Судя по застывшей на его лице гримасе, это стоило ему немалых сил, тем более что он надел на себя тяжелое праздничное облачение, украшенное изображениями праздников, святых и пророков. Он держал в руке крест, на поясе его висел меч, а на плечо был повешен рогатый лук.
За ним на паре тощих мулов ехали блаженные провидцы, отец Стефан и Петр Варфоломей. Они держали в руках иконы благословивших их апостолов: первый — апостола Петра, а второй — апостола Андрея. Внимание толпы явно тяготило отца Стефана: он старался не смотреть по сторонам и шевелил губами, творя непрестанную молитву. Петр Варфоломей, не отличавшийся особой скромностью, вел себя совершенно иначе. Если отец Стефан ехал, низко опустив голову, то Петр, сияя словно солнце, победно посматривал по сторонам, надев по примеру Маленького Петра короткий плащ отшельника поверх туники.
Далее двумя колоннами следовали двенадцать мужчин, выбранных для рытья ямы. Они были одеты скромно, однако скромность эта казалась искусственной, нарочитой в сравнении с одеяниями обычных паломников. Простолюдинов среди них, разумеется, не было. Одну из колонн возглавлял граф Раймунд, другую — епископ. За ними следовали несколько священников и рыцарей, а несколько поодаль — семеро священнослужителей, произносивших нараспев слова молитвы: «Господи, услыши молитву мою, внемли гласу моления моего». Молитвословия звучали в течение трех последних дней так часто, что я уже немного привык к латыни.
За направлявшимся к собору священством двигался простой народ. Я вышел из тени колоннады, чтобы присоединиться к этой многолюдной и шумной толпе, шествующей по улице под пение церковных гимнов и молитв. В потаенных глубинах своих изможденных тел паломники обрели новый источник сил и славили его с отчаянным неистовством. Они обрели надежду, хрупкость которой понуждала их снова и снова повторять молитвенные формулы.
По мере приближения к соборной площади движение процессии постепенно замедлялось, пока она вообще не остановилась. О том, чтобы войти в собор, не приходилось и мечтать, поскольку все подступы к нему были запружены народом, стоявшим между колоннами и на ступенях, однако это нисколько не образумило толпу, ждущую чуда. После того как Адемар поднялся в алтарь и начал молиться, площадь застыла в молчании, пусть голос епископа и не был здесь слышен.
После прочтения молитвы граф Раймунд должен был поднять свою кирку, чтобы приступить к вскрытию фундамента церкви. В этот момент во всей Антиохии не нашлось бы ни единого человека, который хотя бы на миг усомнился в том, что копье действительно сокрыто под плитами пола. Тем более что надеяться было больше не на что.
Над площадью разнесся звон металла, на таком расстоянии еле слышный. За ним последовали другие удары. Казалось, что дитя барабанит ложкой по пустому горшку. Эти странные приглушенные звуки повергли народ в трепет.
— Они вскрыли пол, — поползло над толпой.
Я вздохнул и решил запастись терпением, понимая, что поиски священной реликвии могут растянуться надолго.
Солнце поднималось все выше и выше. Чем короче становились тени, тем явственнее было недовольство присутствующих. Надежда слабела, молитвы уступили место сначала перешептыванию, затем недоуменному молчанию. Вскоре удары заступов и молотов сменились скрипом земли под лопатами. Жара стала невыносимой, и это не могло не сказаться на работе землекопов. Я подумал о том, что граф Раймунд и священники, наверное, не раз пожалели о своем показном благочестии.
Я простоял на площади примерно час, время от времени разминая затекшие члены и борясь с маловерием, после чего вернулся в дом, стоявший напротив охраняемой нами башни. Анна находилась в своем лазарете. Она отирала лоб Куино влажной тряпкой. Помочь ему чем-то другим было невозможно: новая повязка, которую она наложила на его рану совсем недавно, успела пропитаться кровью.
— Он что-нибудь говорил?
Сколько раз за последние три дня я задавал этот вопрос?
— О чем ты говоришь? Он даже пьет с трудом. Лучше скажи, нашли ли копье?
— Нет. Похоже, апостол Андрей ничего не сказал о том, на какой глубине оно захоронено.
Я замолчал, услышав раздавшийся у моих ног хриплый кашель. Куино дернул рукой и принялся шарить пальцами по полу; глаза его открылись, и он с ужасом посмотрел на меня. Опустившись на колени, я поднес ухо к его губам, но услышал лишь шипение и хрип. Глаза Куино закрылись, и он вновь погрузился в тревожный сон.
