Кстати, откуда ты взялся? Кто тебя прислал? — спохватившись, осведомился Кадфаэль, с интересом разглядывая юношу — уж больно тот не подходил на роль доверенного посланника Аделаис — слишком юн, слишком прямодушен, слишком наивен.
— Никто, — лаконично ответил Росселин, а затем, смягчившись, пояснил: — Сам пришел — из любопытства.
— Вполне естественное побуждение, — согласился Кадфаэль. Ему ли не знать, сколь часто он сам впадал в тот же соблазн.
— Видишь ли, утром у меня никакой срочной работы не было, а Одемар сейчас занят с управляющим. Послушай, надо поскорее доставить этого брата в дом, там, по крайней мере, тепло. А не сходить ли за лошадью? Вот только сможем ли мы взгромоздить его на лошадь?
Хэлвин, вернувшись на землю из заоблачных далей, вдруг понял, что его обсуждают, словно он какой-то бесчувственный тюк, и счел себя оскорбленным.
— Благодарю, но я прекрасно могу идти сам, — сухо произнес он. — Не смею больше злоупотреблять вашей добротой.
Хэлвин перехватил костыли поудобнее и сделал первый неуверенный шаг. Кадфаэль и Росселин встали по обе стороны, готовясь подхватить его, если он оступится. Когда они добрались до ступенек у выхода из храма, Росселин зашел спереди, а Кадфаэль подстраховывал Хэлвина сзади. Однако тот, воодушевленный исполнением своего заветного желания, не хотел, чтобы ему помогали, и твердо решил проделать весь путь самостоятельно. Так они и брели потихоньку, благо спешить теперь было некуда, и Хэлвин три раза останавливался по дороге, чтобы передохнуть. Следовало отдать должное деликатности и душевной чуткости Росселина: всякий раз, когда Хэлвин стоял, тяжело навалившись на костыли, и собирался с силами, юноша не выказывал ни малейшего нетерпения и не лез с непрошеной помощью. Итак, Хэлвин вошел в кипящий утренней суетой двор на своих собственных ногах и уже из последних сил дотащился до домика. Едва оказавшись внутри, он буквально рухнул на тюфяк, в предвкушении заслуженного столь тяжким трудом блаженного отдыха.
Росселин не торопился покинуть их и вернуться к своим обязанностям.
— Стало быть, вам здесь больше нечего делать? — спросил он, наблюдая за Хэлвином, который пытался поудобнее устроить свои усталые искалеченные ноги. — А куда вы теперь пойдете? И когда? Надеюсь, не сегодня?
— Мы пойдем в Шрусбери, — отозвался Кадфаэль, — но сегодня… Нет, сегодня вряд ли. Ему следует денек отдохнуть. — Он посмотрел на полумертвое от усталости, но умиротворенное лицо Хэлвина, на его затуманенные глаза, и подумал, что тот уже почти спит. Пожалуй, это будет его самый спокойный сон за долгое-долгое время. Кадфаэль снова повернулся к Росселину. — Я видел тебя вчера с лордом Одемаром, а госпожа де Клари упоминала твое имя. Ты их родственник?
— Нет, хотя вроде и так. Кто-то на ком-то когда-то и был женат. Мой отец — его вассал, ну и, кроме того, они всегда дружили. Я здесь по приказу отца.
— Но против своей воли, — договорил за него Кадфаэль, руководствуясь не столько словами, сколько тоном, каким юноша произнес последнюю фразу.
— Вот именно что против воли! — И Росселин сердито воззрился на свои сапоги.
— Все же мне кажется, — мягко заметил Кадфаэль, — тебе грех роптать. Даже более того, я думаю, тебе повезло, ведь этот лорд не в пример лучше многих.
— Да я и не спорю с этим, — великодушно согласился Росселин. — На него я не жалуюсь. Мне только до смерти обидно, что отец специально выдумал такой способ отделаться от меня и отослать из дома.
— И с чего бы это ему вдруг понадобилось отсылать такого сына? — сгорая от любопытства подивился вслух Кадфаэль, который, однако не хотел смущать юношу прямыми бестактными вопросами.
И впрямь, тут было над чем задуматься, ибо перед ним находился поистине самый что ни на есть безупречный с виду сын, которым по праву мог бы гордиться любой отец: прекрасно воспитанный, хорошо сложенный, высокий, с гордой прямой осанкой. Особую привлекательность ему придавали открытый, приветливый взгляд, шевелюра светлых волос и свежее миловидное лицо. Его не портили даже насупленные брови и хмурый вид, с которым он, помолчав немного, ответил Кадфаэлю:
— У него были причины. И ты правильно думаешь, что это были веские причины. Но не такой уж я непокорный сын, чтобы не повиноваться воле отца. И я буду оставаться здесь, пока отец не отменит своего повеления, а лорд Одемар не позволит мне удалиться. И не такой уж я беспросветный дурак, чтобы не понимать, как мне повезло, что я попал именно сюда, а не в какое-нибудь другое место. А коль скоро я все равно должен тут торчать, постараюсь провести время с пользой.
