Но ее воспоминания померкли рядом с реальностью. Потом он обратился к ней, и это выглядело так, словно не было здесь больше никого, кроме них двоих:
— Опусти мост, Лилли, — приказал он.
Тишина стояла в замке, пока он ждал ее ответа.
— Оррик закрыт для тебя. Уходи. — Хотя голос Лиллианы звучал твердо, ее била дрожь от головы до ног.
— Оррик принадлежит мне по условиям брачного договора. Ты так быстро забыла, что мы — муж и жена?
При этом дерзком напоминании Лиллиана не выдержала и закричала:
— Я ничего не забыла! И, прежде всего, я не забыла об убийстве моего отца!
Как видно, обвинение ошеломило его, но это только разожгло ее гнев.
— Тебя так поразило, что мы разгадали тебя? Тебе нечего сказать в свое оправдание? — саркастически спросила она. — А я-то ожидала, что ты будешь так искусно изображать невинного агнца!
Взгляд Корбетта не дрогнул; он был прикован к ее лицу. Когда он заговорил, его полнейшее спокойствие встревожило ее еще больше.
— Этот вопрос лучше обсудить наедине, Лилли. Твой отец очень хорошо понимал такие вещи.
— Мой отец погиб от руки твоего наемника! — зарыдав, выкрикнула она. — Ты — единственный, кто выигрывает от его смерти!
— Его смерть не дает мне ничего, чего я уже не имел бы, и уж наверняка я не оставил бы своего человека для выполнения такого поручения. Если бы я хотел его смерти, я бы убил его своей рукой!
— Лжец! Лжец! — кричала она.
— Уйди, Лиллиана. — Уильям обнял ее за плечи, словно желая защитить. — Тебе больше не о чем с ним говорить.
Корбетт ни единым движением не дал понять, что он вообще заметил неожиданное появление Уильяма. Но она сразу почувствовала вспыхнувший в нем гнев. Этот гнев, подобно надвигающемуся шторму, заставлял воздух между ними потрескивать от невидимого напряжения. Нервным движением она стряхнула с себя руку Уильяма и повернулась, чтобы бросить последнюю обвинительную фразу в лицо своему застывшему супругу.
И тут она увидела его приближающихся соратников. Рассредоточившись таким образом, чтобы их строй напоминал раскрывшийся веер, они гнали перед собой, как пастухи гонят стадо, толпу несчастных крестьян. Медленно, но неумолимо они вынуждали крестьян сбиться в кучку чуть поодаль за Корбеттом. Он ни разу не обернулся в ту сторону, но Лиллиана понимала: он прекрасно знал, что там происходит. Конечно, это была его выдумка, а он не сомневался, что его люди выполнят любую прихоть своего сеньора.
— Что… что… ты собираешься делать? — со страхом спросила Лиллиана, и на замок опустилась гробовая тишина.
Его глаза не отрывались от нее, и ей показалось, что она уловила горькую усмешку, которая искривила его губы.
— Я собираюсь войти в Оррик, принять ванну и вкусно поесть. — Он помолчал. — Опусти мост, Лилли.
Снова та же ужасная тишина.
— А если я не сделаю этого? — Как ни старалась она казаться спокойной, голос у нее дрожал.
Лицо у него окаменело. Потом он обернулся в сторону сбитых в кучку крестьян и приказал:
— Кто из вас самый старший, пусть выйдет вперед.
Среди крестьян начались перешептывания и переходы с места на место. Потом две жалких фигуры отделились от остальных, и у Лиллианы вырвался крик ужаса. Томас наконец-то возвратился от своего сына, но в какое неудачное время! А рядом с ним была Матушка Гренделла!
— Что ты делаешь? — не удержалась Лиллиана от вопроса; теперь она испугалась по-настоящему.
— Я ничего не делаю. Пока ничего. — Корбетт издевательски усмехнулся. — Следующий ход твой, миледи жена.
Первым побуждением Лиллианы было позвать на помощь отца. Но она вспомнила, что никогда уже не сможет его позвать, и новый, убийственный страх сковал ее душу. Корбетт Колчестерский спокойно сидел в седле, насмехаясь над ее жалкой попыткой воспротивиться ему… и она понимала, что бессильна. В его руках были жизни Томаса, Гренделлы и многих других… и эта угроза давала ему такой перевес, которого не уравнять никаким оружием. Ее широко открытые, испуганные глаза снова встретились с его глазами, и она безуспешно пыталась отыскать хоть какую-нибудь щель в броне его непоколебимой решимости, хоть какой-нибудь проблеск сочувствия в его суровом лице. Да, с ней он показал себя внимательным и ласковым, но другие знали его как Королевского Кречета, неумолимого и безжалостного хищника, и порой предпочитали называть его Королевским Ястребом. Он был жестоким, грубым рыцарем, и он намеревался загнать ее в угол.