С наступлением полудня одурманенный жарой город погрузился в забытье. Я шел к собору, уже не чувствуя той праздничной атмосферы, которая царила на улицах утром. За прошедшие несколько часов многочисленная толпа, стоявшая на площади, успела разбрестись. Возле алтаря по-прежнему стояла полукругом группа особенно набожных пилигримов, но я смог протолкаться сквозь их ряды без особого труда. В появившейся перед алтарем глубокой яме, окруженной кучами земли и битого камня, трудилось сразу тринадцать землекопов. Я заметил возле могилы и какой-то древний скелет. Неужто они разрыли могилу мученика или святого? Это не сулило бы нам ничего хорошего.
Стоявший на противоположной стороне ямы граф Раймунд отложил лопату в сторону и стал отирать с лица пот. Его платок, перепачканный красной глиной, оставил красноватый след на небритой щеке графа. Не менее грязной была и мокрая от пота туника. Он силился сохранять прежнюю осанку, однако его поза выказывала крайнее изнеможение. Глядя на его лицо, можно было подумать, что граф постарел сразу на несколько лет.
— Я должен идти, — мрачно произнес он.
— Мой господин! — возмущенно вскричал Петр Варфоломей. — Мы заняты богоугодным делом, которое поручено нам великими святыми, и не должны уходить отсюда до той поры, пока не обретем реликвию!
Несмотря на усталость, граф смерил потерявшего последний стыд Петра таким взглядом, что тот невольно отшатнулся назад.
— Я должен защищать город и тебя самого от турок. Это дело тоже можно назвать богоугодным.
— Так оно и есть. — Адемар сидел перед алтарем в своем епископском кресле и следил за работой землекопов, как каменный святой. — Граф Раймунд должен помочь Боэмунду.
— Но святой сказал, что меня должно сопровождать двенадцать человек!
Раймунд держал в руках лопату, и на миг мне показалось, что он вот-вот запустит ею в гнусное лицо самодовольного пустынника. Впрочем, возможно я всего лишь тешил себя такой надеждой.
Граф выбрался из ямы и вытер с рук грязь. Сопровождаемый своими рыцарями и слугами, он стал протискиваться сквозь толпу зевак. Когда он проходил мимо меня, я заметил в его лице скорбь, наверняка вызванную тем, что ему так и не удалось обрести вожделенной реликвии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
За ним на паре тощих мулов ехали блаженные провидцы, отец Стефан и Петр Варфоломей. Они держали в руках иконы благословивших их апостолов: первый — апостола Петра, а второй — апостола Андрея. Внимание толпы явно тяготило отца Стефана: он старался не смотреть по сторонам и шевелил губами, творя непрестанную молитву. Петр Варфоломей, не отличавшийся особой скромностью, вел себя совершенно иначе. Если отец Стефан ехал, низко опустив голову, то Петр, сияя словно солнце, победно посматривал по сторонам, надев по примеру Маленького Петра короткий плащ отшельника поверх туники.
Далее двумя колоннами следовали двенадцать мужчин, выбранных для рытья ямы. Они были одеты скромно, однако скромность эта казалась искусственной, нарочитой в сравнении с одеяниями обычных паломников. Простолюдинов среди них, разумеется, не было. Одну из колонн возглавлял граф Раймунд, другую — епископ. За ними следовали несколько священников и рыцарей, а несколько поодаль — семеро священнослужителей, произносивших нараспев слова молитвы: «Господи, услыши молитву мою, внемли гласу моления моего». Молитвословия звучали в течение трех последних дней так часто, что я уже немного привык к латыни.
За направлявшимся к собору священством двигался простой народ. Я вышел из тени колоннады, чтобы присоединиться к этой многолюдной и шумной толпе, шествующей по улице под пение церковных гимнов и молитв. В потаенных глубинах своих изможденных тел паломники обрели новый источник сил и славили его с отчаянным неистовством. Они обрели надежду, хрупкость которой понуждала их снова и снова повторять молитвенные формулы.
По мере приближения к соборной площади движение процессии постепенно замедлялось, пока она вообще не остановилась. О том, чтобы войти в собор, не приходилось и мечтать, поскольку все подступы к нему были запружены народом, стоявшим между колоннами и на ступенях, однако это нисколько не образумило толпу, ждущую чуда. После того как Адемар поднялся в алтарь и начал молиться, площадь застыла в молчании, пусть голос епископа и не был здесь слышен.
