Ведь даже если она уничтожит их, ничего не изменится. Карр все равно сможет...
– Фиа, умоляю! Тебе ничего не нужно, чтобы получить Брамбл-Хаус. Неужели твое положение настолько безнадежно, что ты готова последовать по стопам отца? Это же низко, гнусно даже думать об этом. В этом нет нужды.
Фиа смотрела на Томаса, видела ужас в его глазах и чувствовала отзвуки этого ужаса в себе. Он прав. Он прав, что пришел в ужас. Она ведь действительно едва не последовала примеру отца. И не важно, что ею двигало.
– Не надо, пожалуйста, не надо, – тихо-тихо произнесла Фиа.
– Я верну тебе Брамбл-Хаус, Фиа, – пообещал Томас.
– Вернешь мне Брамбл-Хаус? – машинально переспросила она.
Томас взял ее за руку. Она не сопротивлялась. Ей казалось, что силы покинули ее, она опустошена, осталась только внешняя оболочка.
– Да, – подтвердил Томас, с тревогой глядя на нее. – Когда твой отец был у меня, он угрожал, что сообщит властям обо мне, если я не выполню его требований. Он также рассказал мне о Брамбл-Хаусе и о том, как обманул Макфарлена и завладел его усадьбой и как ты надеялась получить ее назад с помощью Джеймса Бартона. Фиа, он издевался над вашим планом! А потом рассказал мне о Кее.
– Кей, да, – безжизненно выдохнула Фиа.
– Знаешь, мне была невыносима мысль о том, что Карр отнимет у этого юноши то, что принадлежит ему по праву рождения. Поэтому я сказал, что соглашусь на любые предложения Карра, но при одном условии: он отдаст мне Брамбл-Хаус и подпишет все необходимые бумаги. Ведь ему-то усадьба не нужна. Для него она что-то значит только потому, что ты хотела владеть ею. Он полагал, что от меня эта усадьба никогда не попадет в твои руки.
– Ты не говорил мне об этом, – укорила его Фиа. Конечно, не говорил, он просто не доверял ей, и на то у него были серьезные причины.
– Я хотел передать поместье юноше, но если ты сейчас уничтожишь эти бумаги, клянусь, оно будет твоим.
Фиа отдернула руку, Томас легко отпустил ее. Она повернулась и пристально посмотрела ему в глаза. Потом закрыла глаза и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Где же ее хваленое самообладание?
– Мы не можем сжечь эти бумага, – проговорила она, наконец, с трудом. Она вспомнила, как в детстве мечтала, что все это закончится, как в волшебной сказке, что высокий, сильный, темноволосый красавец капитан увезет ее и они счастливо заживут.
– О Фиа! – В этих двух коротких словах выразилось все его разочарование. Они прозвучали как смертный приговор.
– Я никогда не хотела Брамбл-Хаус для себя, – объяснила Фиа. – Мы с Джеймсом собирались передать его Кею.
– Это правда?
– Да, – подтвердила она. Он внимательно смотрел на нее, сначала с удивлением, потом с надеждой, наконец, в глазах его засветилась радость.
– О Фиа! – повторил он и сделал шаг по направлению к ней. Она сделала шаг назад.
– Ты можешь, конечно, проверить истинность моих слов у Джеймса Бартона.
– У Джеймса? – Он остановился, озадаченный. – Но мне не надо...
– Мне бы хотелось, чтобы ты убедился, что я говорю правду. Я хочу, чтобы ты знал: я никогда не стремилась к личному обогащению. Я никогда не втягивала Джеймса ни в какие опасные авантюры, я только хотела вернуть Брамбл-Хаус Кею.
– Конечно, Фиа, конечно.
Фиа не сдержала горькой улыбки. И тогда Томас, наконец, все понял.
– Фиа, пожалуйста! Откуда мне было знать о ваших планах... – Он смотрел на Фиа и чувствовал, как она отдаляется от него. Страшная тревога охватила Томаса. – Фиа, пожалуйста! Я люблю тебя!
Она сжалась, лицо ее по-прежнему оставалось непроницаемым.
Томасу показалось, что земля разверзлась у него под ногами и он смотрит в черную пропасть, стоя на самом краю.
– Фиа, пожалуйста! Ты не можешь осуждать меня за эту ошибку. Ты не можешь отбросить то, что было у нас с тобой, лишь потому, что я сомневался в твоих побуждениях. – В голосе у него зазвучал гнев. – Ты же сама все время говорила, что тебе нужен этот дом. Ты ни разу даже не намекнула, что хочешь его не для себя, а для Кея. Фиа, не суди меня строго, я не знал, умоляю тебя.
– Я совсем не осуждаю тебя, – сказала она, словно отгородившись невидимой стеной.
– Черт побери! Еще как осуждаешь. Осуждаешь и приговор уже вынесла. И всего лишь за то, что я подумал так, как на моем месте подумал бы любой, да и как я мог думать иначе. Ты же дочь Карра. Ради всего святого!
Фиа вздрогнула, словно услышала смертный приговор. Словно что-то хрупкое разбилось у нее внутри, что она хотела защитить, но слишком поздно поняла, что не сумела.
