Подойдя к ней, он протянул руку, чтобы помочь ей подняться.
— Пойдем, любовь моя, — сказал он; лицо его было абсолютно невозмутимо. — Выбрали тебя.
Когда наступило утро, Татуированная Рука, Маленькая Перепелка и Элен придали Элиз надлежащий вид. Со склада для нее принесли коричневое с табачным оттенком бархатное платье, украшенное кружевом и золотой вышивкой. Поверх него накинули длинный плащ из тканого лебяжьего пуха с золотыми и красными разводами. Волосы заплели в косы и уложили вокруг головы, закрепив черепаховыми гребнями. Подходящих туфель не было, поэтому пришлось надеть белые свадебные мокасины.
Рено, Большое Солнце и Татуированная Рука научили ее, что сказать французам. Со стены уже размахивали белым полотном — знаком перемирия, свистели тростниковые свистки, гремели барабаны.
В последнюю минуту к Элиз подошел Рено. Некоторое время он молча смотрел на жену, стоявшую перед ним в своем великолепном наряде. Ее кожа за последние дни приобрела легкий золотистый оттенок и была безупречно гладкой; волосы блестели в первых лучах солнца, янтарно-карие глаза смотрели твердо. Она была очень красива в этот момент — мужественная и целеустремленная женщина.
Рено взял ее руку и поднес к губам.
— Я не уверен, что смогу отпустить тебя, — сказал он спокойно, но лицо у него было напряженное и утомленное.
Она посмотрела в темную глубину его глаз, коснулась пальцами ожога от головни, упавшей ему на плечо с горящего дома, когда он помогал его тушить.
— Я вернусь.
— Вернешься ли? А что, если французы не отпустят тебя?
— Они должны это сделать, если хотят спасти остальных пленниц.
— Они могут предпочесть взять их силой. Ты рискуешь.
— Я должна идти — ради всех. Ради твоего народа и моего.
— Если ты не вернешься…
Она крепче сжала его руку.
— Да?
Его глаза засияли, а затем погасли, и в них отразилась бесконечная боль.
— Ты останешься в моем сердце навсегда.
Элиз не верила, что французы не позволят ей вернуться, и все же его слова заставили ее сердце сжаться от муки. Но не успела она заговорить, как вновь оглушительно засвистели камышовые свистки. Из проема в стене форта виднелись голубые мундиры французов, выстроившихся, чтобы встретить посланника. Нельзя было заставлять их ждать. Слезы застилали глаза Элиз, но она высвободила руку и отвернулась. Она одна вышла из форта; легкий ветерок подхватил ее плащ, и он засиял на солнце, как осенняя паутина.
Королевский лейтенант шевалье де Любуа был вежлив, хотя по его взгляду было видно, что ему не понравился ее индейский плащ. Он повел ее в свою палатку командующего и усадил там на табурет. Принесли напитки. Среди собравшихся Элиз узнала Сан-Аманта и с улыбкой кивнула ему. Удобно расположившись на своем походном стуле, потягивая вино, Любуа предложил ей изложить цель визита.
Элиз глубоко вздохнула:
— Мне приказано сказать вам следующее: начезы давно живут и благоденствуют на этой земле. Когда сюда приплыли французы, начезы сказали им: «Приветствуем вас, земли здесь хватит для всех». В долгие зимы, если пищи не хватало, они делились ею с французами, недоедая сами. Начезы приглашали французских солдат в свои деревни, кормили их, давали им кров, и женщины не оставляли их вниманием, развлекаясь с ними как с друзьями.
Взамен французы наградили начезов болезнями белого человека. Применяя силу, они отнимали все, что им не отдавали. Могут сказать, что французы дали индейцам ружья и одеяла. Но зачем начезам ружья, когда они могли добыть себе все необходимое с помощью лука и стрел? Зачем им одеяла, когда их согревают меха животных, а индианки умеют делать чудесное полотно из пуха и волокон тутового дерева?
В последний сезон урожая комендант форта Розали потребовал у начезов лучшие и богатейшие земли, на которых они жили с незапамятных времен. Начезам оставалось только умереть от голода и скитаний холодной зимой, чтобы комендант получил то, что хотел. Тропа дружбы не требует такой жертвы, ее требует только тропа войны. Именно поэтому начезы и вступили на тропу войны. Комендант Шепар мертв, и индейцы больше не имеют претензий к французам. Теперь они хотят жить спокойно, в мире с французами, не поддерживая с ними никаких отношений. Начезы вернут пленных французских женщин и детей, если вы дадите слово, что не будете больше нападать на них и позволите им жить так, как они хотят. В знак согласия с этой просьбой они просят вас отойти от форта на расстояние как минимум трех миль, а они в это время выпустят пленных.
