Он должен быть наказан.
Мари впала в отчаянье, осознав, что к уже обрушившимся на нее страданиям и несчастьям, ей еще предстоит сыграть роль приманки в западне для ее собственного отца!
Граф Салтыков словно обезумел. Впервые в жизни он в полной мере познал муки любви и совести.
— Вы должны мне помочь! Я должен ее спасти! — кричал он в лицо русскому посланнику при дворе Марии-Терезии.
Нарышкин-младший, боязливо отодвигался от разъяренного Салтыкова.
— Но мы не можем вмешиваться во внутренние дела! — посланник все еще пытался образумить графа, хоть и видел ясно, что сделать это невозможно. — Тем более, сейчас, когда Пруссия и Франция на гране войны из-за северных земель!
— Черт возьми! Когда вам нужно было получить архив, вы не очень-то заботились о политических приличиях! — Салтыков грохнул кулаком по столу, стоявший на нем графин подпрыгнул и опрокинулся.
— Простите, граф, но ваш невинный флирт не входил в планы внешнеполитического ведомства, — Нарышкин решил вести себя жестче. В конце концов, Салтыков сам виноват не только в несчастьях баронессы фон Штерн, но и в провале своей миссии. Ведь для государыни будет иметь значение только судьба архива, а не какой-то несчастной немецкой баронессы!
— Это не флирт, как вы говорите! Это настоящая любовь, хоть вы, может быть, и не знаете, что это такое! Я хочу увезти Мари в Россию, я хочу на ней жениться!
И тем самым объявить всей Европе, что архив де Грийе в наших руках, когда мы его вообще даже и не видели! Вы хотя бы представляете, что вас ждет в России?! Вы не выполнили волю государыни! Вы пожертвовали делом ради женщины! Вы будете умолять государыню не лишать вас головы, а отправить в Сибирь на поселение! — посланник почувствовал страх, ведь если Салтыков натворит глупостей, которые осложнят взаимоотношения России и Пруссии, отвечать придется Нарышкину.
— Виконт приедет за дочерью! Пусть архив теперь в руках масонского ордена, но де Грийе, черт его дери, помнит же, о чем этот архив! У меня будет Мари, а вы сможете получить интересующие вас сведения, что называется из уст следователя. Может быть, старый виконт расскажет вам что-то такое, что он не записывал, чего в бумагах нет! — Салтыков пытался найти хоть какую-нибудь зацепку. Все происходящее напоминало попытку взобраться на совершенно гладкую, отвесную скалу!
Что вы хотите от меня, граф? — посланник сделался мрачнее тучи. — Чтобы я направил в Висбаден солдат и взял штурмом городскую тюрьму? Граф, ваше безрассудство когда-то должно было повлечь за собой невинные жертвы. Вас и эту женщину муж застал, простите, голыми в постели! Сам префект засвидетельствовал акт прелюбодеяния! Да, кстати, еще скажите мне, с какой стати вам пришло в голову проникнуть в Пруссию под видом актера?! Если бы вы могли подтвердить официально свое положение, возможно дело бы ограничилось денежным штрафом в пользу этого барона. Какого хрена вы назвались этим… Как его?
— Фредериком Зиммелем, — четко выговорил граф.
— Да хоть лысым чертом! — в сердцах посланник сорвал с себя парик, несколько секунд он мял его в руках, а затем обернулся к Александру, лицо его заметно смягчилось, и даже выразило страдание. — Думаете, мне не жаль эту несчастную? Думаете, сердце мое не сжимается, когда я представлю, каким издевательствам ее подвергнут эти протестантские ханжи? Их женщины столь же лицемерны, как и распутны…
— Вы ли это говорите? А я-то думал, что вы более высокого мнения о немецких женщинах, — не удержался от колкости Салтыков, имея в виду причину отъезда посланника из России, а именно: несчастную влюбленность в императрицу, которая со временем стала ей докучать.
— Не вам меня судить, — оборвал его посланник. — Так можете ли вы объяснить, за каким чертом вы отказались от привилегий путешествия под своим настоящим именем, и назвались актером? Поскольку мы с вами из одного ведомства, полагаю, вы можете быть откровенны.
Что ж… Извольте. В начале этого года к нам попало письмо от некоего нотариуса Батистена. Точкой отправления его значился Висбаден. В этом письме нотариус рассказывал, что некто Гертруда Риппельштаин передала ему на хранение бумаги, компрометирующие ее хозяина, виконта де Грийе, и бумаги эти, как писал достопочтенный мэтр Батистен, очень были бы интересны для России и еще ряда европейских держав. Уже много лет витали слухи о том, что де Грийе собрал какие-то колоссальные сведения, компрометирующие некоторые европейские семьи. Как вы понимаете, ценность такого архива огромна! Честный нотариус предложил нам купить этот архив за баснословную сумму, иначе он угрожал передать его англичанам. Кроме того, он сообщил, что сама Гертруда Риппельштаин и не подозревает, что на самом деле она выкрала у своего хозяина, потому что неграмотна. Де Грийе сказал шантажистке, что это всего-навсего его долговые расписки. Хорошо, нотариус приобрел привычку читать все документы, которые оставляли ему на хранение!