Она с трудом отвела от него взгляд, и из горла у нее вырвалось рыдание. Но Уильям встал у нее на пути.
— Не сдавайся ему, Лиллиана. — Он схватил ее за плечо.
— А что тогда? Смотреть, как он будет убивать моих людей?
— Он в любом случае устроит резню. Если ты позволишь ему войти, кто помешает ему делать все, что он только пожелает?
Лиллиана вырвалась от него. Ее янтарные глаза наполнились слезами.
— Я не могу поверить, что он зайдет так далеко. Это же просто мирные крестьяне, ни в чем не провинившиеся. Он с ними никогда не ссорился…
— Разве твой отец был хоть в чем-то виновен? Нет! Но тем не менее он мертв. Ты действительно надеешься, что десяток-другой несчастных деревенских стариков имеет в его глазах какую-нибудь ценность?
— Может быть, и нет. В этом ты прав. Но для меня их жизнь имеет ценность. И я не стану смотреть, как их зарежут. Никогда. И сейчас тоже.
С этими словами она подобрала юбки и поспешила из сторожевой башни к начальнику стражи.
К тому времени, когда мост был спущен, Лиллиана уже стояла во дворе. Она стояла одна, ожидая, пока Корбетт войдет в ворота. Что последует потом, она не знала. Но она настрого приказала стражникам отступить подальше от ворот и не проявлять ни тени противодействия. Ее последней надеждой было только одно: что ее супруг не станет карать никого, кроме нее самой. И она приготовилась вынести любую кару, какую только он придумает для нее. Она вынесет, и когда-нибудь, как-нибудь сумеет ему отомстить за все его преступления против Оррика.
Во дворе было неестественно тихо. Тишину нарушал только переменчивый ветер, который развевал ее тяжелую саржевую юбку и играл с локонами, выбившимися из аккуратной прически. Когда Корбетт вступил в замок и за ним по пятам вошли его рыцари, Лиллиана вспомнила его первый приезд в Оррик. Как и тогда, могучий рыцарь нагнал страху на всех обитателей замка.
Но те, прежние опасения, были просто ничем по сравнению с этим глубоко сидящим страхом. Тогда Корбетт казался воплощением свирепости и силы. Сейчас он производил впечатление абсолютной непобедимости.
Он направил коня прямо к ней. Казалось, что каждый находившийся во дворе, затаил дыхание. Если бы Лиллиана могла выбирать между страхом и гневом, она без колебаний выбрала бы второе. Но она ничего не могла поделать — ее леденил страх, когда она подняла глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Опусти мост, Лилли, — приказал он.
Тишина стояла в замке, пока он ждал ее ответа.
— Оррик закрыт для тебя. Уходи. — Хотя голос Лиллианы звучал твердо, ее била дрожь от головы до ног.
— Оррик принадлежит мне по условиям брачного договора. Ты так быстро забыла, что мы — муж и жена?
При этом дерзком напоминании Лиллиана не выдержала и закричала:
— Я ничего не забыла! И, прежде всего, я не забыла об убийстве моего отца!
Как видно, обвинение ошеломило его, но это только разожгло ее гнев.
— Тебя так поразило, что мы разгадали тебя? Тебе нечего сказать в свое оправдание? — саркастически спросила она. — А я-то ожидала, что ты будешь так искусно изображать невинного агнца!
Взгляд Корбетта не дрогнул; он был прикован к ее лицу. Когда он заговорил, его полнейшее спокойствие встревожило ее еще больше.
— Этот вопрос лучше обсудить наедине, Лилли. Твой отец очень хорошо понимал такие вещи.
— Мой отец погиб от руки твоего наемника! — зарыдав, выкрикнула она. — Ты — единственный, кто выигрывает от его смерти!
— Его смерть не дает мне ничего, чего я уже не имел бы, и уж наверняка я не оставил бы своего человека для выполнения такого поручения. Если бы я хотел его смерти, я бы убил его своей рукой!
— Лжец! Лжец! — кричала она.
— Уйди, Лиллиана. — Уильям обнял ее за плечи, словно желая защитить. — Тебе больше не о чем с ним говорить.
Корбетт ни единым движением не дал понять, что он вообще заметил неожиданное появление Уильяма. Но она сразу почувствовала вспыхнувший в нем гнев. Этот гнев, подобно надвигающемуся шторму, заставлял воздух между ними потрескивать от невидимого напряжения. Нервным движением она стряхнула с себя руку Уильяма и повернулась, чтобы бросить последнюю обвинительную фразу в лицо своему застывшему супругу.
И тут она увидела его приближающихся соратников. Рассредоточившись таким образом, чтобы их строй напоминал раскрывшийся веер, они гнали перед собой, как пастухи гонят стадо, толпу несчастных крестьян. Медленно, но неумолимо они вынуждали крестьян сбиться в кучку чуть поодаль за Корбеттом. Он ни разу не обернулся в ту сторону, но Лиллиана понимала: он прекрасно знал, что там происходит. Конечно, это была его выдумка, а он не сомневался, что его люди выполнят любую прихоть своего сеньора.
