Пока они шли к машине, Жан-Реми не произнес ни слова, чтобы Ален мог обругать его, если хочет. Немолодой человек лишь коротко шепотом спросил:
– Зачем ты пришел?
– Если гора не идет к Магомету…
Они в нерешительности остановились возле машины. Наконец Ален отошел на несколько шагов, в тень деревьев. Жан-Реми последовал за ним и, чуть не налетев на него, торопливо взял за плечо.
– Не исчезай на недели, это невыносимо, – сквозь зубы проговорил он. – Ты мог бы…
– Я делаю то, что хочу, – сухо отрезал Ален. – Ты же уезжал в Европу!
– У меня есть обязательства… Мне надо было работать, и еще я надеялся, что так время пройдет быстрее.
– И что?
Вызывающий тон вывел Жана-Реми из себя, но он нашел в себе силы спокойно ответить:
– Я очень скучал по тебе. Поедем со мной, скоро я уезжаю в Севилью…
– Ты, что, смеешься? – зло спросил Ален.
Они были увлечены и не услышали легкие шаги Даниэля, который остановился в нескольких метрах от них. В руках у молодого человека был портсигар, забытый Жаном-Реми на патио. С крыльца он увидел, что машина художника еще тут, заспешил, но теперь, ошеломленный, остановился. Он различал две фигуры, улавливал сердитые интонации – это походило на ссору. Белая рубашка Алена и светлая куртка Жана-Реми были заметны в темноте, а Даниэля скрывала машина.
– …ненавижу ложь! Если ты стыдишься того, что делаешь, то остановись!
– Отлично! Ловлю тебя на слове!
Все еще не двигаясь, Даниэль пытался понять, из-за чего этот странный спор. Его разбирало любопытство, но он не хотел быть нескромным и собрался было уйти, когда Жан-Реми стал трясти Алена за плечи, заставив отступить к дереву. Даниэль решил, что они станут драться, но наступила тишина, длившаяся так долго, что он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Крадучись, Даниэль направился к лужайке. Трава зашелестела под его туфлями, он ускорил шаг, обогнул дом и вошел через кухню. Одетта заканчивала мыть посуду. Рассеянно улыбнувшись кухарке, Даниэль вышел в холл и, прыгая через ступеньки, понесся в комнату Винсена. Этот секрет Даниэль не мог держать при себе: он был слишком абсурдный, слишком уродливый, надо было немедленно поговорить с братом.
– Ну почему же, я рад тебя слышать, – сказал Шарль, плечом прижимая трубку к щеке.
Прикурив сигарету, он теребил зажигалку, а Сильви на другом конце провода продолжала:
– Мы приехали сюда на неделю, отдохнуть, сейчас Стюарт опять вернулся в Нью-Йорк. Так что я одна наслаждаюсь бассейном, кухней…
– Тебе грех жаловаться! Осто-де-Боманьер – это рай!
– Адская долина не может быть раем, сам подумай, – шутливо ответила она.
– Так тебе скучно?
– Нет, но если бы ты пообедал или поужинал со мной…
Она замолчала, он не стал нарушать тишину и как-то ей помогать. В раскрытое окно он заметил Алена, тот шел по аллее с маленьким Сирилом на плече.
– Шарль, я буду рада провести с тобой пару часов, – наконец призналась она.
«Ты» получалось у нее само собой, как будто замужество придало молодой женщине больше уверенности.
– Я тоже, – нежно произнес он.
И прикусил губу, удивленный собственной слабостью. Звонок Сильви неожиданно обрадовал его, однако он испытывал чувство вины. За то, что по-прежнему желал ее, что любил ее голос, что не смог отказать в свидании, которое она предложила с деланной непринужденностью. Последний раз, когда он обнимал ее, она еще не была женой Стюарта, а он повел себя, как последний мерзавец. Он думал, что если они перестанут видеться, она разлюбит его, перестанет желать, но не вышло.
– Так когда? Сегодня? Завтра? – нерешительно спросила она.
Сильви волновалась не меньше Шарля, удивилась, что не получила категорического отказа, и при мысли, что снова увидит его, уже сходила с ума.
– Сегодня, – пробормотал он.
Снова повисла тишина. Сделав последнюю затяжку, Шарль аккуратно затушил сигарету. Когда она снова заговорила, ей хватило хладнокровия на почти непринужденный тон.
– Приезжай к вечеру, если хочешь искупаться, это так здорово…
Он назначил свидание на восемнадцать часов и, повесив трубку, затуманенным взглядом долго смотрел на телефон. Плавать, разговаривать, есть вместе с ней – этого ли он хотел? А может быть, ему хотелось превратить ее в неверную жену, чтобы она терзалась еще больше? Ему хватило честности не жениться на ней, почему же теперь он был готов все испортить?
В дверь осторожно постучали, Шарль поднял голову: Винсен вошел или скорее проскользнул внутрь, виновато улыбаясь.
– Я не помешал тебе, папа?