Посланник невольно улыбнулся.
— Да уж! Первое время я никак не мог привыкнуть к тому, что каждое мое высочайшее донесение государыне прочитывается как минимум канцелярией Марии-Терезии, ею лично, верховным канцлером и еще парой-тройкой генералов. У нас конечно, тоже читают… Но не до такой же степени! Но я отвлекся, продолжайте, мой друг. Дело в высшей степени интригующее.
Прошу только помнить, что одной очень дорогой мне женщине, оно может стоить жизни, — и Салтыков многозначительно посмотрел на своего собеседника. — Так вот, чтобы не привлекать к себе внимания и выяснить обстоятельства дела, я проник в город вместе с бродячим театром, назвавшись Фредериком Зиммелем. Очень быстро я выяснил, что нотариус Батистен уже умер, а Гертруда Риппельштайн давным-давно бесследно исчезла. Тогда я начал искать, кто бы мог указать ее местонахождение. По счастливой случайности, один из актеров театра, Анри, как-то вечером сказал, что на меня положила глаз одна чудная крошка. И попробуйте угадать, кем она оказалась? Дочерью Гертруды Риппельштайн! Прелестная Лизхен была очень мила, она сообщила, что ее мать находится в Англии. Еще я узнал, что сама Лизхен служит у баронессы фон Штерн, и спросил, как давно. Она ответила, что с самого детства. Девичья фамилия ее госпожи — де Грийе. Тогда у меня снова появилась надежда. Я решил использовать слепо влюбленную в меня Лизхен Риппельштайн, чтобы подобраться поближе к баронессе фон Штерн, дочери виконта. Для этого я написал Лизхен письмо от имени ее матери, ведь Гертруда, как вы помните, была неграмотной, где наплел несусветную чушь о том, что на самом деле отцом ее является виконт де Грийе, что, кстати, учитывая ее репутацию, могло по случайному стечению обстоятельств, оказаться правдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Мари впала в отчаянье, осознав, что к уже обрушившимся на нее страданиям и несчастьям, ей еще предстоит сыграть роль приманки в западне для ее собственного отца!
Граф Салтыков словно обезумел. Впервые в жизни он в полной мере познал муки любви и совести.
— Вы должны мне помочь! Я должен ее спасти! — кричал он в лицо русскому посланнику при дворе Марии-Терезии.
Нарышкин-младший, боязливо отодвигался от разъяренного Салтыкова.
— Но мы не можем вмешиваться во внутренние дела! — посланник все еще пытался образумить графа, хоть и видел ясно, что сделать это невозможно. — Тем более, сейчас, когда Пруссия и Франция на гране войны из-за северных земель!
— Черт возьми! Когда вам нужно было получить архив, вы не очень-то заботились о политических приличиях! — Салтыков грохнул кулаком по столу, стоявший на нем графин подпрыгнул и опрокинулся.
— Простите, граф, но ваш невинный флирт не входил в планы внешнеполитического ведомства, — Нарышкин решил вести себя жестче. В конце концов, Салтыков сам виноват не только в несчастьях баронессы фон Штерн, но и в провале своей миссии. Ведь для государыни будет иметь значение только судьба архива, а не какой-то несчастной немецкой баронессы!
— Это не флирт, как вы говорите! Это настоящая любовь, хоть вы, может быть, и не знаете, что это такое! Я хочу увезти Мари в Россию, я хочу на ней жениться!
И тем самым объявить всей Европе, что архив де Грийе в наших руках, когда мы его вообще даже и не видели! Вы хотя бы представляете, что вас ждет в России?! Вы не выполнили волю государыни! Вы пожертвовали делом ради женщины! Вы будете умолять государыню не лишать вас головы, а отправить в Сибирь на поселение! — посланник почувствовал страх, ведь если Салтыков натворит глупостей, которые осложнят взаимоотношения России и Пруссии, отвечать придется Нарышкину.
— Виконт приедет за дочерью! Пусть архив теперь в руках масонского ордена, но де Грийе, черт его дери, помнит же, о чем этот архив! У меня будет Мари, а вы сможете получить интересующие вас сведения, что называется из уст следователя. Может быть, старый виконт расскажет вам что-то такое, что он не записывал, чего в бумагах нет! — Салтыков пытался найти хоть какую-нибудь зацепку. Все происходящее напоминало попытку взобраться на совершенно гладкую, отвесную скалу!
