Со своими женами, сыновьями и дочерьми они ели, пили, хвалились нарядами, флиртовали и развлекались, но больше всего они говорили.
Шум голосов не умолкал, то затихая, то усиливаясь, — остроумные реплики, колкости и шутки, светская болтовня, но также и серьезные беседы и страстные споры. Тот, кто хотел заявить свое мнение, должен был проявить ловкость, чтобы успеть вклиниться в разговор, и говорить по существу, если надеялся удержать внимание слушателей; о тех, кто страдал неповоротливостью мысли или языка, быстро забывали.
Десяток гостей собрался в одном конце главного зала вокруг небольшого диванчика, стоявшего перед камином. В центре этой группы — мадам Водрей, она умело направляла разговор, заставляя высказываться робких и сдерживая тех, кто не дал бы никому вставить ни слова. Сирен сидела сбоку — Рене стоял позади нее — и с удовольствием прислушивалась к быстро сменявшимся репликам. Ей понравился молодой человек по имени Арман Мулен. Этот джентльмен с тонкими чертами лица, в тщательно завитом парике с бриллиантами на кружевах под горлом оказался твердым сторонником слабого пола; Его слова были полны здравого смысла, он расхаживал перед камином, страстно жестикулируя и пылко рассуждая о месте женщины в современном обществе.
— Мы живем в чудесный век, век красоты и изящества. А почему? Потому что у нас в прекрасной Франции мы способны поклоняться женщинам! Их изящество, очарование, любовь ко всему безупречному и утонченному; их нежные чувства пронизывают искусство, музыку, даже обыденные предметы нашей жизни. Никогда прежде не бывало такой попытки превратить обычные предметы в красивые вещи. А кому мы обязаны этим влиянием? Женщинам! Они делают нас более чувствительными и убеждают проявлять больше такта, потому что за манерами и привычками строго следят. Они обучают нас основам ухаживания и ласкам будуара. Когда мы побеждаем на поле битвы, испытываем ли мы удовлетворение? Нет, мы должны быть вознаграждены признательностью женщин в салонах. Наши величайшие подвиги на поле чести совершаются ради честного имени женщины. Наша поэзия и философия — ничто, если не найдется женской души, которая будет восхищаться, обсуждать, вдохновлять. При отсутствии полной власти их влияние простирается всюду, даже на самые тайные совещания короля. Какой скучной была бы жизнь без них, какой однообразной и жестокой.
— Ах, вы действительно хотели бы, чтобы вами правила женщина?
Этот вопрос задала богато одетая дама с лукавой улыбкой и тонкими морщинками возле глаз — признаками вступления в средний возраст, которую представили как мадам Прадель. Она была на несколько лет моложе своего мужа и пришла одна. Шевалье де Праделя общество не интересовало, он предпочитал отдавать свое время и силы планам строительства большого дома на другом берегу реки, напротив Нового Орлеана. Как и мадам Водрей, мадам Прадель была известна своим пристрастием к молодым мужчинам, особенно если они были не только привлекательны, но и мечтательны.
Арман Мулен сделал стремительный жест.
— А почему нет, если она образованна для своего положения?
— Так говорит восторженная юность. Мужчины постарше опасаются делиться почестями.
Несколько человек запротестовали, Арман провел рукой по завиткам своего парика, прежде чем ответить с искренним смущением:
— Но женщинам редко дают образование для того, чтобы они заняли высокое положение.
— Зачем им беспокоиться об образовании, — вполголоса произнес один из мужчин, — когда существуют более легкие способы достичь его, как у Помпадур?
Мадам Прадель пропустила это замечание мимо ушей, улыбаясь Арману и нежно глядя на него прекрасными глазами.
— То, что вы говорите; верно, но чья вина, что мы так плохо подготовлены, скажите на милость? Сначала к нам приставляют гувернанток или на заре жизни прячут в монастырь, потом упрекают за недостаток светскости. А как только мы входим в общество, нас обвиняют в том, что мы слишком любим мирские удовольствия.
— Ошибочно считать, что женщины необразованны, если их учат лишь немного читать, писать и вышивать, — сказала Сирен.
Ее слова пришлись на короткую паузу и потому прозвучали отчетливо. Она не собиралась делать такое определенное утверждение и несколько смутилась, когда ее голос перекрыл отдаленный гул разговора.
— Что вы имеете в виду? — отвлекшись, спросила мадам Прадель.
