Но все было напрасно, и слезы душили ее.
Черного Ястреба тоже обуревали противоречивые чувства. За то короткое время, что он провел с Мэгги, Ястреб глубоко полюбил ее. Мэгги воплощала все, о чем он мечтал, чего желал, сам того не сознавая. Настоящая Женщина-Призрак. Она оплела его волшебной сетью своей любви так, что он уже не имел ни сил, ни желания выбраться из нее. Ястреб любил ее всей душою, всем сердцем; он знал, что со временем смог бы приспособиться к этому миру, но не мог остаться. Дни шли, и он все больше и больше укреплялся в решении вернуться в свое время, хотя знал, что не в силах воспрепятствовать неумолимому ходу событий.
И вскоре эта так давно ожидаемая ночь полнолуния наступила. Весь предшествующий день они старательно делали вид, будто ничего не происходит — день как день, но были глубоко несчастны и провели его в объятиях друг друга.
И сейчас он должен был идти.
Ястреб опустился на колени у кресла Мэгги, они крепко держались за руки.
Она заглянула в глаза мужа. Он очень изменился за эти последние несколько дней, и она уже сейчас чувствовала, что он сбросил с себя все наносное: чуждые ему обычаи, традиции, привычки белых. Черный Ястреб снова стал самим собою, снова руководствовался лишь законами предков. Весь вид его говорил об этом красноречивее всяких слов. Сейчас она легко могла представить его на поле битвы, скачущим на лихом коне, в пылу борьбы, с колчаном, полным стрел, за плечами.
Но когда она встречала его взгляд — перед нею был лишь человек, которого она любила с каждым днем все сильнее. И когда она замечала печаль в его глазах, сердце Мэгги разрывалось.
— Я вернусь, Мэгги, — обещал он, — если будет хоть малейшая возможность, я вернусь к тебе.
— Но ты говорил, что останешься, что не можешь жить без меня.
— Да, это будет не жизнь.
Мэгги в отчаянии сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. Пусть физическая боль заслонит ту, что разрывала ее душу. Да, она твердила ему, что все понимает; в то время она и представить не могла, что это означает. И только сейчас, когда он покидал ее, она наконец осознала, что не в силах вынести это. Благодаря ему она познала любовь, счастье. Ястреб пробудил ее, как принцессу из волшебной сказки, которая столько лет проспала без любви.
— Я не хочу уходить, — с трудом проговорил Ястреб, и охрипший голос его прерывался от слез. — Но даже теперь я слышу зов Священной Пещеры и должен дать ответ.
— Тогда ступай, — гневно выкрикнула Мэгти, а сердце раздирала боль, словно медведь разрывал его своими страшными когтями. — Так иди же, убирайся отсюда. Возвращайся в свою идиотскую пещеру! О Господи, хоть бы мне никогда не встречать тебя!
Слова ее словно ударили Ястреба острым ножом в самое сердце. И хотя он знал, что она вовсе не думала того, что кричала, — душа его ныла и кровоточила. Ему хотелось обнять Мэгги, успокоить, сделать так, чтобы боль ушла из этих бесконечно любимых глаз; вместо этого он встал, лицо его стало бесстрастным, словно восковая маска. Возможно, гнев, что так сильно овладел Мэгги, успокоит ее боль.
— Прощай, мое сердце, — прошептал он и, развернувшись, шагнул через порог, не бросив даже прощального взгляда на любимую.
Никогда прежде ему не доводилось испытывать минуты горше, чем эта. Он вышел из дома в ночь, зная, что оставил там лучшее, что у него было в жизни — самую дорогую частичку своего сердца. С минуту он еще колебался. Больше всего на свете Ястреб жаждал вернуться, взглянуть на нее еще раз, но знал, что так будет еще хуже, еще мучительнее для обоих. Решившись, он вскочил на коня и умчался галопом.
О, какая прекрасная, прохладная, ясная, тихая ночь окружала его! Дул легкий ветерок, и только стук копыт да шелест листвы нарушал безмолвие. Пана Сапа вздымались перед ним в серебряном свете луны, маня его, призывая к себе, отнимая у него женщину, которую он так любил.
Как же ему жить без Мэгги? А если она уже носит под сердцем его дитя? В глубине души он признавал, что она права. Книга Жизни уже написана, и не в его силах изменить судьбу. И все же он должен попытаться. Да, он не сможет спасти великий народ Лакоты, но ему надо узнать, жива ли его мать, и попытаться помочь племени. О, есть ли такое место на Земле, где возможно жить без страха, где пожилые могли бы стариться, а юные расти в мире?
Конечно, он мог бы остаться здесь с Мэгги, вернуться к ней и оставить все по-прежнему. Но в его жилах текла кровь воина, и он не мог предать свой народ. Вместо этого он предал ту, которую любил так преданно и нежно.