Шевалье де Любуа смотрел на нее в упор, наклонившись вперед и опираясь рукой на колено. Его лицо было непроницаемо и жестко. Когда он заговорил, Элиз показалось, будто он не слышал ничего из того, что она сказала.
— Как, по вашему мнению, мадам Лаффонт, сколько еще продержатся начезы?
— Не могу сказать, — ответила она, не дрогнув.
— Не можете или не хотите? Видите ли, я слышал, что вы стали наложницей Рено Шевалье, поскольку он вас спас. Мы считаем этого человека предателем, но на вас это мнение не распространяется. Вы ему ничем не обязаны. Вы пережили нападение индейцев, имели возможность близко познакомиться с начезами, прекрасно знаете, как они обращаются с французскими пленными. У вас есть ценная для нас информация. Если вы сочувствуете своей родине, своим соотечественникам, вы расскажете нам все, что необходимо.
— Я не военный человек, — ответила она медленно, нащупывая правильный путь. — Что я могу знать о способности воинов выдерживать осаду?
— Я имею в виду не их моральный дух, а запасы продовольствия. Их много? Как обстоят дела с водой? Что они думают о вооружении французов?
— Кажется, еды достаточно, воды тоже.
Это было верно лишь отчасти. Воду без ограничений можно было брать только для питья и тушения пожаров. Люди страдали от того, что не могли как следует мыться, но королевскому лейтенанту знать об этом не следовало.
— А каковы потери среди начезов?
— Кажется, небольшие. Ядра от ваших пушек редко попадают в цель.
Шевалье посмотрел в пол, а потом вновь поднял глаза на нее.
— Откуда же тогда это предложение? Мы были весьма удивлены, увидев белый флаг.
— Я думаю, что начезы действительно хотят жить в мире. Они считают свое нападение на форт Розали ответом на действия Шепара. Это была кровная месть ему за то, что он сделал. Сейчас их чувства удовлетворены. Они думают, что вы здесь потому, что беспокоитесь за своих женщин и детей. Вам их вернут, если вы оставите начезов в покое. Если вы заберете пленных и уйдете, вам с их стороны ничего не будет угрожать.
— Детские рассуждения! Начезы убили сотни наших людей. Губернатор Перье послал во Францию за подкреплением и продовольствием, с тем чтобы подавить это восстание индейцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Пойдем, любовь моя, — сказал он; лицо его было абсолютно невозмутимо. — Выбрали тебя.
Когда наступило утро, Татуированная Рука, Маленькая Перепелка и Элен придали Элиз надлежащий вид. Со склада для нее принесли коричневое с табачным оттенком бархатное платье, украшенное кружевом и золотой вышивкой. Поверх него накинули длинный плащ из тканого лебяжьего пуха с золотыми и красными разводами. Волосы заплели в косы и уложили вокруг головы, закрепив черепаховыми гребнями. Подходящих туфель не было, поэтому пришлось надеть белые свадебные мокасины.
Рено, Большое Солнце и Татуированная Рука научили ее, что сказать французам. Со стены уже размахивали белым полотном — знаком перемирия, свистели тростниковые свистки, гремели барабаны.
В последнюю минуту к Элиз подошел Рено. Некоторое время он молча смотрел на жену, стоявшую перед ним в своем великолепном наряде. Ее кожа за последние дни приобрела легкий золотистый оттенок и была безупречно гладкой; волосы блестели в первых лучах солнца, янтарно-карие глаза смотрели твердо. Она была очень красива в этот момент — мужественная и целеустремленная женщина.
Рено взял ее руку и поднес к губам.
— Я не уверен, что смогу отпустить тебя, — сказал он спокойно, но лицо у него было напряженное и утомленное.
Она посмотрела в темную глубину его глаз, коснулась пальцами ожога от головни, упавшей ему на плечо с горящего дома, когда он помогал его тушить.
— Я вернусь.
— Вернешься ли? А что, если французы не отпустят тебя?
— Они должны это сделать, если хотят спасти остальных пленниц.
— Они могут предпочесть взять их силой. Ты рискуешь.
— Я должна идти — ради всех. Ради твоего народа и моего.
— Если ты не вернешься…
Она крепче сжала его руку.
— Да?
Его глаза засияли, а затем погасли, и в них отразилась бесконечная боль.
— Ты останешься в моем сердце навсегда.
Элиз не верила, что французы не позволят ей вернуться, и все же его слова заставили ее сердце сжаться от муки. Но не успела она заговорить, как вновь оглушительно засвистели камышовые свистки. Из проема в стене форта виднелись голубые мундиры французов, выстроившихся, чтобы встретить посланника. Нельзя было заставлять их ждать. Слезы застилали глаза Элиз, но она высвободила руку и отвернулась. Она одна вышла из форта; легкий ветерок подхватил ее плащ, и он засиял на солнце, как осенняя паутина.
