Бедняжка Джозеф проводил все дни, глядя из своей коляски, стоявшей среди еще не распакованных чемоданов, на улицу.
Очень скоро я обнаружила, что меня одолевает скука. Жизнь, казалось, постоянно находится на грани угасания, и я была готова сделать все что угодно, лишь бы не умереть со скуки. Я стала скучать по Лондону: не то чтобы у меня осталось там много близких друзей, у меня их вообще не так уж много, но я скучала по разнообразию. Мои вкусы поверхностны, моя жизнь бесцветна, а я ведь предпочитаю перемены. Здесь, в Хирфорде, я была всего этого лишена: я была обречена заводить постоянные знакомства, которые мне было очень трудно поддерживать. В труппе не было, кажется, ни одного человека, которому бы я симпатизировала, а познакомиться с кем-то со стороны не было возможности, за исключением девушки, выдававшей мне книги в библиотеке. Это не означает, что мне неприятны люди, вроде Джулиана, но мое восприятие таких людей выходит за строгие эстетические рамки. Кроме того, я обнаружила, что и он, и все остальные живут в постоянном нервном напряжении, когда случайная похвала Виндхэма Фаррара во время репетиции может ввести в состояний радостной эйфории. Виндхэм Фаррар – другое дело, но и он был очень занят, а кроме того, он – работодатель моего мужа; его нечасто можно было встретить в «Бутс» или пабе. Однажды он проехал мимо в своей машине, в то время как я пересекала с коляской мост, собираясь погулять в садах около реки. Он притормозил, помахал рукой и что-то прокричал, но машина промчалась мимо слишком быстро, и мне не удалось разобрать его слова.
Я говорила себе, что все изменится к лучшему с началом сезона: люди будут приезжать сюда из Лондона навестить нас и посмотреть спектакли. Но это не очень утешало меня. Единственный раз я попыталась организовать что-то вроде маленького приема для нас с Дэвидом и потерпела фиаско. Однажды утром мы получили письмо от одного из уэльских приятелей Дэвида, в котором говорилось, что он приезжает в Оксфордский театр участвовать в шоу и в один из вечеров мог бы заглянуть к нам. Он был одним из самых беспокойных знакомых, и беседы с ним обычно заканчивались руганью и ссорами, но, чтобы угодить Дэвиду и самой немного развлечься, я сказала, что буду рада его видеть. Мы обговорили дату, Дэвид собрался пригласить также Невиля и еще одного или двух гостей. По мере приближения назначенного дня я начала чувствовать нетерпение: хотя он тоже был актером, он мог бы найти другие темы для беседы, кроме надоевших: «Белый Дьявол», «Тайный брак», Виндхэм Фаррар, оборудование гримуборных – и может ли хорошо играть Софи Брент? В день приема, когда я занималась отделением яичных белков от желтков для мусса, зазвонил телефон. Это была одна из театральных девушек-секретарш. Она попросила передать Дэвиду, чтобы тот не забыл захватить свои записи Доуленда на вечернюю репетицию. Не подумав, я сказала, что обязательно все передам, поскольку уже успела привыкнуть к подобным просьбам, и тут только до меня дошел смысл сказанного.
Когда я спросила ее, что именно будет вечером, она ответила, что, насколько ей известно, Виндхэм позвал несколько человек из труппы к себе домой обсудить музыку с представителем из Лондона. Оказывается, эта встреча была обговорена за несколько дней. Я перезвонила в театр, пытаясь найти Дэвида, но мне сказали, что он репетирует где-то в помещении церкви. Мне сказали нужный номер, но и там его не подозвали, поэтому я решила поехать и лично поговорить с ним. Я бросила делать мусс, тем более, что Флора успела, пока я разговаривала по телефону, разбить три яйца и уронить их вместе со скорлупой в миску с белками. Пришлось взять ее с собой, пока она не натворила чего-либо похуже. Когда мы добрались до церкви, Дэвид репетировал очередную сцену, и я решила подождать его. Я отвела Флору в маленькую соседнюю комнатку, набитую пыльными книгами. Ожидая Дэвида, я просматривала их названия: это была великолепная богословская коллекция, включавшая книги, начиная от «Значения Страдания» и «Тропинки к Богу» до жизнеописаний миссионеров. До меня доносились обрывки разговора:
– Ради Бога, – говорил мой муж, – если вы не объясняете мне, как надо играть, что я могу поделать? – В ответ прозвучал тонкий отдаленный голос Селвина:
– Мой дорогой Дэвид, поверь мне на слово: если я не говорю тебе, что что-то неправильно, значит, все в порядке.