Ястреб пытался прогнать эти горькие мысли, старался успокоиться, убеждая себя в том, что Мэгги не грозит никакая опасность, что она не погибнет без него, тогда как для своих соплеменников он — единственная надежда. Судьба распорядилась так, что ему стало известно будущее. Из рассказов Мэгги он знал, где и когда состоится битва, чья сторона победит, а чья проиграет, кто умрет, а кто останется жить. Нельзя было знать все это и ничего не сделать, когда в его силах сохранить многие жизни.
Ястребу показалось, что он слишком скоро достиг Священной Пещеры.
Он подождал мгновение, потом спешился, глубоко вздохнул и постоял с минуту возле коня, не решаясь войти в пещеру — сделать первый шаг, который отнимет у него Мэгги, должно быть, навсегда. Теперь он жалел, что не попросил у нее фотографии. На них можно было бы смотреть время от времени, когда ее образ сотрется в памяти.
Он схватил жеребца под уздцы и повернул мордой к дому, чтобы тот сумел отыскать обратный путь.
В Священной Пещере было темно и прохладно. Как и прежде, он направился в глубину Пещеры, потом взял крошечный мешочек из оленьей шкуры, висевший у него на поясе, и, захватив горсть пыльцы, бросил на восток, запад, север и юг, Великому Духу наверху и Матери-Земле. А потом с тяжелым сердцем Черный Ястреб сел и повернулся на восток, вглядываясь во мглу. Он, как и прежде, думал о лагере, о племени. А потом закрыл глаза и начал молча молиться Вэкэн Танка, прося вернуть его домой.
* * *
Мэгги сидела в гостиной на том самом месте, где Ястреб покинул ее, и не сводила глаз с входной двери. Он ушел, и она никогда не увидит его вновь.
Мысль эта была мучительнее, чем все остальное, что ей довелось испытать в своей короткой и несчастливой жизни, — хуже, чем ощущение причастности к смерти Сюзи, чем даже сознание того, что она никогда больше не сможет владеть ногами.
Что касается ваших ног, мисс Сент Клер, то дело вовсе не обстоит так уж безнадежно. Вы сможете пойти, если только захотите…
Нервный паралич. Нужно только преодолеть чувство вины за гибель вашей сестры. Вы сможете ходить, если захотите… если захотите… если только захотите.
О Боже, как она хотела вскочить и пойти! Догнать, увидеть Ястреба еще хоть раз, поцеловать на прощание, сказать, что любит его больше жизни, молить о прощении за сказанные в сердцах ужасные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Черного Ястреба тоже обуревали противоречивые чувства. За то короткое время, что он провел с Мэгги, Ястреб глубоко полюбил ее. Мэгги воплощала все, о чем он мечтал, чего желал, сам того не сознавая. Настоящая Женщина-Призрак. Она оплела его волшебной сетью своей любви так, что он уже не имел ни сил, ни желания выбраться из нее. Ястреб любил ее всей душою, всем сердцем; он знал, что со временем смог бы приспособиться к этому миру, но не мог остаться. Дни шли, и он все больше и больше укреплялся в решении вернуться в свое время, хотя знал, что не в силах воспрепятствовать неумолимому ходу событий.
И вскоре эта так давно ожидаемая ночь полнолуния наступила. Весь предшествующий день они старательно делали вид, будто ничего не происходит — день как день, но были глубоко несчастны и провели его в объятиях друг друга.
И сейчас он должен был идти.
Ястреб опустился на колени у кресла Мэгги, они крепко держались за руки.
Она заглянула в глаза мужа. Он очень изменился за эти последние несколько дней, и она уже сейчас чувствовала, что он сбросил с себя все наносное: чуждые ему обычаи, традиции, привычки белых. Черный Ястреб снова стал самим собою, снова руководствовался лишь законами предков. Весь вид его говорил об этом красноречивее всяких слов. Сейчас она легко могла представить его на поле битвы, скачущим на лихом коне, в пылу борьбы, с колчаном, полным стрел, за плечами.
Но когда она встречала его взгляд — перед нею был лишь человек, которого она любила с каждым днем все сильнее. И когда она замечала печаль в его глазах, сердце Мэгги разрывалось.
— Я вернусь, Мэгги, — обещал он, — если будет хоть малейшая возможность, я вернусь к тебе.
— Но ты говорил, что останешься, что не можешь жить без меня.
— Да, это будет не жизнь.
Мэгги в отчаянии сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. Пусть физическая боль заслонит ту, что разрывала ее душу. Да, она твердила ему, что все понимает; в то время она и представить не могла, что это означает. И только сейчас, когда он покидал ее, она наконец осознала, что не в силах вынести это. Благодаря ему она познала любовь, счастье. Ястреб пробудил ее, как принцессу из волшебной сказки, которая столько лет проспала без любви.
— Я не хочу уходить, — с трудом проговорил Ястреб, и охрипший голос его прерывался от слез. — Но даже теперь я слышу зов Священной Пещеры и должен дать ответ.