— Образование получают путем продолжительного обучения. Учиться нужно по книгам. Женщина, которая умеет читать, как и мужчина, изучающий медицину или право, способна воспринимать важные идеи нашего времени.
— Совершенно верно, — заявил Арман. — Взгляните только на таких женщин, как мадам Тансен или мадам дю Дефан. Люди стекаются в их парижские салоны, потому что это женщины высокого интеллекта, остроумные и глубокие.
Мадам Прадель проницательно глядела на Сирен.
— Ну, а вы, милая? Мне кажется, вы воспитывались не в колонии. Где же вы нашли такой непривычный подход к обучению?
— Меня посылали к урсулинкам в Кемперль, но мысль об образовании путем чтения принадлежит одному мужчине, с которым я знакома.
— Мужчина, — произнесла мадам так, словно это объясняло все.
— Мой… мой опекун, — сказала Сирен, желая подыскать другое слово. Она говорила о Пьере, который сам читал с трудом, но имел четкие убеждения по этому поводу, хотя упоминать здесь его имя было бы глупо.
— Понятно. Я буду иметь в виду то место, о котором вы упомянули, для своих дочерей. Старшая должна вскоре получить образование или выйти замуж, а ее отец не хочет выдавать ее так рано. А кроме нее у нас есть еще две, и их тоже надо устроить.
Даже до Сирен дошли слухи о том, что именно мадам Прадель внушала старшей дочери пойти в монахини, потому что не допускала мысли о ее замужестве, когда та наверняка через год сделает ее бабушкой. Это могло быть правдой. Сирен сказала только:
— Я уверена, вашим дочерям там понравится.
— Так далеко посылать молодую девушку, — сказала маркиза другой женщине. — Конечно, я думаю, есть родственники у Праделя, которые могут позаботиться о ней, помочь завести полезные знакомства.
— Разумеется.
Арман Мулен заговорил снова.
— Надо надеяться, после подписания договора моря станут безопасными от английских каперов (Капер — судно, занимающееся морским разбоем).
— Надо надеяться, все мы будем в безопасности, — вздрогнув, заметила мадам Прадель. — Я никогда в жизни не испытывала такого облегчения. С прошлой зимы — после нападения и смерти бедняги Баби — я почти каждую неделю в ужасе вскакивала с постели по крайней мере дважды за ночь.
Она имела в виду нападение предателей-чокто под предводительством их вождя Красного Мокасина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Шум голосов не умолкал, то затихая, то усиливаясь, — остроумные реплики, колкости и шутки, светская болтовня, но также и серьезные беседы и страстные споры. Тот, кто хотел заявить свое мнение, должен был проявить ловкость, чтобы успеть вклиниться в разговор, и говорить по существу, если надеялся удержать внимание слушателей; о тех, кто страдал неповоротливостью мысли или языка, быстро забывали.
Десяток гостей собрался в одном конце главного зала вокруг небольшого диванчика, стоявшего перед камином. В центре этой группы — мадам Водрей, она умело направляла разговор, заставляя высказываться робких и сдерживая тех, кто не дал бы никому вставить ни слова. Сирен сидела сбоку — Рене стоял позади нее — и с удовольствием прислушивалась к быстро сменявшимся репликам. Ей понравился молодой человек по имени Арман Мулен. Этот джентльмен с тонкими чертами лица, в тщательно завитом парике с бриллиантами на кружевах под горлом оказался твердым сторонником слабого пола; Его слова были полны здравого смысла, он расхаживал перед камином, страстно жестикулируя и пылко рассуждая о месте женщины в современном обществе.
— Мы живем в чудесный век, век красоты и изящества. А почему? Потому что у нас в прекрасной Франции мы способны поклоняться женщинам! Их изящество, очарование, любовь ко всему безупречному и утонченному; их нежные чувства пронизывают искусство, музыку, даже обыденные предметы нашей жизни. Никогда прежде не бывало такой попытки превратить обычные предметы в красивые вещи. А кому мы обязаны этим влиянием? Женщинам! Они делают нас более чувствительными и убеждают проявлять больше такта, потому что за манерами и привычками строго следят. Они обучают нас основам ухаживания и ласкам будуара. Когда мы побеждаем на поле битвы, испытываем ли мы удовлетворение? Нет, мы должны быть вознаграждены признательностью женщин в салонах. Наши величайшие подвиги на поле чести совершаются ради честного имени женщины. Наша поэзия и философия — ничто, если не найдется женской души, которая будет восхищаться, обсуждать, вдохновлять. При отсутствии полной власти их влияние простирается всюду, даже на самые тайные совещания короля. Какой скучной была бы жизнь без них, какой однообразной и жестокой.
