Ее стремление к нему достигло такой силы, что сотрясало все ее существо.
— Ты будешь… моей самой… послушной женой, — произнес он, запинаясь, потому что желание переполняло и его. — Скажи это, Лилли… — срывающимся шепотом проговорил он ей на ухо. — Скажи это.
— Я… я буду… — согласилась она, ослепленная желанием получить то, что только он мог ей дать. — Я буду послушной женой.
И тогда со стоном он рванулся в нее, и она боялась, что сейчас потеряет сознание от ощущения наивысшего торжества. Горячий и гладкий, словно сталь, обернутая бархатом, он двигался долгими рассчитанными толчками. Ей казалось, что он затронул самую ее душу.
Его рот прижался к ее рту с такой неистовой страстью, что Лиллиана думала: она сейчас умрет от наслаждения. Его язык устремлялся к ней в рот, в точности повторяя ритм их другого соединения. Теперь она уже не ограничивалась пассивным восприятием его страсти. С пылом, не уступающим пылу Корбетта, она отзывалась на его поцелуи. Она обвила руками его широкие плечи, упиваясь прикосновением к его горячей влажной коже. И на каждый победительный бросок его тела, устремляющегося в нее, она отвечала, открываясь ему навстречу с радостной готовностью.
Она взлетала в неизведанное, испуганная и возбужденная, когда ее тело достигало какой-то новой, неопределимой цели. А потом — словно что-то необыкновенное вспыхнуло у нее внутри, и она почувствовала, как омывают ее одна за другой волны неизмеримого наслаждения. Она почти поднялась над постелью — и в это время его тело напряглось и, уткнувшись ей в шею, он простонал:
— Ах, Лилли… мой Бог, женщина…
От Лиллианы не укрылось, какие содрогания пробегают по его телу, и она торжествовала от сознания, что и у нее есть власть воздействовать на него так же, как он воздействует на нее. Но когда ритм его неистовства замедлился, слезы вдруг набежали ней на глаза. Она поняла: теперь их тела разъединятся. Да, это безумие — но она не хотела разъединяться с ним.
Когда он, не выпуская ее, повернулся на бок, она постаралась, чтобы он не видел ее лица. Она была в растерянности от всего того, что он заставил ее испытать. Предполагалось, что она ненавидит его, но она желала его так, что это было выше ее понимания. Она так боролась, чтобы избавиться от него, а теперь льнет к нему, опустошенная мыслью, что он мог так быстро ее оставить.
Но Корбетт не отпустил ее от себя. Он укрыл ее в кольце своих рук, пристроил ее голову у себя под подбородком и натянул покрывало на них обоих. Лиллиана могла слышать, как сильно бьется у нее под ухом его сердце, и как постепенно становятся менее частыми эти удары. Он шумно вздохнул и подсунул ладонь под ее плечо, а потом поцеловал в макушку.
— У тебя все хорошо получится, женушка, — прошептал он сонно. — Очень хорошо.
Его дыхание шевелило ее волосы, и Лиллиана ощутила где-то глубоко в себе самой восхитительную дрожь. Несмотря на то, что она не хотела этого, похвала Корбетта доставила ей удовольствие. Ей совсем не нравился этот странный поворот в ее чувствах, но не заметить его она не могла. И еще она не могла отрицать, что сейчас желает его так сильно, как никогда и ничего не желала раньше.
Лиллиана долго молча лежала в объятиях своего новообретенного супруга. Странное это было чувство — лежать вот так рядом с мужчиной. Она боялась, что, несмотря на бесконечную усталость, она слишком взбудоражена, чтобы заснуть.
Но, как ни странно, в его руках она чувствовала себя в безопасности. В безопасности и под защитой. Слегка вздохнув, она прильнула к нему и, убаюкиваемая его мягким ровным дыханием, мирно соскользнула в крепкий сон.
Глава 10
Лиллиана не могла пошевелиться: этому препятствовала восхитительная тяжесть, прижимавшая ее к месту. Сон не вполне покинул ее, да, по правде говоря, ей и не хотелось просыпаться.
Но тепло, исходящее сверху, было бесспорной явью. Оно побуждало ее стряхнуть остатки сна и в то же время одурманивало, погружая в блаженную летаргию.
Она не сразу осознала присутствие Корбетта — память еще только начинала возвращаться. Но и близость этого жесткого мужского тела тоже была явью. Когда его рука медленно скользнула по ее боку и задержалась на бедре, Лиллиана все еще сопротивлялась пробуждению.
Но когда он начал осыпать легкими поцелуями ее шею, а его дыхание защекотало ухо, Лиллиане стало не до сна. Она медленно открыла глаза, возвращаясь к действительности, в потемки раннего утра.
