Он понял, что лиственная завеса будет служить защитой зеркала от жестоко палящего солнца.
Данте вытащил из-за пазухи довольно неуклюжий пакет, сооруженный из кактуса и написанного им письма, и положил его на край камня так, чтобы не нарушилось его равновесие. Между стволами деревьев через листву уже пробивался солнечный свет, и Глориана, прижав край зеркала к своему бедру, стала изменять угол его наклона, чтобы поймать луч, а когда поймала, то повела солнечный зайчик по земле к камню и наконец остановила его на бумажном пакете.
– Он сейчас загорится, – проговорила она.
– Не шевелись, Глориана.
Она продолжала удерживать зеркало. Края бумаги стали оранжевыми.
– Он может вспыхнуть в любую секунду, – повторила она.
– Не шевелись!
– Я не хочу так долго держать зеркало на солнце. Угол бумажной обертки развернулся от жара, и на его вершине заплясал крохотный язычок пламени. Пакет неожиданно дрогнул и перекатился на другой бок, заглушая пламя.
– Не двигайся, Глориана, – снова напомнил Данте, когда она сильно качнулась и потеряла луч.
Она сфокусировала его снова и на этот раз стояла так же твердо, как камень с его пакетом. Пакет начал тлеть. Задрожал. Покатился по камню. И с резким шипящим звуком исчез из глаз.
Их взгляды встретились. Ее глаза были унылыми, как лужа океанской воды, оставшаяся на прибрежном песке после отлива, словно весь их свет был истрачен на колдовское таинство.
Глориана повернула зеркало стеклом к себе и побежала обратно к своему фургону.
Интерлюдия
Мортлейк, Англия, 1566 год
Леди Изабел Кромптон с пронзительным криком откинулась от волшебного зеркала на спинку кресла и сникла, охваченная смертельной слабостью.
Хотя такие обмороки были обычным явлением при общении с зеркалом Джона Ди, другие придворные дамы Елизаветы, дрожа от страха, в молчании вцепились друг в друга, так что было слышно только, как стучали их зубы. Ди подозревал, что это молчание объяснялось в основном частыми посещениями Елизаветой своих дам. Говорили, что секреты, которые они при этом узнавали, потрясали их настолько, что разумному обсуждению просто не поддавались.
У королевы вырвался вздох раздражения:
– Бога ради, Ди, впустите немного света в эту проклятую комнату, чтобы можно было помочь Изабел.
– Нет, ваше величество… зеркало…
– Черт бы побрал ваше зеркало! Оно испортило мне весь день!
Елизавета никогда не говорила ему, что именно хотела увидеть, впиваясь глазами в его волшебное зеркало. В такие минуты он не знал, как смирить ее ярость.
– Солнечный свет для него опасен.
– Ваша королева приказывает вам открыть ставни. Слуга Ди поспешил повиноваться королеве, даже не взглянув на своего хозяина. Доктор судорожно сглотнул. Елизавета стояла слишком близко к волшебному зеркалу.
– Тогда, ваше величество, отойдите в сторону, если не хотите, чтобы оно перенесло вас… – Он прикусил язык, чтобы не выпалить всю правду.
– Чтобы оно перенесло меня куда? – спросила королева, привыкшая сама выбирать для себя место назначения.
– К… к врачам, ваше величество, с бесчисленными порезами на вашей прекрасной коже в случае, если зеркало разлетится вдребезги.
Тонкие губы королевы сжались еще плотнее:
– Тогда я ухожу, чтобы не быть в поле зрения этого отвратительного куска стекла. Поговорим в вашем кабинете, доктор Ди. Наедине.
Они оставили дам, сгрудившихся вокруг лежащей навзничь леди Изабел, размахивавших горелыми перьями перед ее носом и потчевавших ее разными приводящими в сознание снадобьями, с которыми женщины никогда не расстаются.
– Простите мне мою несдержанность, Джон. – Ди насторожился: дурное предзнаменование, если она назвала его по имени. – Я смотрела в ваше зеркало, надеясь увидеть лицо человека, чье имя могла бы назвать, чтобы успокоить этих глупцов, требующих моего замужества. И не увидела ровно ничего.
Елизавета совсем не по-королевски плюхнулась в любимое кресло Ди. Тот машинально склонил голову в знак прощения, которого она от него всегда ожидала.
Ее, казалось, мало трогало, прощал он ее или нет.
– Мне не по себе от всех этих стычек с парламентом. Эти идиоты имеют наглость заявлять, что прекратят выплату мне жалованья, если я раз и навсегда не улажу вопрос о браке.
– Он уже улажен у вас в голове, ваше величество. Ответом на эти слова был ее признательный взгляд.
Ее губы тронула мимолетная улыбка.
– Да, это так. И так было всегда. Спасибо, что вы напомнили мне об этом, Джон.
