Теперь он знал, слов на ветер она не бросает. И этот англичанин тоже будет вынужден считаться с ней. Англичанин вел беседу, что-то насчет оловянных рудников и торговли черной шерстью, но Уинн понимала — это часть игры, затеянной им. Она резко поднялась и привлекла всеобщее внимание.
— Хотя очень приятно находиться в этой компании, боюсь, мне нужно присмотреть за детьми. К тому же сегодня полнолуние, и не было дождя или даже росы, и я хочу проверить, закрыты ли ставни.
Гуинедд и Дрюс никак не отреагировали на ее слова, только смотрели на нее и ждали. Англичанин, однако, огляделся вокруг, словно искал каких-то объяснений, затем переспросил, обратившись к ней:
— Полнолуние?
Она слегка наклонила голову, затем небрежно встряхнула длинной юбкой из домотканого сукна.
— Когда дождь не очищает воздух в день полнолуния, в наших лесах часто происходят странные вещи. Не всегда, — поспешно добавила она, словно успокаивая слушателей. — Но иногда…
Фицуэрин нахмурился, уловив внезапное волнение среди своих людей, но стоило ему взглянуть на девушку, она заметила, как понимающе блеснули его глаза; Он понял, что она пытается сделать.
На секунду ее решимость дрогнула. Уверенность ослабла. В мерцающих отблесках пламени его темные черты приняли зловещее выражение, словно это он обладал тайной властью над ней, а не наоборот. Он знал, что она готовится к войне с ним, и это ничуть его не пугало.
Но Уинн была не из слабовольных особ, готовых отступить при первой трудности. Может быть, он привык к этому в Англии? Но сейчас он был в Уэльсе, а женщины здесь пользуются гораздо большими правами, чем в других краях. Особенно она, Вещунья Раднора, осознающая важность своего положения с детских лет. Этот глупец-англичанин даже не представляет, с кем он взялся тягаться.
Уинн кивнула, обращаясь к нему, сдерживая улыбку.
Если бы в эту секунду она просто повернулась и вышла, то осталась бы победителем в их безмолвной битве. Но она чересчур замешкалась и потом, в долгие часы бессонной ночи, горько пожалела об этом.
Потому что Клив Фицуэрин не кивнул ей в ответ, как она предполагала. Вместо этого он оглядел ее темными загадочными глазами с головы до ног, медленно и неторопливо оценил ее дерзким взглядом не как противника, с которым придется считаться, а как женщину, которую он возжелал и которую собирается преследовать, а затем подчинить себе. Это полностью лишило ее самообладания, а когда он наконец завершил свою грубую оценку и вновь взглянул ей в лицо, она поняла, что своим смятением выдала себя.
Уинн моментально закрыла разинутый рот, и ее растерянность сменилась яростью, но было слишком поздно. Он заметил ее секундное замешательство, которое, несомненно, посчитал за слабость.
Девушка резко повернулась и зашагала прочь, молча проклиная его и пытаясь убедить себя, что на самом деле она не проиграла первую схватку. Даже если теперь он обрел еще большую уверенность в себе, в конце концов, ей будет легче сделать из него дурака.
Единственное утешение, которое она нашла, было в том, что он никак не мог знать, насколько сильно подействовал на нее этот его пристальный взгляд. Он никак не мог знать, что все ее существо ответило ему. Дыхание участилось. Живот где-то глубоко внизу сжался в комок. Даже грудь затрепетала, а соски стали маленькими и твердыми, как от холода. Только ей не было холодно. Все что угодно, но только не холодно.
На самом деле то, что он не мог знать об ее ответном порыве, служило малым утешением. Потому что, как бы она ни старалась дать простое объяснение своей реакции, это ей не удавалось. Со вчерашнего дня она чувствовала, что этот человек представляет опасность. Теперь он был здесь, и ее страх еще больше усилился. Только это был не совсем страх — по крайней мере не тот, который она испытывала в прошлом, когда в Уэльс пришли англичане. Тогда она боялась за свою безопасность и даже за свою жизнь.
Теперь же, хотя в этом не было абсолютно никакого смысла… теперь она боялась за свою душу.
Глава 4
Англичане разбили лагерь в кедровой роще неподалеку от замка. Они выставили на всю ночь собственные посты — двух человек для охраны лошадей. Уинн усмехнулась при виде сгорбившихся фигур, едва различимых в холодном предрассветном тумане. Несмотря на все их заверения в дружбе и мирных намерениях, они, как видно, доверяли валлийцам не больше, чем Уинн и ее сородичи доверяли им.