После прочтения молитвы граф Раймунд должен был поднять свою кирку, чтобы приступить к вскрытию фундамента церкви. В этот момент во всей Антиохии не нашлось бы ни единого человека, который хотя бы на миг усомнился в том, что копье действительно сокрыто под плитами пола. Тем более что надеяться было больше не на что.
Над площадью разнесся звон металла, на таком расстоянии еле слышный. За ним последовали другие удары. Казалось, что дитя барабанит ложкой по пустому горшку. Эти странные приглушенные звуки повергли народ в трепет.
— Они вскрыли пол, — поползло над толпой.
Я вздохнул и решил запастись терпением, понимая, что поиски священной реликвии могут растянуться надолго.
Солнце поднималось все выше и выше. Чем короче становились тени, тем явственнее было недовольство присутствующих. Надежда слабела, молитвы уступили место сначала перешептыванию, затем недоуменному молчанию. Вскоре удары заступов и молотов сменились скрипом земли под лопатами. Жара стала невыносимой, и это не могло не сказаться на работе землекопов. Я подумал о том, что граф Раймунд и священники, наверное, не раз пожалели о своем показном благочестии.
Я простоял на площади примерно час, время от времени разминая затекшие члены и борясь с маловерием, после чего вернулся в дом, стоявший напротив охраняемой нами башни. Анна находилась в своем лазарете. Она отирала лоб Куино влажной тряпкой. Помочь ему чем-то другим было невозможно: новая повязка, которую она наложила на его рану совсем недавно, успела пропитаться кровью.
— Он что-нибудь говорил?
Сколько раз за последние три дня я задавал этот вопрос?
— О чем ты говоришь? Он даже пьет с трудом. Лучше скажи, нашли ли копье?
— Нет. Похоже, апостол Андрей ничего не сказал о том, на какой глубине оно захоронено.
Я замолчал, услышав раздавшийся у моих ног хриплый кашель. Куино дернул рукой и принялся шарить пальцами по полу; глаза его открылись, и он с ужасом посмотрел на меня. Опустившись на колени, я поднес ухо к его губам, но услышал лишь шипение и хрип. Глаза Куино закрылись, и он вновь погрузился в тревожный сон.
С наступлением полудня одурманенный жарой город погрузился в забытье. Я шел к собору, уже не чувствуя той праздничной атмосферы, которая царила на улицах утром. За прошедшие несколько часов многочисленная толпа, стоявшая на площади, успела разбрестись. Возле алтаря по-прежнему стояла полукругом группа особенно набожных пилигримов, но я смог протолкаться сквозь их ряды без особого труда. В появившейся перед алтарем глубокой яме, окруженной кучами земли и битого камня, трудилось сразу тринадцать землекопов. Я заметил возле могилы и какой-то древний скелет. Неужто они разрыли могилу мученика или святого? Это не сулило бы нам ничего хорошего.
Стоявший на противоположной стороне ямы граф Раймунд отложил лопату в сторону и стал отирать с лица пот. Его платок, перепачканный красной глиной, оставил красноватый след на небритой щеке графа. Не менее грязной была и мокрая от пота туника. Он силился сохранять прежнюю осанку, однако его поза выказывала крайнее изнеможение. Глядя на его лицо, можно было подумать, что граф постарел сразу на несколько лет.
— Я должен идти, — мрачно произнес он.
— Мой господин! — возмущенно вскричал Петр Варфоломей. — Мы заняты богоугодным делом, которое поручено нам великими святыми, и не должны уходить отсюда до той поры, пока не обретем реликвию!
Несмотря на усталость, граф смерил потерявшего последний стыд Петра таким взглядом, что тот невольно отшатнулся назад.
— Я должен защищать город и тебя самого от турок. Это дело тоже можно назвать богоугодным.
— Так оно и есть. — Адемар сидел перед алтарем в своем епископском кресле и следил за работой землекопов, как каменный святой. — Граф Раймунд должен помочь Боэмунду.
— Но святой сказал, что меня должно сопровождать двенадцать человек!
Раймунд держал в руках лопату, и на миг мне показалось, что он вот-вот запустит ею в гнусное лицо самодовольного пустынника. Впрочем, возможно я всего лишь тешил себя такой надеждой.
Граф выбрался из ямы и вытер с рук грязь. Сопровождаемый своими рыцарями и слугами, он стал протискиваться сквозь толпу зевак. Когда он проходил мимо меня, я заметил в его лице скорбь, наверняка вызванную тем, что ему так и не удалось обрести вожделенной реликвии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89