Она подобрала свои юбки и поднялась из кресла. Проходя по коридору, она приказала своим фрейлинам следовать за нею – состояние леди Изабел ее не волновало. Королева уже почти подошла к своей карете, когда из дверей выскочил слуга Ди, размахивавший небольшим, испачканным сажей пакетом.
– Ваше величество! Моя королева!
Наглость слуги так ошеломила Ди, что он даже не пошевелился, чтобы его остановить. Елизавета обернулась, и слуга вложил ей в руки пакет. Со своего места Ди увидел, что на нем было небрежно написано только имя королевы и больше ничего.
– Вы забыли это, ваше величество. Я нашел его рядом с зеркалом доктора Ди.
С ощущением роковой обреченности Ди беспомощно смотрел, как Елизавета вскрывала пакет.
– Что еще за глупость? Ой!..
На большом пальце королевы выступило небольшое пятнышко крови. В пакете лежало какое-то широкое, плоское зеленое растение, утыканное тонкими как иголки шипами. Елизавета выпустила из рук уколовшее ее растение и быстро осмотрела обертку пакета.
– Что… что это? – Кровь отхлынула от ее лица, словно уместившись в маленькой капле на большом пальце.
Ди взял из рук Елизаветы обертку пакета. Она была из невиданной бумаги, гораздо более тонкой, чем ему когда-либо доводилось видеть, и на ней виднелась подпись, которую он предпочел бы не видеть никогда в жизни.
– Данте Тревани, – прошептала Елизавета. – Я помню его с тех пор, когда была совсем маленькой девочкой.
– Да, ваше величество. – Ди почувствовал, как виновато прозвучал его голос, и это сразу же привлекло внимание Елизаветы.
– Значит, вам об этом что-то известно.
– Вы обещали выйти замуж только за него и ни за кого другого.
– Как вы могли это узнать… Вы что, прятали от меня это письмо?
– Нет, ваше величество. Я подозреваю… я подозреваю, что оно пришло через зеркало.
Она вовсе не казалась удивленной этим объяснением:
– Скажите мне только одно, Ди, это правда? Он где-то живет и намеревается вернуться ко мне?
– Да, ваше величество.
Чисто по-женски обольстительная улыбка, совсем не свойственная Елизавете Тюдор, придала на миг какую-то особую красоту женщине, которая отнюдь не была красавицей.
– Прошло почти тридцать лет с того дня, как он видел меня в последний раз, и по-прежнему тоскует по мне, а, Ди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Данте вытащил из-за пазухи довольно неуклюжий пакет, сооруженный из кактуса и написанного им письма, и положил его на край камня так, чтобы не нарушилось его равновесие. Между стволами деревьев через листву уже пробивался солнечный свет, и Глориана, прижав край зеркала к своему бедру, стала изменять угол его наклона, чтобы поймать луч, а когда поймала, то повела солнечный зайчик по земле к камню и наконец остановила его на бумажном пакете.
– Он сейчас загорится, – проговорила она.
– Не шевелись, Глориана.
Она продолжала удерживать зеркало. Края бумаги стали оранжевыми.
– Он может вспыхнуть в любую секунду, – повторила она.
– Не шевелись!
– Я не хочу так долго держать зеркало на солнце. Угол бумажной обертки развернулся от жара, и на его вершине заплясал крохотный язычок пламени. Пакет неожиданно дрогнул и перекатился на другой бок, заглушая пламя.
– Не двигайся, Глориана, – снова напомнил Данте, когда она сильно качнулась и потеряла луч.
Она сфокусировала его снова и на этот раз стояла так же твердо, как камень с его пакетом. Пакет начал тлеть. Задрожал. Покатился по камню. И с резким шипящим звуком исчез из глаз.
Их взгляды встретились. Ее глаза были унылыми, как лужа океанской воды, оставшаяся на прибрежном песке после отлива, словно весь их свет был истрачен на колдовское таинство.
Глориана повернула зеркало стеклом к себе и побежала обратно к своему фургону.
Интерлюдия
Мортлейк, Англия, 1566 год
Леди Изабел Кромптон с пронзительным криком откинулась от волшебного зеркала на спинку кресла и сникла, охваченная смертельной слабостью.
Хотя такие обмороки были обычным явлением при общении с зеркалом Джона Ди, другие придворные дамы Елизаветы, дрожа от страха, в молчании вцепились друг в друга, так что было слышно только, как стучали их зубы. Ди подозревал, что это молчание объяснялось в основном частыми посещениями Елизаветой своих дам. Говорили, что секреты, которые они при этом узнавали, потрясали их настолько, что разумному обсуждению просто не поддавались.
У королевы вырвался вздох раздражения:
– Бога ради, Ди, впустите немного света в эту проклятую комнату, чтобы можно было помочь Изабел.
