Однако, если работать по очереди, часто сменяясь, и в продолжение всего дня иметь возможность отогреваться в помещении, где разрешено будет жечь огонь с утра до вечера — покуда длится работа, с этой задачей справиться можно.
Аббат Радульфус послушал и кивнул массивной головой, как всегда мгновенно вникнув в суть дела и тут же приняв решение:
— Все ясно. Приступайте!
Едва снегопад прекратился и небо разъяснилось, упрямые жители Форгейта, как следует укутавшись и вооружившись лопатами, метлами и граблями, выбрались из домов и начали дружно расчищать проход к главной дороге и прорывать в сугробах путь к мосту и городским воротам, за которыми не менее упрямые горожане вели, без сомнения, такую же решительную борьбу с неприятелем в белых одеждах. Морозы держались еще долго, незаметно, день за днем будто слизывая мягкие, пушистые края сугробов и мало-помалу уменьшая груз снежной толщи. На тот момент, когда некоторые из основных дорог стали более или менее проходимыми и по ним начали с трудом пробираться первые путники, подгоняемые либо безрассудством, либо жестокой необходимостью, монахи под водительством брата Конрадина поставили леса и укрепили на скате крыши лестницы и уже все по очереди лазили наверх и подставляли себя беспощадной стуже — осторожно освобождали кровлю от непомерной тяжести снега, чтобы добраться до поврежденной свинцовой обкладки и поломанных плиток сланца. Вдоль скованной льдом дренажной канавы выросла гряда беспорядочно наваленных друг на друга бесформенных снежных куч, а один из братьев, то ли не расслышав, то ли не придав значения раздавшемуся сверху крику «Берегись!», в один миг оказался погребенным под обрушившейся на него снежной лавиной, так что пришлось его срочно откапывать и направлять в «обогревательную», чтобы он мог там отогреться и отдышаться.
К этому времени сообщение между замком Форгейт и городом было уже налажено, и важные новости из Винчестера, несмотря на все препятствия и задержки, за несколько дней до Рождества докатились до Шрусбери и стали известны замковому гарнизону и шерифу.
Вернувшись из города, Хью Берингар первым делом поспешил к аббату Радульфусу, чтобы поведать ему, как разворачиваются события в государстве. В стране, обескровленной пятилетней братоубийственной войной, светским властям и Церкви надлежало действовать заодно, и там, где шериф и аббат умели прийти к согласию, им удавалось обеспечить относительное спокойствие и порядок на вверенных им землях и избавить население от самых тяжких потрясений смутного времени. Хью хранил верность королю Стефану, служил ему верой и правдой, но еще преданнее служил он людям, которые здесь жили. Он бы с радостью встретил — а нынешняя осень и зима давали к тому все основания — весть о победе короля, но его главная забота была в том, чтобы, когда пробьет час победы, вручить суверену графство хоть до какой-то степени благополучное, неразоренное и даже благоденствующее.
Выйдя от аббата, Хью отправился на поиски брата Кадфаэля. Он обнаружил старого друга в его рабочем сарайчике на краю небольшого сада, где летом росли целебные травы, — тот деловито помешивал какое-то булькающее на огне зелье. Хлопот зимой как всегда было хоть отбавляй: кашель, простуда, отмороженные пальцы на руках и ногах — только успевай пополнять запасы снадобий в монастырском лазарете. Хорошо еще, что благодаря вечно раскаленной жаровне работать в дощатом сарайчике было все же теплее, чем, например, в скриптории, где часами корпели над манускриптами писцы и художники.
Хью толкнул дверь, и на старого монаха дохнуло с улицы холодным воздухом. Кадфаэль сразу заметил, что его молодой друг чем-то взбудоражен, хотя будь на его месте кто-то другой, он вряд ли сумел бы уловить в лице Берингара какие-либо признаки волнения. Но от Кадфаэля не укрылась досадливая порывистость движений и наспех оброненное приветствие, а посему он прекратил помешивать отвар и внимательно посмотрел в лицо молодого шерифа, сразу отметив возбужденный блеск его черных глаз и нервное подергивание щеки.
— Все псу под хвост! — с ходу выпалил Хью. — С чего начали, к тому приехали.
Кадфаэль не стал расспрашивать его, что да как — зачем? Хью и сам ему все расскажет. Тем более что лицо и голос Берингара выдавали не только досаду и горечь разочарования, но и сдерживаемый смех и даже, может быть, скрытое одобрение — чего тут было больше, трудно сказать. Хью с размаху плюхнулся на лавку возле стены и обреченно свесил руки между колен.