— Хорошо спала? — хрипловатый голос Корбетта как будто коснулся в ней какой-то струны, и она судорожно вздохнула.
Его голова и плечи покоились у нее на груди; их ноги переплелись. К ней разом вернулись воспоминания минувшей ночи, и, к немалой досаде Лиллианы, на нее нахлынула волна желания.
Она неуверенно всмотрелась в его лицо. В полумраке предрассветного часа мало что можно было различить… только то, какой он большой и как по-хозяйски он подчинил ее себе. Но в его легких касаниях не было ни напора, ни домогательства. Он не отдавал приказаний, не требовал от нее отклика. Он только отвел спутанные волосы со лба Лиллианы и прижал обе руки к ее голове.
И этого оказалось достаточно. Подобно тому как тлеющие под пеплом угли загораются высоким пламенем от порыва сильного ветра, так взметнулась в Лиллиане вся сила неистового желания — чтобы он вернулся. И, отдавшись во власть этой сладостной муки, она готова была признать, что ласки минувшей ночи только разожгли ее жажду. Она почувствовала, что и в нем нарастает возбуждение, и, не думая больше ни о чем, крепко прижалась к нему.
— Ах, моя маленькая женушка, — прошептал он. — Да ты меня с ума сведешь. Лучше бы мне остаться с тобой в постели… — Он поцеловал ее горячо и нежно, и она была готова принять его сразу, как будто их прежнее единение вообще не прерывалось, а лишь переплавилось в эту утреннюю, обновленную страсть.
— Останься, — тихо попросила она. — Ночь еще не кончилась. Тебе незачем уходить.
Тогда Корбетт поднял голову. Она не могла понять выражение его лица, хотя он пристально смотрел на нее. Она ждала, что он заговорит. Но он, по-видимому, передумал и опустился на нее. Коленом он раздвинул ее ноги, и она отозвалась на это движение так, как он хотел. Тогда он вошел в нее столь уверенно и стремительно, что у нее остановилось дыхание; казалось, он заполнил собой всю ее без остатка.
— О, Господи… — голос ее прервался, когда он начал ритмично двигаться в ней.
Ей казалось, что она охвачена пламенем. Голова у нее кружилась, и сознание изменяло ей. Да, она стала его женой, думала она. Все это было правильно и достойно в глазах Бога и церкви. Но ведь она не только его жена, она — что-то гораздо большее. Каким-то необъяснимым способом он полностью поработил ее волю, подчинив ее своей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Ты будешь… моей самой… послушной женой, — произнес он, запинаясь, потому что желание переполняло и его. — Скажи это, Лилли… — срывающимся шепотом проговорил он ей на ухо. — Скажи это.
— Я… я буду… — согласилась она, ослепленная желанием получить то, что только он мог ей дать. — Я буду послушной женой.
И тогда со стоном он рванулся в нее, и она боялась, что сейчас потеряет сознание от ощущения наивысшего торжества. Горячий и гладкий, словно сталь, обернутая бархатом, он двигался долгими рассчитанными толчками. Ей казалось, что он затронул самую ее душу.
Его рот прижался к ее рту с такой неистовой страстью, что Лиллиана думала: она сейчас умрет от наслаждения. Его язык устремлялся к ней в рот, в точности повторяя ритм их другого соединения. Теперь она уже не ограничивалась пассивным восприятием его страсти. С пылом, не уступающим пылу Корбетта, она отзывалась на его поцелуи. Она обвила руками его широкие плечи, упиваясь прикосновением к его горячей влажной коже. И на каждый победительный бросок его тела, устремляющегося в нее, она отвечала, открываясь ему навстречу с радостной готовностью.
Она взлетала в неизведанное, испуганная и возбужденная, когда ее тело достигало какой-то новой, неопределимой цели. А потом — словно что-то необыкновенное вспыхнуло у нее внутри, и она почувствовала, как омывают ее одна за другой волны неизмеримого наслаждения. Она почти поднялась над постелью — и в это время его тело напряглось и, уткнувшись ей в шею, он простонал:
— Ах, Лилли… мой Бог, женщина…
От Лиллианы не укрылось, какие содрогания пробегают по его телу, и она торжествовала от сознания, что и у нее есть власть воздействовать на него так же, как он воздействует на нее. Но когда ритм его неистовства замедлился, слезы вдруг набежали ней на глаза. Она поняла: теперь их тела разъединятся. Да, это безумие — но она не хотела разъединяться с ним.
Когда он, не выпуская ее, повернулся на бок, она постаралась, чтобы он не видел ее лица. Она была в растерянности от всего того, что он заставил ее испытать. Предполагалось, что она ненавидит его, но она желала его так, что это было выше ее понимания. Она так боролась, чтобы избавиться от него, а теперь льнет к нему, опустошенная мыслью, что он мог так быстро ее оставить.