– Нет, ваше величество… зеркало…
– Черт бы побрал ваше зеркало! Оно испортило мне весь день!
Елизавета никогда не говорила ему, что именно хотела увидеть, впиваясь глазами в его волшебное зеркало. В такие минуты он не знал, как смирить ее ярость.
– Солнечный свет для него опасен.
– Ваша королева приказывает вам открыть ставни. Слуга Ди поспешил повиноваться королеве, даже не взглянув на своего хозяина. Доктор судорожно сглотнул. Елизавета стояла слишком близко к волшебному зеркалу.
– Тогда, ваше величество, отойдите в сторону, если не хотите, чтобы оно перенесло вас… – Он прикусил язык, чтобы не выпалить всю правду.
– Чтобы оно перенесло меня куда? – спросила королева, привыкшая сама выбирать для себя место назначения.
– К… к врачам, ваше величество, с бесчисленными порезами на вашей прекрасной коже в случае, если зеркало разлетится вдребезги.
Тонкие губы королевы сжались еще плотнее:
– Тогда я ухожу, чтобы не быть в поле зрения этого отвратительного куска стекла. Поговорим в вашем кабинете, доктор Ди. Наедине.
Они оставили дам, сгрудившихся вокруг лежащей навзничь леди Изабел, размахивавших горелыми перьями перед ее носом и потчевавших ее разными приводящими в сознание снадобьями, с которыми женщины никогда не расстаются.
– Простите мне мою несдержанность, Джон. – Ди насторожился: дурное предзнаменование, если она назвала его по имени. – Я смотрела в ваше зеркало, надеясь увидеть лицо человека, чье имя могла бы назвать, чтобы успокоить этих глупцов, требующих моего замужества. И не увидела ровно ничего.
Елизавета совсем не по-королевски плюхнулась в любимое кресло Ди. Тот машинально склонил голову в знак прощения, которого она от него всегда ожидала.
Ее, казалось, мало трогало, прощал он ее или нет.
– Мне не по себе от всех этих стычек с парламентом. Эти идиоты имеют наглость заявлять, что прекратят выплату мне жалованья, если я раз и навсегда не улажу вопрос о браке.
– Он уже улажен у вас в голове, ваше величество. Ответом на эти слова был ее признательный взгляд.
Ее губы тронула мимолетная улыбка.
– Да, это так. И так было всегда. Спасибо, что вы напомнили мне об этом, Джон.
Она подобрала свои юбки и поднялась из кресла. Проходя по коридору, она приказала своим фрейлинам следовать за нею – состояние леди Изабел ее не волновало. Королева уже почти подошла к своей карете, когда из дверей выскочил слуга Ди, размахивавший небольшим, испачканным сажей пакетом.
– Ваше величество! Моя королева!
Наглость слуги так ошеломила Ди, что он даже не пошевелился, чтобы его остановить. Елизавета обернулась, и слуга вложил ей в руки пакет. Со своего места Ди увидел, что на нем было небрежно написано только имя королевы и больше ничего.
– Вы забыли это, ваше величество. Я нашел его рядом с зеркалом доктора Ди.
С ощущением роковой обреченности Ди беспомощно смотрел, как Елизавета вскрывала пакет.
– Что еще за глупость? Ой!..
На большом пальце королевы выступило небольшое пятнышко крови. В пакете лежало какое-то широкое, плоское зеленое растение, утыканное тонкими как иголки шипами. Елизавета выпустила из рук уколовшее ее растение и быстро осмотрела обертку пакета.
– Что… что это? – Кровь отхлынула от ее лица, словно уместившись в маленькой капле на большом пальце.
Ди взял из рук Елизаветы обертку пакета. Она была из невиданной бумаги, гораздо более тонкой, чем ему когда-либо доводилось видеть, и на ней виднелась подпись, которую он предпочел бы не видеть никогда в жизни.
– Данте Тревани, – прошептала Елизавета. – Я помню его с тех пор, когда была совсем маленькой девочкой.
– Да, ваше величество. – Ди почувствовал, как виновато прозвучал его голос, и это сразу же привлекло внимание Елизаветы.
– Значит, вам об этом что-то известно.
– Вы обещали выйти замуж только за него и ни за кого другого.
– Как вы могли это узнать… Вы что, прятали от меня это письмо?
– Нет, ваше величество. Я подозреваю… я подозреваю, что оно пришло через зеркало.
Она вовсе не казалась удивленной этим объяснением:
– Скажите мне только одно, Ди, это правда? Он где-то живет и намеревается вернуться ко мне?
– Да, ваше величество.
Чисто по-женски обольстительная улыбка, совсем не свойственная Елизавете Тюдор, придала на миг какую-то особую красоту женщине, которая отнюдь не была красавицей.
– Прошло почти тридцать лет с того дня, как он видел меня в последний раз, и по-прежнему тоскует по мне, а, Ди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90