— Нынче утром с юга через заносы к нам прорвался гонец, — сказал он, подняв глаза на озабоченное лицо друга. — Пташка-то упорхнула! Вырвалась, представь себе, и полетела в Уоллингфорд, где ее дожидается братец. А король остался ни с чем. Прямо из-под носа ушла! Он ведь ее, можно сказать, в руках держал, так она возьми и между пальцами прошмыгни! Постой-ка, постой-ка, — Хью широко раскрыл глаза, будто его осенила внезапная догадка, — уж не нарочно ли он дал ей уйти, когда оставалось только затянуть петлю? Очень на него похоже. бог свидетель, он всем сердцем рвался заполучить ее, но когда дошло до дела, мог и спасовать — ведь окажись императрица у него в руках, ему пришлось бы решать ее судьбу! Да, хотел бы я спросить его, верно я угадал или нет, только жаль, не придется! — сказал он с ухмылкой.
— Если я правильно понял, — осторожно начал брат Кадфаэль, глядя на него поверх жаровни, — императрице удалось-таки сбежать из Оксфорда? Это при том, что королевские войска взяли ее в кольцо и припасы в замке истощились настолько, что ей грозила голодная смерть, — так, кажется, нам сказывали? Тогда каким же чудом она увернулась, хоть изворотливости ей и не занимать? Может, скажешь, у нее выросли крылья, и она по воздуху пронеслась над войсками прямиком в Уоллингфорд? Не пешком же Матильда прошла через все осадные рвы и валы, пусть даже ей удалось улизнуть из замка так, что никто не хватился?
— Хочешь верь, хочешь нет, она сбежала, Кадфаэль! Улизнула и все тут! Тайком выбралась из замка и где-то как-то пробралась через кордоны Стефана. Все теряются в догадках, но, судя по всему, она на веревке спустилась по задней стене башни, прямо к реке, — она и еще двое-трое ее людей. Вряд ли их было больше. Все укутанные в белое, чтоб сливаться со снегом. А тогда как раз и сверху валил снег, опять же им на руку. Ну, а дальше перешли по льду реку и еще миль шесть брели до Абингтона: это теперь наверняка известно, потому что там они взяли лошадей и поскакали себе в Уоллингфорд. Нет, какая женщина, Кадфаэль! Нужно отдать ей должное, согласись. Правда, когда удача на ее стороне, она становится невыносимой, но, бог мой, как я понимаю мужчину, который готов идти за ней в огонь и в воду, когда удача ей изменяет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Аббат Радульфус послушал и кивнул массивной головой, как всегда мгновенно вникнув в суть дела и тут же приняв решение:
— Все ясно. Приступайте!
Едва снегопад прекратился и небо разъяснилось, упрямые жители Форгейта, как следует укутавшись и вооружившись лопатами, метлами и граблями, выбрались из домов и начали дружно расчищать проход к главной дороге и прорывать в сугробах путь к мосту и городским воротам, за которыми не менее упрямые горожане вели, без сомнения, такую же решительную борьбу с неприятелем в белых одеждах. Морозы держались еще долго, незаметно, день за днем будто слизывая мягкие, пушистые края сугробов и мало-помалу уменьшая груз снежной толщи. На тот момент, когда некоторые из основных дорог стали более или менее проходимыми и по ним начали с трудом пробираться первые путники, подгоняемые либо безрассудством, либо жестокой необходимостью, монахи под водительством брата Конрадина поставили леса и укрепили на скате крыши лестницы и уже все по очереди лазили наверх и подставляли себя беспощадной стуже — осторожно освобождали кровлю от непомерной тяжести снега, чтобы добраться до поврежденной свинцовой обкладки и поломанных плиток сланца. Вдоль скованной льдом дренажной канавы выросла гряда беспорядочно наваленных друг на друга бесформенных снежных куч, а один из братьев, то ли не расслышав, то ли не придав значения раздавшемуся сверху крику «Берегись!», в один миг оказался погребенным под обрушившейся на него снежной лавиной, так что пришлось его срочно откапывать и направлять в «обогревательную», чтобы он мог там отогреться и отдышаться.
К этому времени сообщение между замком Форгейт и городом было уже налажено, и важные новости из Винчестера, несмотря на все препятствия и задержки, за несколько дней до Рождества докатились до Шрусбери и стали известны замковому гарнизону и шерифу.