Королевский лейтенант шевалье де Любуа был вежлив, хотя по его взгляду было видно, что ему не понравился ее индейский плащ. Он повел ее в свою палатку командующего и усадил там на табурет. Принесли напитки. Среди собравшихся Элиз узнала Сан-Аманта и с улыбкой кивнула ему. Удобно расположившись на своем походном стуле, потягивая вино, Любуа предложил ей изложить цель визита.
Элиз глубоко вздохнула:
— Мне приказано сказать вам следующее: начезы давно живут и благоденствуют на этой земле. Когда сюда приплыли французы, начезы сказали им: «Приветствуем вас, земли здесь хватит для всех». В долгие зимы, если пищи не хватало, они делились ею с французами, недоедая сами. Начезы приглашали французских солдат в свои деревни, кормили их, давали им кров, и женщины не оставляли их вниманием, развлекаясь с ними как с друзьями.
Взамен французы наградили начезов болезнями белого человека. Применяя силу, они отнимали все, что им не отдавали. Могут сказать, что французы дали индейцам ружья и одеяла. Но зачем начезам ружья, когда они могли добыть себе все необходимое с помощью лука и стрел? Зачем им одеяла, когда их согревают меха животных, а индианки умеют делать чудесное полотно из пуха и волокон тутового дерева?
В последний сезон урожая комендант форта Розали потребовал у начезов лучшие и богатейшие земли, на которых они жили с незапамятных времен. Начезам оставалось только умереть от голода и скитаний холодной зимой, чтобы комендант получил то, что хотел. Тропа дружбы не требует такой жертвы, ее требует только тропа войны. Именно поэтому начезы и вступили на тропу войны. Комендант Шепар мертв, и индейцы больше не имеют претензий к французам. Теперь они хотят жить спокойно, в мире с французами, не поддерживая с ними никаких отношений. Начезы вернут пленных французских женщин и детей, если вы дадите слово, что не будете больше нападать на них и позволите им жить так, как они хотят. В знак согласия с этой просьбой они просят вас отойти от форта на расстояние как минимум трех миль, а они в это время выпустят пленных.
Шевалье де Любуа смотрел на нее в упор, наклонившись вперед и опираясь рукой на колено. Его лицо было непроницаемо и жестко. Когда он заговорил, Элиз показалось, будто он не слышал ничего из того, что она сказала.
— Как, по вашему мнению, мадам Лаффонт, сколько еще продержатся начезы?
— Не могу сказать, — ответила она, не дрогнув.
— Не можете или не хотите? Видите ли, я слышал, что вы стали наложницей Рено Шевалье, поскольку он вас спас. Мы считаем этого человека предателем, но на вас это мнение не распространяется. Вы ему ничем не обязаны. Вы пережили нападение индейцев, имели возможность близко познакомиться с начезами, прекрасно знаете, как они обращаются с французскими пленными. У вас есть ценная для нас информация. Если вы сочувствуете своей родине, своим соотечественникам, вы расскажете нам все, что необходимо.
— Я не военный человек, — ответила она медленно, нащупывая правильный путь. — Что я могу знать о способности воинов выдерживать осаду?
— Я имею в виду не их моральный дух, а запасы продовольствия. Их много? Как обстоят дела с водой? Что они думают о вооружении французов?
— Кажется, еды достаточно, воды тоже.
Это было верно лишь отчасти. Воду без ограничений можно было брать только для питья и тушения пожаров. Люди страдали от того, что не могли как следует мыться, но королевскому лейтенанту знать об этом не следовало.
— А каковы потери среди начезов?
— Кажется, небольшие. Ядра от ваших пушек редко попадают в цель.
Шевалье посмотрел в пол, а потом вновь поднял глаза на нее.
— Откуда же тогда это предложение? Мы были весьма удивлены, увидев белый флаг.
— Я думаю, что начезы действительно хотят жить в мире. Они считают свое нападение на форт Розали ответом на действия Шепара. Это была кровная месть ему за то, что он сделал. Сейчас их чувства удовлетворены. Они думают, что вы здесь потому, что беспокоитесь за своих женщин и детей. Вам их вернут, если вы оставите начезов в покое. Если вы заберете пленных и уйдете, вам с их стороны ничего не будет угрожать.
— Детские рассуждения! Начезы убили сотни наших людей. Губернатор Перье послал во Францию за подкреплением и продовольствием, с тем чтобы подавить это восстание индейцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94