Но как бы ни было неприятно это настороженное перемирие, все же оно было лучше, чем бесчеловечные жестокие войны.
Бесчеловечные жестокие войны. Уинн вздохнула и отвернулась от окна. Все дело в том, что жестокости войны были целиком делом рук человека. Ей, так хорошо знакомой с лесами и горами, со всеми дикими уголками и дикими животными Уэльса, было известно лучше, чем кому бы то ни было, что ни одно животное не бывает таким жестоким, как обыкновенный пехотинец.
Иногда, в редкие минуты снисхождения, она могла понять это. Страх — самая сильная человеческая эмоция. Он наделяет человека недюжинной энергией, уводит его за границы общепринятого. И тем не менее, даже слепым необузданным страхом нельзя оправдать все ужасы, творимые на войне, потому что во время войны больше всего страдают те, кто не способен постоять за себя. Она видела, как беспомощных пленников пытали самым подлым и жестоким образом. Она видела, как пьяные солдаты душили маленьких детей.
И она видела обезумевших от страха женщин — некоторые из них были настолько молоды, что их и женщинами-то нельзя было назвать, — которых много раз насиловали мужчины, упивавшиеся своей силой и их страхом. Ее родная сестра… Нет, никаким снисхождением или пониманием никогда не оправдать такую бесчеловечность.
Уинн вздрогнула и крепче завернулась в шерстяную вязаную шаль. Она не хотела думать об этом, не хотела вспоминать то ужасное время, когда Раднорский лес наводнили англичане. То были дни насилия, ужаса и нескончаемого страха. Хотя ей тогда было всего лишь двенадцать, она помнила все до мельчайших подробностей, от которых кровь стыла в жилах. Да и как можно забыть такое? День захвата, затем длинные недели, бесконечные месяцы английского гнета.
«И что, в конце концов, получилось?» — в который раз спрашивала она себя. Каков был результат всех несчастий, которые они пережили в тот самый страшный год?
В конце концов, англичане ушли под предводительством своего мрачного короля, который потерпел сокрушительное поражение где-то далеко на севере. Жизнь медленно возвращалась в привычную колею. Люди брались за свои традиционные занятия. Стригли овец, пахали поля, а потом собирали урожай ячменя, гороха и пшеницы. Но жизнь так и не стала такой, как прежде. Да и как могло быть иначе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Хотя очень приятно находиться в этой компании, боюсь, мне нужно присмотреть за детьми. К тому же сегодня полнолуние, и не было дождя или даже росы, и я хочу проверить, закрыты ли ставни.
Гуинедд и Дрюс никак не отреагировали на ее слова, только смотрели на нее и ждали. Англичанин, однако, огляделся вокруг, словно искал каких-то объяснений, затем переспросил, обратившись к ней:
— Полнолуние?
Она слегка наклонила голову, затем небрежно встряхнула длинной юбкой из домотканого сукна.
— Когда дождь не очищает воздух в день полнолуния, в наших лесах часто происходят странные вещи. Не всегда, — поспешно добавила она, словно успокаивая слушателей. — Но иногда…
Фицуэрин нахмурился, уловив внезапное волнение среди своих людей, но стоило ему взглянуть на девушку, она заметила, как понимающе блеснули его глаза; Он понял, что она пытается сделать.
На секунду ее решимость дрогнула. Уверенность ослабла. В мерцающих отблесках пламени его темные черты приняли зловещее выражение, словно это он обладал тайной властью над ней, а не наоборот. Он знал, что она готовится к войне с ним, и это ничуть его не пугало.
Но Уинн была не из слабовольных особ, готовых отступить при первой трудности. Может быть, он привык к этому в Англии? Но сейчас он был в Уэльсе, а женщины здесь пользуются гораздо большими правами, чем в других краях. Особенно она, Вещунья Раднора, осознающая важность своего положения с детских лет. Этот глупец-англичанин даже не представляет, с кем он взялся тягаться.
Уинн кивнула, обращаясь к нему, сдерживая улыбку.
Если бы в эту секунду она просто повернулась и вышла, то осталась бы победителем в их безмолвной битве. Но она чересчур замешкалась и потом, в долгие часы бессонной ночи, горько пожалела об этом.