– Нет, совсем не помешал, – Шарль постарался сказать это как можно мягче.
Вчера Даниэль провел больше часа в этой комнате и слушал, как отец рассуждал о его будущем. Винсен под руководством мэтра уже почти закончил учебу и определился: он будет судьей.
– В общем… – начал юноша. – Я… ну, есть кое-что очень близкое моему сердцу, любимое… я хотел бы с тобой обсудить.
Крайне смущенный, он стоял, вцепившись в спинку кресла, отец знаком предложил ему сесть.
– Как тебе известно, папа, я встретил девушку.
– Правда? Хорошо! – подбодрил Шарль. – В твои годы я встречался уже со многими девушками.
Винсен силился улыбнуться, но получилась лишь жалкая гримаса: он мучился и никак не мог сформулировать свое признание.
– Ее зовут Магали, – уточнил он.
– Красивое имя. Она местная?
– Да.
– Я знаком с ее семьей?
– Нет… то есть да. Дай я сначала объясню.
Серые глаза сына в безысходной тоске неотрывно смотрели на Шарля, и он нахмурился, предчувствуя новые неприятности.
– Я очень… очень привязан к ней. Я влюблен.
– Давно?
– Уже почти два года. Заинтригованный Шарль посмотрел на сына.
– Даже так? Ну, что тебе сказать… У тебя были девушки до нее?
– Ничего стоящего.
– Понятно. Продолжай.
Опустив голову, Винсен глубоко вздохнул и одним духом выпалил:
– Я хочу просить ее руки.
– Ты, что, шутишь?
Ответ прозвучал слишком быстро и был слишком резок; Шарль тут же поправился:
– Ты еще очень молод, Винсен.
– Нет, папа… я уверен в себе… я…
– Об этом не может быть и речи!
Шарль поднялся, закрыл окно и остановился перед креслом сына.
– Посмотри на меня, пожалуйста. Вчера я объяснял кое-что твоему брату, вижу, тебе тоже нужен урок. Не стоит повторять ошибки ваших кузенов во главе с Аленом! Даже Мари, и та уничтожила свои шансы на счастье во имя какой-то независимости. А независимость связывает куда сильнее, чем условности. Тебе надо закончить учебу, заняться карьерой, ты…
– Сколько тебе было, когда ты женился на маме? В замешательстве Шарль замолчал и отвернулся.
Никогда сыновья не говорили с ним о Юдифи. Может, из уважения к его горю, может, потому, что воспоминание о матери было и для них болезненным. Для Шарля было мучительно услышать слово «мама» из уст Винсена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Зачем ты пришел?
– Если гора не идет к Магомету…
Они в нерешительности остановились возле машины. Наконец Ален отошел на несколько шагов, в тень деревьев. Жан-Реми последовал за ним и, чуть не налетев на него, торопливо взял за плечо.
– Не исчезай на недели, это невыносимо, – сквозь зубы проговорил он. – Ты мог бы…
– Я делаю то, что хочу, – сухо отрезал Ален. – Ты же уезжал в Европу!
– У меня есть обязательства… Мне надо было работать, и еще я надеялся, что так время пройдет быстрее.
– И что?
Вызывающий тон вывел Жана-Реми из себя, но он нашел в себе силы спокойно ответить:
– Я очень скучал по тебе. Поедем со мной, скоро я уезжаю в Севилью…
– Ты, что, смеешься? – зло спросил Ален.
Они были увлечены и не услышали легкие шаги Даниэля, который остановился в нескольких метрах от них. В руках у молодого человека был портсигар, забытый Жаном-Реми на патио. С крыльца он увидел, что машина художника еще тут, заспешил, но теперь, ошеломленный, остановился. Он различал две фигуры, улавливал сердитые интонации – это походило на ссору. Белая рубашка Алена и светлая куртка Жана-Реми были заметны в темноте, а Даниэля скрывала машина.
– …ненавижу ложь! Если ты стыдишься того, что делаешь, то остановись!
– Отлично! Ловлю тебя на слове!
Все еще не двигаясь, Даниэль пытался понять, из-за чего этот странный спор. Его разбирало любопытство, но он не хотел быть нескромным и собрался было уйти, когда Жан-Реми стал трясти Алена за плечи, заставив отступить к дереву. Даниэль решил, что они станут драться, но наступила тишина, длившаяся так долго, что он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Крадучись, Даниэль направился к лужайке. Трава зашелестела под его туфлями, он ускорил шаг, обогнул дом и вошел через кухню. Одетта заканчивала мыть посуду. Рассеянно улыбнувшись кухарке, Даниэль вышел в холл и, прыгая через ступеньки, понесся в комнату Винсена. Этот секрет Даниэль не мог держать при себе: он был слишком абсурдный, слишком уродливый, надо было немедленно поговорить с братом.
– Ну почему же, я рад тебя слышать, – сказал Шарль, плечом прижимая трубку к щеке.