Вернувшись из города, Хью Берингар первым делом поспешил к аббату Радульфусу, чтобы поведать ему, как разворачиваются события в государстве. В стране, обескровленной пятилетней братоубийственной войной, светским властям и Церкви надлежало действовать заодно, и там, где шериф и аббат умели прийти к согласию, им удавалось обеспечить относительное спокойствие и порядок на вверенных им землях и избавить население от самых тяжких потрясений смутного времени. Хью хранил верность королю Стефану, служил ему верой и правдой, но еще преданнее служил он людям, которые здесь жили. Он бы с радостью встретил — а нынешняя осень и зима давали к тому все основания — весть о победе короля, но его главная забота была в том, чтобы, когда пробьет час победы, вручить суверену графство хоть до какой-то степени благополучное, неразоренное и даже благоденствующее.
Выйдя от аббата, Хью отправился на поиски брата Кадфаэля. Он обнаружил старого друга в его рабочем сарайчике на краю небольшого сада, где летом росли целебные травы, — тот деловито помешивал какое-то булькающее на огне зелье. Хлопот зимой как всегда было хоть отбавляй: кашель, простуда, отмороженные пальцы на руках и ногах — только успевай пополнять запасы снадобий в монастырском лазарете. Хорошо еще, что благодаря вечно раскаленной жаровне работать в дощатом сарайчике было все же теплее, чем, например, в скриптории, где часами корпели над манускриптами писцы и художники.
Хью толкнул дверь, и на старого монаха дохнуло с улицы холодным воздухом. Кадфаэль сразу заметил, что его молодой друг чем-то взбудоражен, хотя будь на его месте кто-то другой, он вряд ли сумел бы уловить в лице Берингара какие-либо признаки волнения. Но от Кадфаэля не укрылась досадливая порывистость движений и наспех оброненное приветствие, а посему он прекратил помешивать отвар и внимательно посмотрел в лицо молодого шерифа, сразу отметив возбужденный блеск его черных глаз и нервное подергивание щеки.
— Все псу под хвост! — с ходу выпалил Хью. — С чего начали, к тому приехали.
Кадфаэль не стал расспрашивать его, что да как — зачем? Хью и сам ему все расскажет. Тем более что лицо и голос Берингара выдавали не только досаду и горечь разочарования, но и сдерживаемый смех и даже, может быть, скрытое одобрение — чего тут было больше, трудно сказать. Хью с размаху плюхнулся на лавку возле стены и обреченно свесил руки между колен.
— Нынче утром с юга через заносы к нам прорвался гонец, — сказал он, подняв глаза на озабоченное лицо друга. — Пташка-то упорхнула! Вырвалась, представь себе, и полетела в Уоллингфорд, где ее дожидается братец. А король остался ни с чем. Прямо из-под носа ушла! Он ведь ее, можно сказать, в руках держал, так она возьми и между пальцами прошмыгни! Постой-ка, постой-ка, — Хью широко раскрыл глаза, будто его осенила внезапная догадка, — уж не нарочно ли он дал ей уйти, когда оставалось только затянуть петлю? Очень на него похоже. бог свидетель, он всем сердцем рвался заполучить ее, но когда дошло до дела, мог и спасовать — ведь окажись императрица у него в руках, ему пришлось бы решать ее судьбу! Да, хотел бы я спросить его, верно я угадал или нет, только жаль, не придется! — сказал он с ухмылкой.
— Если я правильно понял, — осторожно начал брат Кадфаэль, глядя на него поверх жаровни, — императрице удалось-таки сбежать из Оксфорда? Это при том, что королевские войска взяли ее в кольцо и припасы в замке истощились настолько, что ей грозила голодная смерть, — так, кажется, нам сказывали? Тогда каким же чудом она увернулась, хоть изворотливости ей и не занимать? Может, скажешь, у нее выросли крылья, и она по воздуху пронеслась над войсками прямиком в Уоллингфорд? Не пешком же Матильда прошла через все осадные рвы и валы, пусть даже ей удалось улизнуть из замка так, что никто не хватился?
— Хочешь верь, хочешь нет, она сбежала, Кадфаэль! Улизнула и все тут! Тайком выбралась из замка и где-то как-то пробралась через кордоны Стефана. Все теряются в догадках, но, судя по всему, она на веревке спустилась по задней стене башни, прямо к реке, — она и еще двое-трое ее людей. Вряд ли их было больше. Все укутанные в белое, чтоб сливаться со снегом. А тогда как раз и сверху валил снег, опять же им на руку. Ну, а дальше перешли по льду реку и еще миль шесть брели до Абингтона: это теперь наверняка известно, потому что там они взяли лошадей и поскакали себе в Уоллингфорд. Нет, какая женщина, Кадфаэль! Нужно отдать ей должное, согласись. Правда, когда удача на ее стороне, она становится невыносимой, но, бог мой, как я понимаю мужчину, который готов идти за ней в огонь и в воду, когда удача ей изменяет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56