Судя по всему, течение мыслей юноши невольно направилось в грустную сторону. Некоторое время он сидел, молча раздумывая о чем-то, затем поднял голову. Взгляд его задержался на черном облачении и тонзуре Кадфаэля.
— Ты знаешь, брат, я иногда всерьез помышляю о монашеской жизни, — со свойственной ему искренностью заговорил Росселин. — Согласись, ведь многие принимают обет, когда осознают, что самые их заветные мечты все равно никогда не исполнятся. Не могут исполниться! Мне кажется, монастырь очень подходит для таких людей. Скажи, я прав?
— Да, ты абсолютно прав, — основываясь на своем опыте ответил ему засыпающий, но пока еще не заснувший Хэлвин.
— Я бы не советовал тебе становиться монахом единственно из-за того, что у тебя нет ничего лучшего на примете, — решительно возразил Кадфаэль, тоже думая о поступке Хэлвина почти двадцатилетней давности.
— Такое решение дается дорогой ценой, и может утечь немало воды, прежде чем в конце концов не поймешь, что именно служение господу и является твоим истинным призванием, — с безграничной уверенностью в своей правоте проговорил Хэлвин, лег поудобнее, отвернулся от Кадфаэля и Росселина и закрыл глаза.
Они так напряженно внимали словам Хэлвина, что не услышали, как кто-то подошел к двери, и вздрогнули от неожиданности, когда она внезапно распахнулась. На пороге стоял Лотэр, держа в руках корзинку со снедью и бутылку эля. При виде удобно расположившегося на лавке Росселина, который в компании Кадфаэля и Хэлвина явно чувствовал себя как дома, на лице Лотэра промелькнуло раздражение, а глаза гневно блеснули.
— Чего это ты тут расселся? — с грубоватой простотой старшего по возрасту, но как равный к равному, обратился он к Росселину. — Господин Роджер тебя уже обыскался, а милорд желает, чтобы ты был готов к его услугам, как только он кончит завтракать. Давай-ка, поторапливайся.
Нельзя сказать, чтобы строгая отповедь Лотэра повергла Росселина в трепет или же он был оскорблен ее формой. Чувствовалось, что юноша слишком уважает себя, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, скорее, они забавляют его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Никто, — лаконично ответил Росселин, а затем, смягчившись, пояснил: — Сам пришел — из любопытства.
— Вполне естественное побуждение, — согласился Кадфаэль. Ему ли не знать, сколь часто он сам впадал в тот же соблазн.
— Видишь ли, утром у меня никакой срочной работы не было, а Одемар сейчас занят с управляющим. Послушай, надо поскорее доставить этого брата в дом, там, по крайней мере, тепло. А не сходить ли за лошадью? Вот только сможем ли мы взгромоздить его на лошадь?
Хэлвин, вернувшись на землю из заоблачных далей, вдруг понял, что его обсуждают, словно он какой-то бесчувственный тюк, и счел себя оскорбленным.
— Благодарю, но я прекрасно могу идти сам, — сухо произнес он. — Не смею больше злоупотреблять вашей добротой.
Хэлвин перехватил костыли поудобнее и сделал первый неуверенный шаг. Кадфаэль и Росселин встали по обе стороны, готовясь подхватить его, если он оступится. Когда они добрались до ступенек у выхода из храма, Росселин зашел спереди, а Кадфаэль подстраховывал Хэлвина сзади. Однако тот, воодушевленный исполнением своего заветного желания, не хотел, чтобы ему помогали, и твердо решил проделать весь путь самостоятельно. Так они и брели потихоньку, благо спешить теперь было некуда, и Хэлвин три раза останавливался по дороге, чтобы передохнуть. Следовало отдать должное деликатности и душевной чуткости Росселина: всякий раз, когда Хэлвин стоял, тяжело навалившись на костыли, и собирался с силами, юноша не выказывал ни малейшего нетерпения и не лез с непрошеной помощью. Итак, Хэлвин вошел в кипящий утренней суетой двор на своих собственных ногах и уже из последних сил дотащился до домика. Едва оказавшись внутри, он буквально рухнул на тюфяк, в предвкушении заслуженного столь тяжким трудом блаженного отдыха.
Росселин не торопился покинуть их и вернуться к своим обязанностям.
— Стало быть, вам здесь больше нечего делать? — спросил он, наблюдая за Хэлвином, который пытался поудобнее устроить свои усталые искалеченные ноги. — А куда вы теперь пойдете? И когда? Надеюсь, не сегодня?
