, — подумал Кадфаэль. — А всякие ухищрения лишь испортят ему игру. В его интересах поддразнить приора Роберта и субприора Герлуина, довести их до белого каления и гневного клекота“.
Граф громко прочитал, бегло переводя с латинского, не хуже заправского священника:
— »Будете искать меня и не найдете; и где буду я, туда вы не можете прийти». — Граф в недоумении поднял взгляд. — Евангелие от Иоанна, глава седьмая, стих тридцать четвертый. Святой отец, тут сказано не вполне ясно, ибо святая Уинифред пришла ко мне, когда я не искал ее и даже ничего не знал о ней. Она сама нашла меня. И тем более загадка, куда это я не могу прийти, где находится она, ибо вот она, здесь, и я стою рядом с нею. Как вы объясните это?
Кадфаэль без труда мог бы объяснить, но крепко держал язык за зубами, хотя было бы весьма занятно растолковать ответ этому изысканному мужчине и взглянуть на его реакцию. Искушение было тем более велико, что имелся человек, который мог по достоинству оценить всю иронию ответа святой Уинифред. Роберт Боссу в период затишья и вынужденного бездействия затеял развлечения ради тяжбу со Шрусберийским аббатством, и жаль лишать его удовольствия посмеяться, тем более что смешного в истине не так уж и много. Своими сомнениями Кадфаэль мог поделиться лишь с Хью Берингаром, который знал всю подноготную истории с перенесением мощей. А кроме них двоих, правды тут никто больше не знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Брат и впрямь предан смерти. Но как же быть с тем, другим, который задумал убийство? Если пророчество справедливо, то слово «брат» можно понимать двояко. Либо брат этой обители, либо брат по бенедиктинскому ордену. Кроме Тутило, Кадфаэль не знал никого, кто в тот вечер находился вне пределов аббатства. Впрочем, едва ли этот человек стал бы посвящать кого-либо в свои планы и позволил бы заметить свое отсутствие. Неужели кто-то из ордена настолько ненавидел Тутило, чтобы решиться на убийство? Приор Роберт, пожалуй, не стал бы сильно горевать, если бы за свой возмутительный проступок Тутило поплатился головой. Но приор Роберт трапезовал в это время с аббатом и еще несколькими гостями, да и в любом случае трудно вообразить его в мокром ночном лесу поджидающим преступника, дабы покарать его своей собственной холеной дланью. На Тутило мог бы обозлиться и Герлуин, причем не столько за то, что тот опозорил Рамсейскую обитель своей кражей, сколько ее провалом. Но ведь и Герлуин ужинал тогда у аббата. И все же это пророчество, словно терновый шип, застряло в мозгу у Кадфаэля, и извлечь его оттуда монаху никак не удавалось.
Он отправился в церковь, дабы занять свое место во время службы, но в голове его, словно эхо, постоянно звучали слова: «Предаст же брат брата на смерть». Они поглощали все его внимание и не давали сосредоточиться на мессе.
Глава девятая
По завершении мессы, когда дети удалились вместе с братом Павлом на занятия и в церкви как свидетели остались лишь монахи, аббат Радульфус предложил всем коротко помолиться о божественном водительстве, после чего приблизился к алтарю святой Уинифред.
— Насколько я понимаю, — осторожно промолвил граф Роберт, стоявший поодаль, — нам необходимо определить, кто первым будет испытывать судьбу. Существуют ли какие-нибудь правила, которых нам следует придерживаться?
— Мы пришли спрашивать, — коротко ответил аббат. — Давайте же спрашивать с начала до конца, не прибегая к собственным доводам, покуда не узнаем решения. Надеюсь, никто не возражает. Сейчас я спрошу о порядке процедуры. А от имени Шрусбери я попрошу выступить приора Роберта, ибо именно он ездил в Уэльс на поиски святой Уинифред и затем привез ее мощи сюда. Если есть возражения, назовите кого-либо иного.
Никаких иных суждений по этому поводу не последовало, и Роберт Боссу взял на себя смелость подать голос и мягко произнес:
— Продолжайте, отец аббат, мы все согласны.