Прикурив сигарету, он теребил зажигалку, а Сильви на другом конце провода продолжала:
– Мы приехали сюда на неделю, отдохнуть, сейчас Стюарт опять вернулся в Нью-Йорк. Так что я одна наслаждаюсь бассейном, кухней…
– Тебе грех жаловаться! Осто-де-Боманьер – это рай!
– Адская долина не может быть раем, сам подумай, – шутливо ответила она.
– Так тебе скучно?
– Нет, но если бы ты пообедал или поужинал со мной…
Она замолчала, он не стал нарушать тишину и как-то ей помогать. В раскрытое окно он заметил Алена, тот шел по аллее с маленьким Сирилом на плече.
– Шарль, я буду рада провести с тобой пару часов, – наконец призналась она.
«Ты» получалось у нее само собой, как будто замужество придало молодой женщине больше уверенности.
– Я тоже, – нежно произнес он.
И прикусил губу, удивленный собственной слабостью. Звонок Сильви неожиданно обрадовал его, однако он испытывал чувство вины. За то, что по-прежнему желал ее, что любил ее голос, что не смог отказать в свидании, которое она предложила с деланной непринужденностью. Последний раз, когда он обнимал ее, она еще не была женой Стюарта, а он повел себя, как последний мерзавец. Он думал, что если они перестанут видеться, она разлюбит его, перестанет желать, но не вышло.
– Так когда? Сегодня? Завтра? – нерешительно спросила она.
Сильви волновалась не меньше Шарля, удивилась, что не получила категорического отказа, и при мысли, что снова увидит его, уже сходила с ума.
– Сегодня, – пробормотал он.
Снова повисла тишина. Сделав последнюю затяжку, Шарль аккуратно затушил сигарету. Когда она снова заговорила, ей хватило хладнокровия на почти непринужденный тон.
– Приезжай к вечеру, если хочешь искупаться, это так здорово…
Он назначил свидание на восемнадцать часов и, повесив трубку, затуманенным взглядом долго смотрел на телефон. Плавать, разговаривать, есть вместе с ней – этого ли он хотел? А может быть, ему хотелось превратить ее в неверную жену, чтобы она терзалась еще больше? Ему хватило честности не жениться на ней, почему же теперь он был готов все испортить?
В дверь осторожно постучали, Шарль поднял голову: Винсен вошел или скорее проскользнул внутрь, виновато улыбаясь.
– Я не помешал тебе, папа?
– Нет, совсем не помешал, – Шарль постарался сказать это как можно мягче.
Вчера Даниэль провел больше часа в этой комнате и слушал, как отец рассуждал о его будущем. Винсен под руководством мэтра уже почти закончил учебу и определился: он будет судьей.
– В общем… – начал юноша. – Я… ну, есть кое-что очень близкое моему сердцу, любимое… я хотел бы с тобой обсудить.
Крайне смущенный, он стоял, вцепившись в спинку кресла, отец знаком предложил ему сесть.
– Как тебе известно, папа, я встретил девушку.
– Правда? Хорошо! – подбодрил Шарль. – В твои годы я встречался уже со многими девушками.
Винсен силился улыбнуться, но получилась лишь жалкая гримаса: он мучился и никак не мог сформулировать свое признание.
– Ее зовут Магали, – уточнил он.
– Красивое имя. Она местная?
– Да.
– Я знаком с ее семьей?
– Нет… то есть да. Дай я сначала объясню.
Серые глаза сына в безысходной тоске неотрывно смотрели на Шарля, и он нахмурился, предчувствуя новые неприятности.
– Я очень… очень привязан к ней. Я влюблен.
– Давно?
– Уже почти два года. Заинтригованный Шарль посмотрел на сына.
– Даже так? Ну, что тебе сказать… У тебя были девушки до нее?
– Ничего стоящего.
– Понятно. Продолжай.
Опустив голову, Винсен глубоко вздохнул и одним духом выпалил:
– Я хочу просить ее руки.
– Ты, что, шутишь?
Ответ прозвучал слишком быстро и был слишком резок; Шарль тут же поправился:
– Ты еще очень молод, Винсен.
– Нет, папа… я уверен в себе… я…
– Об этом не может быть и речи!
Шарль поднялся, закрыл окно и остановился перед креслом сына.
– Посмотри на меня, пожалуйста. Вчера я объяснял кое-что твоему брату, вижу, тебе тоже нужен урок. Не стоит повторять ошибки ваших кузенов во главе с Аленом! Даже Мари, и та уничтожила свои шансы на счастье во имя какой-то независимости. А независимость связывает куда сильнее, чем условности. Тебе надо закончить учебу, заняться карьерой, ты…
– Сколько тебе было, когда ты женился на маме? В замешательстве Шарль замолчал и отвернулся.
Никогда сыновья не говорили с ним о Юдифи. Может, из уважения к его горю, может, потому, что воспоминание о матери было и для них болезненным. Для Шарля было мучительно услышать слово «мама» из уст Винсена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76