— Мы пойдем в Шрусбери, — отозвался Кадфаэль, — но сегодня… Нет, сегодня вряд ли. Ему следует денек отдохнуть. — Он посмотрел на полумертвое от усталости, но умиротворенное лицо Хэлвина, на его затуманенные глаза, и подумал, что тот уже почти спит. Пожалуй, это будет его самый спокойный сон за долгое-долгое время. Кадфаэль снова повернулся к Росселину. — Я видел тебя вчера с лордом Одемаром, а госпожа де Клари упоминала твое имя. Ты их родственник?
— Нет, хотя вроде и так. Кто-то на ком-то когда-то и был женат. Мой отец — его вассал, ну и, кроме того, они всегда дружили. Я здесь по приказу отца.
— Но против своей воли, — договорил за него Кадфаэль, руководствуясь не столько словами, сколько тоном, каким юноша произнес последнюю фразу.
— Вот именно что против воли! — И Росселин сердито воззрился на свои сапоги.
— Все же мне кажется, — мягко заметил Кадфаэль, — тебе грех роптать. Даже более того, я думаю, тебе повезло, ведь этот лорд не в пример лучше многих.
— Да я и не спорю с этим, — великодушно согласился Росселин. — На него я не жалуюсь. Мне только до смерти обидно, что отец специально выдумал такой способ отделаться от меня и отослать из дома.
— И с чего бы это ему вдруг понадобилось отсылать такого сына? — сгорая от любопытства подивился вслух Кадфаэль, который, однако не хотел смущать юношу прямыми бестактными вопросами.
И впрямь, тут было над чем задуматься, ибо перед ним находился поистине самый что ни на есть безупречный с виду сын, которым по праву мог бы гордиться любой отец: прекрасно воспитанный, хорошо сложенный, высокий, с гордой прямой осанкой. Особую привлекательность ему придавали открытый, приветливый взгляд, шевелюра светлых волос и свежее миловидное лицо. Его не портили даже насупленные брови и хмурый вид, с которым он, помолчав немного, ответил Кадфаэлю:
— У него были причины. И ты правильно думаешь, что это были веские причины. Но не такой уж я непокорный сын, чтобы не повиноваться воле отца. И я буду оставаться здесь, пока отец не отменит своего повеления, а лорд Одемар не позволит мне удалиться. И не такой уж я беспросветный дурак, чтобы не понимать, как мне повезло, что я попал именно сюда, а не в какое-нибудь другое место. А коль скоро я все равно должен тут торчать, постараюсь провести время с пользой.
Судя по всему, течение мыслей юноши невольно направилось в грустную сторону. Некоторое время он сидел, молча раздумывая о чем-то, затем поднял голову. Взгляд его задержался на черном облачении и тонзуре Кадфаэля.
— Ты знаешь, брат, я иногда всерьез помышляю о монашеской жизни, — со свойственной ему искренностью заговорил Росселин. — Согласись, ведь многие принимают обет, когда осознают, что самые их заветные мечты все равно никогда не исполнятся. Не могут исполниться! Мне кажется, монастырь очень подходит для таких людей. Скажи, я прав?
— Да, ты абсолютно прав, — основываясь на своем опыте ответил ему засыпающий, но пока еще не заснувший Хэлвин.
— Я бы не советовал тебе становиться монахом единственно из-за того, что у тебя нет ничего лучшего на примете, — решительно возразил Кадфаэль, тоже думая о поступке Хэлвина почти двадцатилетней давности.
— Такое решение дается дорогой ценой, и может утечь немало воды, прежде чем в конце концов не поймешь, что именно служение господу и является твоим истинным призванием, — с безграничной уверенностью в своей правоте проговорил Хэлвин, лег поудобнее, отвернулся от Кадфаэля и Росселина и закрыл глаза.
Они так напряженно внимали словам Хэлвина, что не услышали, как кто-то подошел к двери, и вздрогнули от неожиданности, когда она внезапно распахнулась. На пороге стоял Лотэр, держа в руках корзинку со снедью и бутылку эля. При виде удобно расположившегося на лавке Росселина, который в компании Кадфаэля и Хэлвина явно чувствовал себя как дома, на лице Лотэра промелькнуло раздражение, а глаза гневно блеснули.
— Чего это ты тут расселся? — с грубоватой простотой старшего по возрасту, но как равный к равному, обратился он к Росселину. — Господин Роджер тебя уже обыскался, а милорд желает, чтобы ты был готов к его услугам, как только он кончит завтракать. Давай-ка, поторапливайся.
Нельзя сказать, чтобы строгая отповедь Лотэра повергла Росселина в трепет или же он был оскорблен ее формой. Чувствовалось, что юноша слишком уважает себя, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, скорее, они забавляют его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56