– Ты прав, – пробормотала она. – Иначе думать ты не мог.
Томас схватил ее за плечи, этот жест был полон отчаяния. Он хотел еще и еще раз сказать, что любит ее, но не стал молить о чувстве, которое она, возможно, не испытывала. Он встряхнул Фиа, но ее словно не было рядом, словно она уже ушла, и виноват в этом только он.
– За что ты наказываешь меня, Фиа? Что я сказал, что сделал такое непростительное?
Печаль Фиа была столь же огромной, как боль Томаса. Она нежно прикоснулась к его щеке.
– Я не наказываю тебя. Я просто хочу избавить нас обоих от еще большего страдания.
– Разве бывает хуже? – прокричал Томас.
– Ты не сделал ничего непростительного. Непростительна я сама, и не из-за того, что сделала, – она грустно улыбнулась, – а просто из-за того, кто я. Ты же сам сказал, я – дочь Карра. Разве ты сможешь когда-нибудь доверять мне?
– Боже правый, Фиа, – Томас в отчаянии подбирал слова, – мне все равно, мне плевать, что ты дочь Карра.
– Нет, это не так, – произнесла она с поразительной твердостью. – Ты всегда будешь помнить об этом. Ты можешь забыть на какое-то время, ты можешь притвориться, что забыл. Но каждый раз, когда у тебя появится хоть тень сомнения, ты будешь вспоминать об этом.
– Нет, – покачал он головой, – клянусь, нет.
– Да, – отозвалась Фиа. – И ты прав, потому что я сама не раз говорила себе то же самое. Я размышляла об этом всегда, ждала с самого детства, проявится ли во мне как-нибудь его кровь, черная кровь убийцы. Я действительно дочь Карра, Томас. Я навсегда останусь ею, и ты никогда не сможешь это забыть. И не должен забывать. И я не смогу, не забуду. Даже здесь, сейчас ты был прав, когда стал подозревать, что я собираюсь делать с этими бумагами. Моим первым желанием было не уничтожить их, как сразу предложил ты, а сохранить и использовать для того, чтобы добиться собственной свободы. Видишь, я не могу... – Наконец она не выдержала, голос ее дрогнул, но самообладание тут же вернулось к ней. – Я не могу приговорить тебя к жизни, в которой ты будешь вынужден все время следить за мной. Томас, заверяю тебя, я не принадлежу к числу хороших женщин, я в этом абсолютно уверена. Видишь, я нашла себе старого вдовца и женила на себе. И все ради дома, земли и денег, а когда узнала, что у него есть наследники, я возненавидела их за то, что они испортили весь мой замысел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Фиа, умоляю! Тебе ничего не нужно, чтобы получить Брамбл-Хаус. Неужели твое положение настолько безнадежно, что ты готова последовать по стопам отца? Это же низко, гнусно даже думать об этом. В этом нет нужды.
Фиа смотрела на Томаса, видела ужас в его глазах и чувствовала отзвуки этого ужаса в себе. Он прав. Он прав, что пришел в ужас. Она ведь действительно едва не последовала примеру отца. И не важно, что ею двигало.
– Не надо, пожалуйста, не надо, – тихо-тихо произнесла Фиа.
– Я верну тебе Брамбл-Хаус, Фиа, – пообещал Томас.
– Вернешь мне Брамбл-Хаус? – машинально переспросила она.
Томас взял ее за руку. Она не сопротивлялась. Ей казалось, что силы покинули ее, она опустошена, осталась только внешняя оболочка.
– Да, – подтвердил Томас, с тревогой глядя на нее. – Когда твой отец был у меня, он угрожал, что сообщит властям обо мне, если я не выполню его требований. Он также рассказал мне о Брамбл-Хаусе и о том, как обманул Макфарлена и завладел его усадьбой и как ты надеялась получить ее назад с помощью Джеймса Бартона. Фиа, он издевался над вашим планом! А потом рассказал мне о Кее.
– Кей, да, – безжизненно выдохнула Фиа.
– Знаешь, мне была невыносима мысль о том, что Карр отнимет у этого юноши то, что принадлежит ему по праву рождения. Поэтому я сказал, что соглашусь на любые предложения Карра, но при одном условии: он отдаст мне Брамбл-Хаус и подпишет все необходимые бумаги. Ведь ему-то усадьба не нужна. Для него она что-то значит только потому, что ты хотела владеть ею. Он полагал, что от меня эта усадьба никогда не попадет в твои руки.
– Ты не говорил мне об этом, – укорила его Фиа. Конечно, не говорил, он просто не доверял ей, и на то у него были серьезные причины.
– Я хотел передать поместье юноше, но если ты сейчас уничтожишь эти бумаги, клянусь, оно будет твоим.
Фиа отдернула руку, Томас легко отпустил ее. Она повернулась и пристально посмотрела ему в глаза. Потом закрыла глаза и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Где же ее хваленое самообладание?
– Мы не можем сжечь эти бумага, – проговорила она, наконец, с трудом. Она вспомнила, как в детстве мечтала, что все это закончится, как в волшебной сказке, что высокий, сильный, темноволосый красавец капитан увезет ее и они счастливо заживут.