Потому что Клив Фицуэрин не кивнул ей в ответ, как она предполагала. Вместо этого он оглядел ее темными загадочными глазами с головы до ног, медленно и неторопливо оценил ее дерзким взглядом не как противника, с которым придется считаться, а как женщину, которую он возжелал и которую собирается преследовать, а затем подчинить себе. Это полностью лишило ее самообладания, а когда он наконец завершил свою грубую оценку и вновь взглянул ей в лицо, она поняла, что своим смятением выдала себя.
Уинн моментально закрыла разинутый рот, и ее растерянность сменилась яростью, но было слишком поздно. Он заметил ее секундное замешательство, которое, несомненно, посчитал за слабость.
Девушка резко повернулась и зашагала прочь, молча проклиная его и пытаясь убедить себя, что на самом деле она не проиграла первую схватку. Даже если теперь он обрел еще большую уверенность в себе, в конце концов, ей будет легче сделать из него дурака.
Единственное утешение, которое она нашла, было в том, что он никак не мог знать, насколько сильно подействовал на нее этот его пристальный взгляд. Он никак не мог знать, что все ее существо ответило ему. Дыхание участилось. Живот где-то глубоко внизу сжался в комок. Даже грудь затрепетала, а соски стали маленькими и твердыми, как от холода. Только ей не было холодно. Все что угодно, но только не холодно.
На самом деле то, что он не мог знать об ее ответном порыве, служило малым утешением. Потому что, как бы она ни старалась дать простое объяснение своей реакции, это ей не удавалось. Со вчерашнего дня она чувствовала, что этот человек представляет опасность. Теперь он был здесь, и ее страх еще больше усилился. Только это был не совсем страх — по крайней мере не тот, который она испытывала в прошлом, когда в Уэльс пришли англичане. Тогда она боялась за свою безопасность и даже за свою жизнь.
Теперь же, хотя в этом не было абсолютно никакого смысла… теперь она боялась за свою душу.
Глава 4
Англичане разбили лагерь в кедровой роще неподалеку от замка. Они выставили на всю ночь собственные посты — двух человек для охраны лошадей. Уинн усмехнулась при виде сгорбившихся фигур, едва различимых в холодном предрассветном тумане. Несмотря на все их заверения в дружбе и мирных намерениях, они, как видно, доверяли валлийцам не больше, чем Уинн и ее сородичи доверяли им.
Но как бы ни было неприятно это настороженное перемирие, все же оно было лучше, чем бесчеловечные жестокие войны.
Бесчеловечные жестокие войны. Уинн вздохнула и отвернулась от окна. Все дело в том, что жестокости войны были целиком делом рук человека. Ей, так хорошо знакомой с лесами и горами, со всеми дикими уголками и дикими животными Уэльса, было известно лучше, чем кому бы то ни было, что ни одно животное не бывает таким жестоким, как обыкновенный пехотинец.
Иногда, в редкие минуты снисхождения, она могла понять это. Страх — самая сильная человеческая эмоция. Он наделяет человека недюжинной энергией, уводит его за границы общепринятого. И тем не менее, даже слепым необузданным страхом нельзя оправдать все ужасы, творимые на войне, потому что во время войны больше всего страдают те, кто не способен постоять за себя. Она видела, как беспомощных пленников пытали самым подлым и жестоким образом. Она видела, как пьяные солдаты душили маленьких детей.
И она видела обезумевших от страха женщин — некоторые из них были настолько молоды, что их и женщинами-то нельзя было назвать, — которых много раз насиловали мужчины, упивавшиеся своей силой и их страхом. Ее родная сестра… Нет, никаким снисхождением или пониманием никогда не оправдать такую бесчеловечность.
Уинн вздрогнула и крепче завернулась в шерстяную вязаную шаль. Она не хотела думать об этом, не хотела вспоминать то ужасное время, когда Раднорский лес наводнили англичане. То были дни насилия, ужаса и нескончаемого страха. Хотя ей тогда было всего лишь двенадцать, она помнила все до мельчайших подробностей, от которых кровь стыла в жилах. Да и как можно забыть такое? День захвата, затем длинные недели, бесконечные месяцы английского гнета.
«И что, в конце концов, получилось?» — в который раз спрашивала она себя. Каков был результат всех несчастий, которые они пережили в тот самый страшный год?
В конце концов, англичане ушли под предводительством своего мрачного короля, который потерпел сокрушительное поражение где-то далеко на севере. Жизнь медленно возвращалась в привычную колею. Люди брались за свои традиционные занятия. Стригли овец, пахали поля, а потом собирали урожай ячменя, гороха и пшеницы. Но жизнь так и не стала такой, как прежде. Да и как могло быть иначе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88