— Что… что… ты собираешься делать? — со страхом спросила Лиллиана, и на замок опустилась гробовая тишина.
Его глаза не отрывались от нее, и ей показалось, что она уловила горькую усмешку, которая искривила его губы.
— Я собираюсь войти в Оррик, принять ванну и вкусно поесть. — Он помолчал. — Опусти мост, Лилли.
Снова та же ужасная тишина.
— А если я не сделаю этого? — Как ни старалась она казаться спокойной, голос у нее дрожал.
Лицо у него окаменело. Потом он обернулся в сторону сбитых в кучку крестьян и приказал:
— Кто из вас самый старший, пусть выйдет вперед.
Среди крестьян начались перешептывания и переходы с места на место. Потом две жалких фигуры отделились от остальных, и у Лиллианы вырвался крик ужаса. Томас наконец-то возвратился от своего сына, но в какое неудачное время! А рядом с ним была Матушка Гренделла!
— Что ты делаешь? — не удержалась Лиллиана от вопроса; теперь она испугалась по-настоящему.
— Я ничего не делаю. Пока ничего. — Корбетт издевательски усмехнулся. — Следующий ход твой, миледи жена.
Первым побуждением Лиллианы было позвать на помощь отца. Но она вспомнила, что никогда уже не сможет его позвать, и новый, убийственный страх сковал ее душу. Корбетт Колчестерский спокойно сидел в седле, насмехаясь над ее жалкой попыткой воспротивиться ему… и она понимала, что бессильна. В его руках были жизни Томаса, Гренделлы и многих других… и эта угроза давала ему такой перевес, которого не уравнять никаким оружием. Ее широко открытые, испуганные глаза снова встретились с его глазами, и она безуспешно пыталась отыскать хоть какую-нибудь щель в броне его непоколебимой решимости, хоть какой-нибудь проблеск сочувствия в его суровом лице. Да, с ней он показал себя внимательным и ласковым, но другие знали его как Королевского Кречета, неумолимого и безжалостного хищника, и порой предпочитали называть его Королевским Ястребом. Он был жестоким, грубым рыцарем, и он намеревался загнать ее в угол.
Она с трудом отвела от него взгляд, и из горла у нее вырвалось рыдание. Но Уильям встал у нее на пути.
— Не сдавайся ему, Лиллиана. — Он схватил ее за плечо.
— А что тогда? Смотреть, как он будет убивать моих людей?
— Он в любом случае устроит резню. Если ты позволишь ему войти, кто помешает ему делать все, что он только пожелает?
Лиллиана вырвалась от него. Ее янтарные глаза наполнились слезами.
— Я не могу поверить, что он зайдет так далеко. Это же просто мирные крестьяне, ни в чем не провинившиеся. Он с ними никогда не ссорился…
— Разве твой отец был хоть в чем-то виновен? Нет! Но тем не менее он мертв. Ты действительно надеешься, что десяток-другой несчастных деревенских стариков имеет в его глазах какую-нибудь ценность?
— Может быть, и нет. В этом ты прав. Но для меня их жизнь имеет ценность. И я не стану смотреть, как их зарежут. Никогда. И сейчас тоже.
С этими словами она подобрала юбки и поспешила из сторожевой башни к начальнику стражи.
К тому времени, когда мост был спущен, Лиллиана уже стояла во дворе. Она стояла одна, ожидая, пока Корбетт войдет в ворота. Что последует потом, она не знала. Но она настрого приказала стражникам отступить подальше от ворот и не проявлять ни тени противодействия. Ее последней надеждой было только одно: что ее супруг не станет карать никого, кроме нее самой. И она приготовилась вынести любую кару, какую только он придумает для нее. Она вынесет, и когда-нибудь, как-нибудь сумеет ему отомстить за все его преступления против Оррика.
Во дворе было неестественно тихо. Тишину нарушал только переменчивый ветер, который развевал ее тяжелую саржевую юбку и играл с локонами, выбившимися из аккуратной прически. Когда Корбетт вступил в замок и за ним по пятам вошли его рыцари, Лиллиана вспомнила его первый приезд в Оррик. Как и тогда, могучий рыцарь нагнал страху на всех обитателей замка.
Но те, прежние опасения, были просто ничем по сравнению с этим глубоко сидящим страхом. Тогда Корбетт казался воплощением свирепости и силы. Сейчас он производил впечатление абсолютной непобедимости.
Он направил коня прямо к ней. Казалось, что каждый находившийся во дворе, затаил дыхание. Если бы Лиллиана могла выбирать между страхом и гневом, она без колебаний выбрала бы второе. Но она ничего не могла поделать — ее леденил страх, когда она подняла глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97