– О Фиа! – В этих двух коротких словах выразилось все его разочарование. Они прозвучали как смертный приговор.
– Я никогда не хотела Брамбл-Хаус для себя, – объяснила Фиа. – Мы с Джеймсом собирались передать его Кею.
– Это правда?
– Да, – подтвердила она. Он внимательно смотрел на нее, сначала с удивлением, потом с надеждой, наконец, в глазах его засветилась радость.
– О Фиа! – повторил он и сделал шаг по направлению к ней. Она сделала шаг назад.
– Ты можешь, конечно, проверить истинность моих слов у Джеймса Бартона.
– У Джеймса? – Он остановился, озадаченный. – Но мне не надо...
– Мне бы хотелось, чтобы ты убедился, что я говорю правду. Я хочу, чтобы ты знал: я никогда не стремилась к личному обогащению. Я никогда не втягивала Джеймса ни в какие опасные авантюры, я только хотела вернуть Брамбл-Хаус Кею.
– Конечно, Фиа, конечно.
Фиа не сдержала горькой улыбки. И тогда Томас, наконец, все понял.
– Фиа, пожалуйста! Откуда мне было знать о ваших планах... – Он смотрел на Фиа и чувствовал, как она отдаляется от него. Страшная тревога охватила Томаса. – Фиа, пожалуйста! Я люблю тебя!
Она сжалась, лицо ее по-прежнему оставалось непроницаемым.
Томасу показалось, что земля разверзлась у него под ногами и он смотрит в черную пропасть, стоя на самом краю.
– Фиа, пожалуйста! Ты не можешь осуждать меня за эту ошибку. Ты не можешь отбросить то, что было у нас с тобой, лишь потому, что я сомневался в твоих побуждениях. – В голосе у него зазвучал гнев. – Ты же сама все время говорила, что тебе нужен этот дом. Ты ни разу даже не намекнула, что хочешь его не для себя, а для Кея. Фиа, не суди меня строго, я не знал, умоляю тебя.
– Я совсем не осуждаю тебя, – сказала она, словно отгородившись невидимой стеной.
– Черт побери! Еще как осуждаешь. Осуждаешь и приговор уже вынесла. И всего лишь за то, что я подумал так, как на моем месте подумал бы любой, да и как я мог думать иначе. Ты же дочь Карра. Ради всего святого!
Фиа вздрогнула, словно услышала смертный приговор. Словно что-то хрупкое разбилось у нее внутри, что она хотела защитить, но слишком поздно поняла, что не сумела.
– Ты прав, – пробормотала она. – Иначе думать ты не мог.
Томас схватил ее за плечи, этот жест был полон отчаяния. Он хотел еще и еще раз сказать, что любит ее, но не стал молить о чувстве, которое она, возможно, не испытывала. Он встряхнул Фиа, но ее словно не было рядом, словно она уже ушла, и виноват в этом только он.
– За что ты наказываешь меня, Фиа? Что я сказал, что сделал такое непростительное?
Печаль Фиа была столь же огромной, как боль Томаса. Она нежно прикоснулась к его щеке.
– Я не наказываю тебя. Я просто хочу избавить нас обоих от еще большего страдания.
– Разве бывает хуже? – прокричал Томас.
– Ты не сделал ничего непростительного. Непростительна я сама, и не из-за того, что сделала, – она грустно улыбнулась, – а просто из-за того, кто я. Ты же сам сказал, я – дочь Карра. Разве ты сможешь когда-нибудь доверять мне?
– Боже правый, Фиа, – Томас в отчаянии подбирал слова, – мне все равно, мне плевать, что ты дочь Карра.
– Нет, это не так, – произнесла она с поразительной твердостью. – Ты всегда будешь помнить об этом. Ты можешь забыть на какое-то время, ты можешь притвориться, что забыл. Но каждый раз, когда у тебя появится хоть тень сомнения, ты будешь вспоминать об этом.
– Нет, – покачал он головой, – клянусь, нет.
– Да, – отозвалась Фиа. – И ты прав, потому что я сама не раз говорила себе то же самое. Я размышляла об этом всегда, ждала с самого детства, проявится ли во мне как-нибудь его кровь, черная кровь убийцы. Я действительно дочь Карра, Томас. Я навсегда останусь ею, и ты никогда не сможешь это забыть. И не должен забывать. И я не смогу, не забуду. Даже здесь, сейчас ты был прав, когда стал подозревать, что я собираюсь делать с этими бумагами. Моим первым желанием было не уничтожить их, как сразу предложил ты, а сохранить и использовать для того, чтобы добиться собственной свободы. Видишь, я не могу... – Наконец она не выдержала, голос ее дрогнул, но самообладание тут же вернулось к ней. – Я не могу приговорить тебя к жизни, в которой ты будешь вынужден все время следить за мной. Томас, заверяю тебя, я не принадлежу к числу хороших женщин, я в этом абсолютно уверена. Видишь, я нашла себе старого вдовца и женила на себе. И все ради дома, земли и денег, а когда узнала, что у него есть наследники, я возненавидела их за то, что они испортили весь мой замысел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73