Аббат Радульфус поднялся на три низкие ступеньки перед алтарем и обеими руками раскрыл евангелие, смотря при этом на крест под куполом, дабы не видеть, где именно открывает книгу и куда указывает его палец.
— Подойдите ближе, — предложил он, — и сами удостоверьтесь в том, что здесь все без обмана. Посмотрите на слова, которые я прочту вслух, ибо это и есть посланный мне выбор.
Герлуин неспешно подошел ближе и жадным взором впился в книгу. Граф Роберт невозмутимо стоял на месте и учтивым поклоном отвел необходимость какой-либо проверки с его стороны.
Аббат Радульфус опустил глаза на книгу, в то место, где остановился его указательный палец, и бесстрастно вымолвил:
— Евангелие от Матфея, глава двадцатая, стих гласит: «Так будут последние первыми, и первые последними…»
«Какие тут могут быть возражения? — подумал Кадфаэль, наблюдая за происходящим из своего дальнего уголка. — Разумеется, весьма подозрительно, что первый же ответ попал прямо в точку. Ведь, как известно, процедура выборов епископа в высшей степени двусмысленна. И будь кто-нибудь другой на месте аббата Радульфуса, человека исключительной честности, кое у кого могли бы возникнуть сомнения… Но в любом случае эти сомнения породили бы сомнения в могуществе самой святой Уинифред, которая, к примеру, привела к себе хромого юношу и даровала ему небесную милость, после чего он навсегда оставил свои костыли у нее на алтаре. Так почему же отказывать ей в способности открыть евангелие и остановить указующий перст в нужном месте? «
— Насколько я понимаю, — сказал граф Роберт, выдержав учтивую паузу, но в то же время опережая любого другого, возможно, желавшего заговорить, — последний тут я, и вердикт назначает меня быть первым. Не так ли, святой отец?
— Тут все предельно ясно, — сказал аббат, аккуратно закрывая евангелие и кладя его на середину крышки ковчега. Затем он спустился с алтаря и отошел в сторону. — Продолжайте, милорд.
— Помогите мне, господь и святая Уинифред! — произнес граф и неторопливо поднялся на алтарь, остановился на мгновение и благоговейным движением, так, чтобы всем было видно, взял евангелие в свои крепкие руки и заложил пальцы между страницами. Затем он раскрыл книгу и положил обе ладони на раскрытые страницы, после чего поднял правую руку и, мгновение подержав над книгой указательный палец, опустил его. Вниз граф не глядел и не пытался бегать пальцем по обрезу, дабы хоть приблизительно определить, в какое место он попал. Так можно было бы отчасти подтасовать выборы по книге, но граф решительно и демонстративно избегал подобных приемов.
«„Он не ищет преимуществ, — подумал Кадфаэль. — А всякие ухищрения лишь испортят ему игру. В его интересах поддразнить приора Роберта и субприора Герлуина, довести их до белого каления и гневного клекота“.
Граф громко прочитал, бегло переводя с латинского, не хуже заправского священника:
— »Будете искать меня и не найдете; и где буду я, туда вы не можете прийти». — Граф в недоумении поднял взгляд. — Евангелие от Иоанна, глава седьмая, стих тридцать четвертый. Святой отец, тут сказано не вполне ясно, ибо святая Уинифред пришла ко мне, когда я не искал ее и даже ничего не знал о ней. Она сама нашла меня. И тем более загадка, куда это я не могу прийти, где находится она, ибо вот она, здесь, и я стою рядом с нею. Как вы объясните это?
Кадфаэль без труда мог бы объяснить, но крепко держал язык за зубами, хотя было бы весьма занятно растолковать ответ этому изысканному мужчине и взглянуть на его реакцию. Искушение было тем более велико, что имелся человек, который мог по достоинству оценить всю иронию ответа святой Уинифред. Роберт Боссу в период затишья и вынужденного бездействия затеял развлечения ради тяжбу со Шрусберийским аббатством, и жаль лишать его удовольствия посмеяться, тем более что смешного в истине не так уж и много. Своими сомнениями Кадфаэль мог поделиться лишь с Хью Берингаром, который знал всю подноготную истории с перенесением мощей. А кроме них двоих, правды тут никто больше не знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68