— Ах, вы действительно хотели бы, чтобы вами правила женщина?
Этот вопрос задала богато одетая дама с лукавой улыбкой и тонкими морщинками возле глаз — признаками вступления в средний возраст, которую представили как мадам Прадель. Она была на несколько лет моложе своего мужа и пришла одна. Шевалье де Праделя общество не интересовало, он предпочитал отдавать свое время и силы планам строительства большого дома на другом берегу реки, напротив Нового Орлеана. Как и мадам Водрей, мадам Прадель была известна своим пристрастием к молодым мужчинам, особенно если они были не только привлекательны, но и мечтательны.
Арман Мулен сделал стремительный жест.
— А почему нет, если она образованна для своего положения?
— Так говорит восторженная юность. Мужчины постарше опасаются делиться почестями.
Несколько человек запротестовали, Арман провел рукой по завиткам своего парика, прежде чем ответить с искренним смущением:
— Но женщинам редко дают образование для того, чтобы они заняли высокое положение.
— Зачем им беспокоиться об образовании, — вполголоса произнес один из мужчин, — когда существуют более легкие способы достичь его, как у Помпадур?
Мадам Прадель пропустила это замечание мимо ушей, улыбаясь Арману и нежно глядя на него прекрасными глазами.
— То, что вы говорите; верно, но чья вина, что мы так плохо подготовлены, скажите на милость? Сначала к нам приставляют гувернанток или на заре жизни прячут в монастырь, потом упрекают за недостаток светскости. А как только мы входим в общество, нас обвиняют в том, что мы слишком любим мирские удовольствия.
— Ошибочно считать, что женщины необразованны, если их учат лишь немного читать, писать и вышивать, — сказала Сирен.
Ее слова пришлись на короткую паузу и потому прозвучали отчетливо. Она не собиралась делать такое определенное утверждение и несколько смутилась, когда ее голос перекрыл отдаленный гул разговора.
— Что вы имеете в виду? — отвлекшись, спросила мадам Прадель.
— Образование получают путем продолжительного обучения. Учиться нужно по книгам. Женщина, которая умеет читать, как и мужчина, изучающий медицину или право, способна воспринимать важные идеи нашего времени.
— Совершенно верно, — заявил Арман. — Взгляните только на таких женщин, как мадам Тансен или мадам дю Дефан. Люди стекаются в их парижские салоны, потому что это женщины высокого интеллекта, остроумные и глубокие.
Мадам Прадель проницательно глядела на Сирен.
— Ну, а вы, милая? Мне кажется, вы воспитывались не в колонии. Где же вы нашли такой непривычный подход к обучению?
— Меня посылали к урсулинкам в Кемперль, но мысль об образовании путем чтения принадлежит одному мужчине, с которым я знакома.
— Мужчина, — произнесла мадам так, словно это объясняло все.
— Мой… мой опекун, — сказала Сирен, желая подыскать другое слово. Она говорила о Пьере, который сам читал с трудом, но имел четкие убеждения по этому поводу, хотя упоминать здесь его имя было бы глупо.
— Понятно. Я буду иметь в виду то место, о котором вы упомянули, для своих дочерей. Старшая должна вскоре получить образование или выйти замуж, а ее отец не хочет выдавать ее так рано. А кроме нее у нас есть еще две, и их тоже надо устроить.
Даже до Сирен дошли слухи о том, что именно мадам Прадель внушала старшей дочери пойти в монахини, потому что не допускала мысли о ее замужестве, когда та наверняка через год сделает ее бабушкой. Это могло быть правдой. Сирен сказала только:
— Я уверена, вашим дочерям там понравится.
— Так далеко посылать молодую девушку, — сказала маркиза другой женщине. — Конечно, я думаю, есть родственники у Праделя, которые могут позаботиться о ней, помочь завести полезные знакомства.
— Разумеется.
Арман Мулен заговорил снова.
— Надо надеяться, после подписания договора моря станут безопасными от английских каперов (Капер — судно, занимающееся морским разбоем).
— Надо надеяться, все мы будем в безопасности, — вздрогнув, заметила мадам Прадель. — Я никогда в жизни не испытывала такого облегчения. С прошлой зимы — после нападения и смерти бедняги Баби — я почти каждую неделю в ужасе вскакивала с постели по крайней мере дважды за ночь.
Она имела в виду нападение предателей-чокто под предводительством их вождя Красного Мокасина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98