В следующее мгновение в пивоварню влетел, словно смерч, какой-то субъект в коричневом одеянии, и Меррик, мгновенно повернувшись к нему лицом, сжал в ладони рукоятку кинжала. Однако, как выяснилось, это был всего лишь заторможенный номер два. Клио слегка придержала его за плечи, чтобы он – по своему обыкновению – не пропахал носом землю у ее ног.
– Миледи! Миледи! – истошным голосом возопил парень. – Мы попали в беду! Прячьтесь скорее: вас разыскивает Красный Лев, а все говорят, что гнев его ужасен. Эти самые трубы, которые мы по вашему приказу сунули в колодец...
Тут парень увидел Меррика и замолчал, будто язык проглотил, в ужасе уставившись на него.
Некоторое время граф всматривался в бледные лица застывших перед ним людей, после чего отвернулся к окну. «Терпение, Меррик, – говорил он себе. – Терпение и мудрость – вот подлинные добродетели истинного христианина».
Однако ж эти две основные христианские добродетели, которые Меррик в себе старательно культивировал, снова подверглись испытанию, ибо в этот момент его взору предстала физиономия, в которой не было ни на гран христианского благочестия или смирения. В окно просунулась кудлатая седая голова с огромным крючковатым носом и выдающимся вперед костлявым подбородком. Черные глазки-буравчики так и сверлили графа. Судя по всему, это была та самая сумасшедшая старая карга, которая имела обыкновение жечь костры на окрестных холмах. Там, где горели ее ритуальные огни, небо заволакивало дымом, и оно начинало походить на лондонское. А уж над Лондоном небо воистину было ужасным – серое, мрачное, пропитанное дымом и копотью из тысяч труб и пробитых в крышах отверстий над очагами.
«Нет там никакой свежести в воздухе, – подумал Меррик, который терпеть не мог Лондона. – Не то, что здесь...»
Неожиданно его охватило странное чувство, до сих пор посещавшее его крайне редко. Оно было сродни ощущению, которое испытывает воин, проигравший сражение. Не говоря ни слова, Меррик пересек комнату, взял с полки рог для эля и, наклонившись над котлом, наполнил его. Потом, все так же молча, он выбрался из убогой пивоварни и, не оглядываясь, пошел прочь. Правда, выходя, он успел заметить, как Клио и два ее верных оруженосца обменялись между собой удивленными взглядами. Меррик, честно говоря, понятия не имел, чего они от него ждали. Может, и в самом деле боялись, что он сдерет с кого-нибудь кожу? Бог их разберет...
«Хорошо было бы начать этот день заново, – подумал он. – Или, еще лучше, заново прожить всю свою жизнь...»
Впрочем, ничего этого ему на самом деле не требовалось. В сущности, Меррику хотелось одного – чтобы леди Клио снова ему улыбнулась. Когда она ему улыбалась, у него появлялось ощущение, будто он сумел подарить ей весь подлунный мир...
В полном замешательстве Меррик шел по замковому двору, сам не зная, куда и зачем. Ему не хотелось нигде останавливаться, ни с кем разговаривать. В том месте, где каменщики уже заканчивали возводить новую стену, Меррику пришлось переждать, пока мимо проедут груженные лесом фуры. Все еще пребывая во власти овладевшего им сильнейшего душевного неустройства, он поднес к губам рог с элем и сделал большой глоток, после чего тыльной стороной руки вытер рот.
Эль был хорош, и это удивило графа. Некоторое время он смотрел на рог, а потом снова из него отпил. Напиток обладал непередаваемым ароматом, и Меррик удивился еще больше, поскольку долго странствовал по Востоку и знал толк в экзотических напитках, сдобренных разнообразными специями, в большинстве своем чрезвычайно редкими и изысканными.
Опершись спиной о свежевыбеленную стену, Меррик приник к рогу губами и пил до тех пор, пока рог не опустел. Хотя он и стоял в тени, на него вдруг повеяло почти уже забытым душным ветром пустыни. Чувствовал он себя премерзко – его обдало жаром, и по телу волной прокатилась дрожь. Казалось, возвращается застарелая лихорадка, которую он заполучил во время скитаний по Востоку.
В следующую минуту у Меррика появилось чрезвычайно странное ощущение, что в желудке у него поселились птички, причем много – целая стая. Помотав головой, чтобы избавиться от неожиданного головокружения и чувства противной легкости в голове, он отлепился от стены и на подгибающихся ногах побрел в сторону завалившегося колодца.
Однако, когда Меррик добрался до места, где землекопы рыли новый колодец, головокружение прекратилось, ноги обрели прежнюю силу, и его походка снова сделалась уверенной. Некоторое время он стоял неподалеку, наблюдая за работой, а потом открыл рот, чтобы дать людям необходимые указания.
И тогда случилась совершенно невероятная вещь.
Меррик де Бокур, граф Глэморган, великий воин, носивший прозвище Красный Лев, сделал нечто такое, чего никогда прежде не делал за всю свою многотрудную, почти сплошь состоявшую из сражений и походов жизнь.
Он захихикал!
9
Утро в монастыре обычно начиналось с негромкого звона колокола, который с вершины собора призывал монахинь на молитву. Крестьян и жителей близлежащего города будило петушиное пение. Но в Камроузе людей ни свет ни заря поднимало на ноги мерное буханье тяжелого кузнечного молота. В скором времени к нему присоединялся стук инструментов каменотеса, потом в этот утренний концерт вливались новые звуки – звон оружия и хохот выходивших во двор замка солдат графа Глэморгана.
Клио сидела, позевывая, на своем соломенном тюфяке и потягивалась. Циклоп, устроившийся по обыкновению у нее в ногах, все еще спал. Спал и Грош – в стоявшем у кровати массивном подсвечнике. Он намертво вцепился когтями в его изогнутую ручку и спрятал голову под крыло.
Как только Клио сделала попытку подняться с постели, кот сразу же проснулся, пару раз чихнул, перекатился на спину и воздел к потолку все свои четыре лапы Клио почесала ему пухлый мохнатый живот, и кот довольно заурчал – как горшок, в который набилась целая куча шмелей. Когда же она отняла руку, кот приоткрыл свой единственный глаз и окинул ее взглядом вполне самостоятельного существа, которое знает, как нужно жить и как поступать в каждом отдельном случае.
Шум и грохот, долетавшие в ее спальню из внутреннего двора замка, напоминали раскаты летнего грома. Клио заметила на подоконнике пару воркующих белоснежных голубей, но, когда она, откинув одеяло, прошлепала босыми ногами по прохладным каменным плитам пола к окну, голуби снялись с места и, будто две белоснежные оперенные стрелы, взмыли в небо.
Эти голуби, по мнению Клио, были идеальной парой. Точно такую же пару составляли два пестрых заморских попугайчика, которых однажды подарил королеве Элеоноре иностранный посол. Королева была без ума от птичек и держала их у себя в покоях в золоченой клетке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91