Однако Даални отнюдь не была в этом уверена. Она никак не могла ждать и сочла, что ждала уже слишком долго. И она принялась действовать, опасаясь, что не будет иметь времени сделать все, что задумала. Она подошла поближе к аббату и графу, насколько это позволяла учтивость, и в первой же паузе в их беседе сделала шаг вперед и произнесла громко и отчетливо:
— Святой отец… Милорд Роберт, позвольте мне говорить. Прежде чем мы уедем отсюда, я должна кое-что сказать. Это касается воровства, а возможно, и убийства. Я прошу вас выслушать меня и рассудить, ибо это выше моего разумения, но я не могу молчать и оставить все как есть.
Слова девушки слышали все, и все повернулись к ней. Наступило молчание — любопытное, удивленное и неодобрительное, ибо нижайший из всех собравшихся на большом монастырском дворе просил выслушать его, причем под открытым небом и прилюдно. Но как ни странно, никто не замахал на девушку руками и не заставил ее замолчать. Аббат и граф с интересом глядели на Даални, она низко поклонилась им и встала рядом. Пока что она не сказала ничего такого, что обеспокоило бы кого-либо или заставило его бояться за себя лично, в том числе и Бенецета, который стоял, положив руку на шею своего коня и прикрывая спиной свою седельную сумку. Куда бы Даални ни метила, стрела ее еще не достигла цели. Однако Кадфаэль уже все понял и ужаснулся.
— Можно ли мне говорить, святой отец?
В этих стенах всем распоряжался аббат, и граф Роберт предоставил ему отвечать.
— Не можно, а должно! — промолвил аббат Радульфус. — Ты затронула предмет, который тяжелым бременем лежит на нас все последнее время: воровство и убийство. Если тебе есть что сказать по этому поводу, мы обязаны выслушать тебя.
Кадфаэль стоял неподалеку и с тревогой поглядывал на ворота, моля небеса о том, чтобы поскорее приехал Хью с тремя-четырьмя здоровыми парнями, а заодно монах бросал косые взгляды и на Бенецета. Тот стоял неподвижно, и хотя лицо его, как и лица многих других, не выражало ничего, кроме любопытства, он буравил девушку взглядом, словно то был острый кинжал, а его неподвижность напоминала стойку охотничьей собаки.
«Если бы я предупредил ее! — подумал Кадфаэль. — Надо было мне сообразить, что девушка станет действовать, ибо оснований у нее хватало. Неужели ее навел на след мой рассказ об уздечке? Себя она ничем не выдала, но мне все-таки следовало догадаться. А теперь она сделает выстрел раньше времени. Пусть подумает, помедлит с изложением сути, пусть вспомнит всю предысторию, постепенно двигаясь к цели, и тогда стрела попадет точно в яблочко! «
Однако время работало против них. Да и месса закончилась слишком рано. Пора бы Хью уже и появиться, однако шериф запаздывал.
— Святой отец, вы знаете о краже, которую совершил Тутило в тот вечер, когда вода затопила церковь, и знаете о том, как он это проделал. А потом, когда Альдхельм сказал, что может узнать вора, его убили на пути в аббатство. То есть лишь у Тутило была причина скрывать свою вину и бояться разоблачения, которого можно было избежать, пойдя на убийство.
Девушка ждала, чтобы аббат подтвердил ее слова.
— Так мы думали и так говорили, — спокойно сказал аббат. — Казалось, так оно и есть. И у нас не было других подозреваемых.
— Но, святой отец, у меня есть причины полагать, что был и другой человек.
Даални все еще не назвала его имени, но он уже почуял опасность. Он стал оглядываться на ворота и потихоньку продвигаться к ним, стараясь не привлекать к себе внимания и постепенно выбираясь из кольца столпившихся людей и лошадей. Однако дорогу ему преграждали два молодых сквайра, и он никак не мог обойти их.
— Я думаю, — сказала Даални, — что среди нас есть один человек, который прячет в своей седельной сумке нечто, ему не принадлежащее. Думаю, это было украдено в тот же самый вечер, когда случилось наводнение и в церкви все смешалось. Я не знаю, мог ли Альдхельм рассказать что-либо об этом, но он вполне мог и что-нибудь видеть. Разве этого мало? Если я обвиняю невинного человека, а такое возможно, — жестко сказала девушка, — то я готова принести любые извинения. Но проверьте мои слова, святой отец.
Тут Даални повернулась и взглянула на Бенецета, ее лицо было белым, как самое жаркое пламя. Девушка указала на Бенецета пальцем. А того плотно зажали в толпе, и он мог выбраться лишь силой, однако насилие тут же выдало бы его, а он еще не был поставлен на край пропасти.
— Вон в той седельной сумке у него что-то спрятано еще со времен наводнения. Если это нечто честно заработано, он не стал бы его прятать. Милорд, святой отец, будьте справедливы ко мне, а если я ошибаюсь, то справедливы к нему. Откройте сумку и посмотрите!
Казалось, Бенецет вот-вот рассмеется в ответ на это обвинение и, оттолкнув девушку, заявит, что она лжет. Но он как-то съежился под колючими взглядами, брошенными на него из толпы. И теперь было уже поздно в гневе кричать об оскорбленной невинности. Бенецет упустил время, делать нечего.
— Ты с ума сошла! Это черная ложь, у меня нет там ничего чужого. Хозяин, скажите ей! Почему ты думаешь обо мне так плохо? Почему она обвиняет именно меня?
— Я всегда целиком и полностью доверял Бенецету, — заступился за слугу Реми, однако не очень-то уверенно. — Не могу поверить, что он вор. А что, собственно, пропало? Насколько мне известно, ничего. Может, кто-нибудь скажет, что исчезло во время наводнения? Я ничего такого не слыхал.
— Да вроде бы ничего существенного, — согласился аббат, нахмурившись.
— Подтвердить или опровергнуть мои слова очень просто, — терпеливо сказала Даални. — Откройте его сумку! Если ему нечего скрывать, пусть он докажет это и посрамит меня. Я же не боюсь. Так чего бояться ему?
— Бояться? — вспыхнул Бенецет. — Такой клеветы? В моих вещах все мое, другого ответа не будет. Я не стану в угоду твоей ненависти выворачивать свои жалкие пожитки на всеобщее обозрение. Не могу только понять, зачем ты так клевещешь на меня? Что я тебе сделал плохого? Но ты лжешь напрасно, хозяин знает меня лучше.
— Всего благоразумнее открыть сумку и сделать свою добродетель очевидной, — сказал Бенецету граф Роберт, жестко и бесстрастно. — Ибо не все здесь уверены в ней. Если девушка лжет, опровергни ее ложь.
Граф глянул на своих сквайров и подал им знак поднятием брови. Те приблизились к Бенецету, лица их ничего не выражали, но молодые люди не спускали с Бенецета глаз.
— Должно быть, там что-нибудь из вещей убитого, — предположил аббат Радульфус. — Ведь девушка напомнила нам о чем-то весьма ценном. Если эта вещь и впрямь может пролить свет на недавнее преступление и хотя бы косвенно указать нам на виновного, я полагаю, наш долг увидеть ее. Дай сюда свою седельную сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68