Но Корбетт не отпустил ее от себя. Он укрыл ее в кольце своих рук, пристроил ее голову у себя под подбородком и натянул покрывало на них обоих. Лиллиана могла слышать, как сильно бьется у нее под ухом его сердце, и как постепенно становятся менее частыми эти удары. Он шумно вздохнул и подсунул ладонь под ее плечо, а потом поцеловал в макушку.
— У тебя все хорошо получится, женушка, — прошептал он сонно. — Очень хорошо.
Его дыхание шевелило ее волосы, и Лиллиана ощутила где-то глубоко в себе самой восхитительную дрожь. Несмотря на то, что она не хотела этого, похвала Корбетта доставила ей удовольствие. Ей совсем не нравился этот странный поворот в ее чувствах, но не заметить его она не могла. И еще она не могла отрицать, что сейчас желает его так сильно, как никогда и ничего не желала раньше.
Лиллиана долго молча лежала в объятиях своего новообретенного супруга. Странное это было чувство — лежать вот так рядом с мужчиной. Она боялась, что, несмотря на бесконечную усталость, она слишком взбудоражена, чтобы заснуть.
Но, как ни странно, в его руках она чувствовала себя в безопасности. В безопасности и под защитой. Слегка вздохнув, она прильнула к нему и, убаюкиваемая его мягким ровным дыханием, мирно соскользнула в крепкий сон.
Глава 10
Лиллиана не могла пошевелиться: этому препятствовала восхитительная тяжесть, прижимавшая ее к месту. Сон не вполне покинул ее, да, по правде говоря, ей и не хотелось просыпаться.
Но тепло, исходящее сверху, было бесспорной явью. Оно побуждало ее стряхнуть остатки сна и в то же время одурманивало, погружая в блаженную летаргию.
Она не сразу осознала присутствие Корбетта — память еще только начинала возвращаться. Но и близость этого жесткого мужского тела тоже была явью. Когда его рука медленно скользнула по ее боку и задержалась на бедре, Лиллиана все еще сопротивлялась пробуждению.
Но когда он начал осыпать легкими поцелуями ее шею, а его дыхание защекотало ухо, Лиллиане стало не до сна. Она медленно открыла глаза, возвращаясь к действительности, в потемки раннего утра.
— Хорошо спала? — хрипловатый голос Корбетта как будто коснулся в ней какой-то струны, и она судорожно вздохнула.
Его голова и плечи покоились у нее на груди; их ноги переплелись. К ней разом вернулись воспоминания минувшей ночи, и, к немалой досаде Лиллианы, на нее нахлынула волна желания.
Она неуверенно всмотрелась в его лицо. В полумраке предрассветного часа мало что можно было различить… только то, какой он большой и как по-хозяйски он подчинил ее себе. Но в его легких касаниях не было ни напора, ни домогательства. Он не отдавал приказаний, не требовал от нее отклика. Он только отвел спутанные волосы со лба Лиллианы и прижал обе руки к ее голове.
И этого оказалось достаточно. Подобно тому как тлеющие под пеплом угли загораются высоким пламенем от порыва сильного ветра, так взметнулась в Лиллиане вся сила неистового желания — чтобы он вернулся. И, отдавшись во власть этой сладостной муки, она готова была признать, что ласки минувшей ночи только разожгли ее жажду. Она почувствовала, что и в нем нарастает возбуждение, и, не думая больше ни о чем, крепко прижалась к нему.
— Ах, моя маленькая женушка, — прошептал он. — Да ты меня с ума сведешь. Лучше бы мне остаться с тобой в постели… — Он поцеловал ее горячо и нежно, и она была готова принять его сразу, как будто их прежнее единение вообще не прерывалось, а лишь переплавилось в эту утреннюю, обновленную страсть.
— Останься, — тихо попросила она. — Ночь еще не кончилась. Тебе незачем уходить.
Тогда Корбетт поднял голову. Она не могла понять выражение его лица, хотя он пристально смотрел на нее. Она ждала, что он заговорит. Но он, по-видимому, передумал и опустился на нее. Коленом он раздвинул ее ноги, и она отозвалась на это движение так, как он хотел. Тогда он вошел в нее столь уверенно и стремительно, что у нее остановилось дыхание; казалось, он заполнил собой всю ее без остатка.
— О, Господи… — голос ее прервался, когда он начал ритмично двигаться в ней.
Ей казалось, что она охвачена пламенем. Голова у нее кружилась, и сознание изменяло ей. Да, она стала его женой, думала она. Все это было правильно и достойно в глазах Бога и церкви. Но ведь она не только его жена, она — что-то гораздо большее. Каким-то необъяснимым способом он полностью поработил ее волю, подчинив ее своей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97