Что вы хотите от меня, граф? — посланник сделался мрачнее тучи. — Чтобы я направил в Висбаден солдат и взял штурмом городскую тюрьму? Граф, ваше безрассудство когда-то должно было повлечь за собой невинные жертвы. Вас и эту женщину муж застал, простите, голыми в постели! Сам префект засвидетельствовал акт прелюбодеяния! Да, кстати, еще скажите мне, с какой стати вам пришло в голову проникнуть в Пруссию под видом актера?! Если бы вы могли подтвердить официально свое положение, возможно дело бы ограничилось денежным штрафом в пользу этого барона. Какого хрена вы назвались этим… Как его?
— Фредериком Зиммелем, — четко выговорил граф.
— Да хоть лысым чертом! — в сердцах посланник сорвал с себя парик, несколько секунд он мял его в руках, а затем обернулся к Александру, лицо его заметно смягчилось, и даже выразило страдание. — Думаете, мне не жаль эту несчастную? Думаете, сердце мое не сжимается, когда я представлю, каким издевательствам ее подвергнут эти протестантские ханжи? Их женщины столь же лицемерны, как и распутны…
— Вы ли это говорите? А я-то думал, что вы более высокого мнения о немецких женщинах, — не удержался от колкости Салтыков, имея в виду причину отъезда посланника из России, а именно: несчастную влюбленность в императрицу, которая со временем стала ей докучать.
— Не вам меня судить, — оборвал его посланник. — Так можете ли вы объяснить, за каким чертом вы отказались от привилегий путешествия под своим настоящим именем, и назвались актером? Поскольку мы с вами из одного ведомства, полагаю, вы можете быть откровенны.
Что ж… Извольте. В начале этого года к нам попало письмо от некоего нотариуса Батистена. Точкой отправления его значился Висбаден. В этом письме нотариус рассказывал, что некто Гертруда Риппельштаин передала ему на хранение бумаги, компрометирующие ее хозяина, виконта де Грийе, и бумаги эти, как писал достопочтенный мэтр Батистен, очень были бы интересны для России и еще ряда европейских держав. Уже много лет витали слухи о том, что де Грийе собрал какие-то колоссальные сведения, компрометирующие некоторые европейские семьи. Как вы понимаете, ценность такого архива огромна! Честный нотариус предложил нам купить этот архив за баснословную сумму, иначе он угрожал передать его англичанам. Кроме того, он сообщил, что сама Гертруда Риппельштаин и не подозревает, что на самом деле она выкрала у своего хозяина, потому что неграмотна. Де Грийе сказал шантажистке, что это всего-навсего его долговые расписки. Хорошо, нотариус приобрел привычку читать все документы, которые оставляли ему на хранение!
Посланник невольно улыбнулся.
— Да уж! Первое время я никак не мог привыкнуть к тому, что каждое мое высочайшее донесение государыне прочитывается как минимум канцелярией Марии-Терезии, ею лично, верховным канцлером и еще парой-тройкой генералов. У нас конечно, тоже читают… Но не до такой же степени! Но я отвлекся, продолжайте, мой друг. Дело в высшей степени интригующее.
Прошу только помнить, что одной очень дорогой мне женщине, оно может стоить жизни, — и Салтыков многозначительно посмотрел на своего собеседника. — Так вот, чтобы не привлекать к себе внимания и выяснить обстоятельства дела, я проник в город вместе с бродячим театром, назвавшись Фредериком Зиммелем. Очень быстро я выяснил, что нотариус Батистен уже умер, а Гертруда Риппельштайн давным-давно бесследно исчезла. Тогда я начал искать, кто бы мог указать ее местонахождение. По счастливой случайности, один из актеров театра, Анри, как-то вечером сказал, что на меня положила глаз одна чудная крошка. И попробуйте угадать, кем она оказалась? Дочерью Гертруды Риппельштайн! Прелестная Лизхен была очень мила, она сообщила, что ее мать находится в Англии. Еще я узнал, что сама Лизхен служит у баронессы фон Штерн, и спросил, как давно. Она ответила, что с самого детства. Девичья фамилия ее госпожи — де Грийе. Тогда у меня снова появилась надежда. Я решил использовать слепо влюбленную в меня Лизхен Риппельштайн, чтобы подобраться поближе к баронессе фон Штерн, дочери виконта. Для этого я написал Лизхен письмо от имени ее матери, ведь Гертруда, как вы помните, была неграмотной, где наплел несусветную чушь о том, что на самом деле отцом ее является виконт де Грийе, что, кстати, учитывая ее репутацию, могло по случайному стечению обстоятельств, оказаться правдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50