– Все просто ужасно! – прокричал Дэвид. Селвину не хотелось продолжать этот спор, и они снова начали проходить ту же сцену. Когда все закончилось, я вышла и встала в дверях, пытаясь привлечь внимание Дэвида. Наконец, после переговоров с девушкой по имени Виола, он обернулся, увидел меня и подошел. Мы прошли в соседнюю комнату, и вместо того, чтобы спросить, что я здесь делаю, он обрушился с гневной критикой на Селвина.
– Его близко нельзя подпускать к театру, – продолжал твердить он, присев на маленький коричневый деревянный столик и взяв рассеянно Флору на руки. – У него нет ни малейшего представления, что должен делать режиссер. Мы без конца прогоняем одну и ту же сцену, а он сидит на задних рядах, улыбаясь, как идиот, и если кто-нибудь жалуется, он спрашивает: «А что вы предлагаете?»
Я как могла посочувствовала ему. Он успокоился и спросил:
– Не ожидал увидеть тебя здесь. Соскучилась?
– Нет. Просто хотела узнать твои планы на сегодняшний вечер.
– Сегодняшний вечер? Дай подумать. Мне надо заглянуть к Виндхэму и спеть песни, кажется, он кое-что хочет записать для той штучки Вебстера.
– Это обязательно должно быть сегодня вечером? – спросила я печально, и он неожиданно вспомнил.
– О, Боже, – воскликнул он, – Сегодня же приезжает Хью!
– Вот именно!
– Я совсем забыл об этом… Теперь я не могу отказать Виндхэму, он договорился с каждым в отдельности, и я – единственный, кто умеет петь. А во сколько Хью приезжает?
– Он сказал, что приедет поездом, значит, около семи.
– Тогда все еще не так плохо, – Дэвид спешно придумывал решение. – Он сможет пойти вместе со мной к Виндхэму, тот не станет возражать, он очень общительный парень. Тогда тебе даже не придется беспокоиться насчет ужина для нас, верно? Мы купим в пабе пирог или еще что-нибудь.
– Кажется, ты пригласил еще Невиля и Виолу?
– Да, действительно. Ничего, я все им сейчас объясню.
– Надеюсь.
– Ты ведь не возражаешь, Эмма?
– Не возражаю.
– Тебе Хью всегда не очень-то и нравился, так?
– Отчего же?
– Ладно, ничего, он еще приедет в другой раз, – сказал Дэвид, и когда я пыталась найти силы, чтобы холодно осведомиться: «А что же мне делать вечером?», появилась Виола и сообщила, что Дэвида ищет Селвин, чтобы снова прогнать сцену в коридоре.
– Проклятье, – застонал Дэвид, сунув Флору мне в руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Очень скоро я обнаружила, что меня одолевает скука. Жизнь, казалось, постоянно находится на грани угасания, и я была готова сделать все что угодно, лишь бы не умереть со скуки. Я стала скучать по Лондону: не то чтобы у меня осталось там много близких друзей, у меня их вообще не так уж много, но я скучала по разнообразию. Мои вкусы поверхностны, моя жизнь бесцветна, а я ведь предпочитаю перемены. Здесь, в Хирфорде, я была всего этого лишена: я была обречена заводить постоянные знакомства, которые мне было очень трудно поддерживать. В труппе не было, кажется, ни одного человека, которому бы я симпатизировала, а познакомиться с кем-то со стороны не было возможности, за исключением девушки, выдававшей мне книги в библиотеке. Это не означает, что мне неприятны люди, вроде Джулиана, но мое восприятие таких людей выходит за строгие эстетические рамки. Кроме того, я обнаружила, что и он, и все остальные живут в постоянном нервном напряжении, когда случайная похвала Виндхэма Фаррара во время репетиции может ввести в состояний радостной эйфории. Виндхэм Фаррар – другое дело, но и он был очень занят, а кроме того, он – работодатель моего мужа; его нечасто можно было встретить в «Бутс» или пабе. Однажды он проехал мимо в своей машине, в то время как я пересекала с коляской мост, собираясь погулять в садах около реки. Он притормозил, помахал рукой и что-то прокричал, но машина промчалась мимо слишком быстро, и мне не удалось разобрать его слова.
Я говорила себе, что все изменится к лучшему с началом сезона: люди будут приезжать сюда из Лондона навестить нас и посмотреть спектакли. Но это не очень утешало меня. Единственный раз я попыталась организовать что-то вроде маленького приема для нас с Дэвидом и потерпела фиаско. Однажды утром мы получили письмо от одного из уэльских приятелей Дэвида, в котором говорилось, что он приезжает в Оксфордский театр участвовать в шоу и в один из вечеров мог бы заглянуть к нам. Он был одним из самых беспокойных знакомых, и беседы с ним обычно заканчивались руганью и ссорами, но, чтобы угодить Дэвиду и самой немного развлечься, я сказала, что буду рада его видеть. Мы обговорили дату, Дэвид собрался пригласить также Невиля и еще одного или двух гостей. По мере приближения назначенного дня я начала чувствовать нетерпение: хотя он тоже был актером, он мог бы найти другие темы для беседы, кроме надоевших: «Белый Дьявол», «Тайный брак», Виндхэм Фаррар, оборудование гримуборных – и может ли хорошо играть Софи Брент? В день приема, когда я занималась отделением яичных белков от желтков для мусса, зазвонил телефон. Это была одна из театральных девушек-секретарш. Она попросила передать Дэвиду, чтобы тот не забыл захватить свои записи Доуленда на вечернюю репетицию. Не подумав, я сказала, что обязательно все передам, поскольку уже успела привыкнуть к подобным просьбам, и тут только до меня дошел смысл сказанного.