— Тогда ступай, — гневно выкрикнула Мэгти, а сердце раздирала боль, словно медведь разрывал его своими страшными когтями. — Так иди же, убирайся отсюда. Возвращайся в свою идиотскую пещеру! О Господи, хоть бы мне никогда не встречать тебя!
Слова ее словно ударили Ястреба острым ножом в самое сердце. И хотя он знал, что она вовсе не думала того, что кричала, — душа его ныла и кровоточила. Ему хотелось обнять Мэгги, успокоить, сделать так, чтобы боль ушла из этих бесконечно любимых глаз; вместо этого он встал, лицо его стало бесстрастным, словно восковая маска. Возможно, гнев, что так сильно овладел Мэгги, успокоит ее боль.
— Прощай, мое сердце, — прошептал он и, развернувшись, шагнул через порог, не бросив даже прощального взгляда на любимую.
Никогда прежде ему не доводилось испытывать минуты горше, чем эта. Он вышел из дома в ночь, зная, что оставил там лучшее, что у него было в жизни — самую дорогую частичку своего сердца. С минуту он еще колебался. Больше всего на свете Ястреб жаждал вернуться, взглянуть на нее еще раз, но знал, что так будет еще хуже, еще мучительнее для обоих. Решившись, он вскочил на коня и умчался галопом.
О, какая прекрасная, прохладная, ясная, тихая ночь окружала его! Дул легкий ветерок, и только стук копыт да шелест листвы нарушал безмолвие. Пана Сапа вздымались перед ним в серебряном свете луны, маня его, призывая к себе, отнимая у него женщину, которую он так любил.
Как же ему жить без Мэгги? А если она уже носит под сердцем его дитя? В глубине души он признавал, что она права. Книга Жизни уже написана, и не в его силах изменить судьбу. И все же он должен попытаться. Да, он не сможет спасти великий народ Лакоты, но ему надо узнать, жива ли его мать, и попытаться помочь племени. О, есть ли такое место на Земле, где возможно жить без страха, где пожилые могли бы стариться, а юные расти в мире?
Конечно, он мог бы остаться здесь с Мэгги, вернуться к ней и оставить все по-прежнему. Но в его жилах текла кровь воина, и он не мог предать свой народ. Вместо этого он предал ту, которую любил так преданно и нежно.
Ястреб пытался прогнать эти горькие мысли, старался успокоиться, убеждая себя в том, что Мэгги не грозит никакая опасность, что она не погибнет без него, тогда как для своих соплеменников он — единственная надежда. Судьба распорядилась так, что ему стало известно будущее. Из рассказов Мэгги он знал, где и когда состоится битва, чья сторона победит, а чья проиграет, кто умрет, а кто останется жить. Нельзя было знать все это и ничего не сделать, когда в его силах сохранить многие жизни.
Ястребу показалось, что он слишком скоро достиг Священной Пещеры.
Он подождал мгновение, потом спешился, глубоко вздохнул и постоял с минуту возле коня, не решаясь войти в пещеру — сделать первый шаг, который отнимет у него Мэгги, должно быть, навсегда. Теперь он жалел, что не попросил у нее фотографии. На них можно было бы смотреть время от времени, когда ее образ сотрется в памяти.
Он схватил жеребца под уздцы и повернул мордой к дому, чтобы тот сумел отыскать обратный путь.
В Священной Пещере было темно и прохладно. Как и прежде, он направился в глубину Пещеры, потом взял крошечный мешочек из оленьей шкуры, висевший у него на поясе, и, захватив горсть пыльцы, бросил на восток, запад, север и юг, Великому Духу наверху и Матери-Земле. А потом с тяжелым сердцем Черный Ястреб сел и повернулся на восток, вглядываясь во мглу. Он, как и прежде, думал о лагере, о племени. А потом закрыл глаза и начал молча молиться Вэкэн Танка, прося вернуть его домой.
* * *
Мэгги сидела в гостиной на том самом месте, где Ястреб покинул ее, и не сводила глаз с входной двери. Он ушел, и она никогда не увидит его вновь.
Мысль эта была мучительнее, чем все остальное, что ей довелось испытать в своей короткой и несчастливой жизни, — хуже, чем ощущение причастности к смерти Сюзи, чем даже сознание того, что она никогда больше не сможет владеть ногами.
Что касается ваших ног, мисс Сент Клер, то дело вовсе не обстоит так уж безнадежно. Вы сможете пойти, если только захотите…
Нервный паралич. Нужно только преодолеть чувство вины за гибель вашей сестры. Вы сможете ходить, если захотите… если захотите… если только захотите.
О Боже, как она хотела вскочить и пойти! Догнать, увидеть Ястреба еще хоть раз, поцеловать на прощание, сказать, что любит его больше жизни, молить о прощении за сказанные в сердцах ужасные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82