Когда я спросила ее, что именно будет вечером, она ответила, что, насколько ей известно, Виндхэм позвал несколько человек из труппы к себе домой обсудить музыку с представителем из Лондона. Оказывается, эта встреча была обговорена за несколько дней. Я перезвонила в театр, пытаясь найти Дэвида, но мне сказали, что он репетирует где-то в помещении церкви. Мне сказали нужный номер, но и там его не подозвали, поэтому я решила поехать и лично поговорить с ним. Я бросила делать мусс, тем более, что Флора успела, пока я разговаривала по телефону, разбить три яйца и уронить их вместе со скорлупой в миску с белками. Пришлось взять ее с собой, пока она не натворила чего-либо похуже. Когда мы добрались до церкви, Дэвид репетировал очередную сцену, и я решила подождать его. Я отвела Флору в маленькую соседнюю комнатку, набитую пыльными книгами. Ожидая Дэвида, я просматривала их названия: это была великолепная богословская коллекция, включавшая книги, начиная от «Значения Страдания» и «Тропинки к Богу» до жизнеописаний миссионеров. До меня доносились обрывки разговора:
– Ради Бога, – говорил мой муж, – если вы не объясняете мне, как надо играть, что я могу поделать? – В ответ прозвучал тонкий отдаленный голос Селвина:
– Мой дорогой Дэвид, поверь мне на слово: если я не говорю тебе, что что-то неправильно, значит, все в порядке.
– Все просто ужасно! – прокричал Дэвид. Селвину не хотелось продолжать этот спор, и они снова начали проходить ту же сцену. Когда все закончилось, я вышла и встала в дверях, пытаясь привлечь внимание Дэвида. Наконец, после переговоров с девушкой по имени Виола, он обернулся, увидел меня и подошел. Мы прошли в соседнюю комнату, и вместо того, чтобы спросить, что я здесь делаю, он обрушился с гневной критикой на Селвина.
– Его близко нельзя подпускать к театру, – продолжал твердить он, присев на маленький коричневый деревянный столик и взяв рассеянно Флору на руки. – У него нет ни малейшего представления, что должен делать режиссер. Мы без конца прогоняем одну и ту же сцену, а он сидит на задних рядах, улыбаясь, как идиот, и если кто-нибудь жалуется, он спрашивает: «А что вы предлагаете?»
Я как могла посочувствовала ему. Он успокоился и спросил:
– Не ожидал увидеть тебя здесь. Соскучилась?
– Нет. Просто хотела узнать твои планы на сегодняшний вечер.
– Сегодняшний вечер? Дай подумать. Мне надо заглянуть к Виндхэму и спеть песни, кажется, он кое-что хочет записать для той штучки Вебстера.
– Это обязательно должно быть сегодня вечером? – спросила я печально, и он неожиданно вспомнил.
– О, Боже, – воскликнул он, – Сегодня же приезжает Хью!
– Вот именно!
– Я совсем забыл об этом… Теперь я не могу отказать Виндхэму, он договорился с каждым в отдельности, и я – единственный, кто умеет петь. А во сколько Хью приезжает?
– Он сказал, что приедет поездом, значит, около семи.
– Тогда все еще не так плохо, – Дэвид спешно придумывал решение. – Он сможет пойти вместе со мной к Виндхэму, тот не станет возражать, он очень общительный парень. Тогда тебе даже не придется беспокоиться насчет ужина для нас, верно? Мы купим в пабе пирог или еще что-нибудь.
– Кажется, ты пригласил еще Невиля и Виолу?
– Да, действительно. Ничего, я все им сейчас объясню.
– Надеюсь.
– Ты ведь не возражаешь, Эмма?
– Не возражаю.
– Тебе Хью всегда не очень-то и нравился, так?
– Отчего же?
– Ладно, ничего, он еще приедет в другой раз, – сказал Дэвид, и когда я пыталась найти силы, чтобы холодно осведомиться: «А что же мне делать вечером?», появилась Виола и сообщила, что Дэвида ищет Селвин, чтобы снова прогнать сцену в коридоре.
– Проклятье, – застонал Дэвид, сунув Флору мне в руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47