Ей не приходилось ощущать в другом человеке такую неприкрытую, чувственную страсть, а в себе — столь же откровенный отклик на это. Не было никаких сомнений: она так же страстно хотела его. Джон Тартл обладал какой-то магической силой.
— Нет! — прошептала она, но знала, что невозможно подавить это дикое, страстное желание принадлежать мужчине.
Желание быть любимой и любить боролось в ней со страхом вновь совершить ошибку, снова пережить горечь разочарования, разум и эмоции боролись в ней, и в этой борьбе не могло быть победителя. Она почувствовала, что сходит с ума, и, запаниковав, попробовала выскользнуть из кольца его рук.
— Погоди, — торопливо сказала она. — Ты же не знаешь всего, чтобы судить об этом! Ты не представляешь, какой идиоткой я себя выставила! Ты не знаешь, просто не можешь знать!
Не в силах вынести пристальный взгляд его темных глаз, направленный на нее, она запрокинула голову.
— Франческа… — Джон попытался ее успокоить.
— Я сама бросилась ему на шею! — воскликнула она. — Вела себя как совершенная идиотка. Ты никогда не сможешь это понять!
Из ее глаз брызнули слезы.
— У меня вообще не было никакого любовного опыта… — Признание тяжело давалось Франческе. — До встречи с Куртом я была девушкой!
— Что?!
Не в силах вынести его взгляда, она уставилась на какую-то точку на стене за его плечом, но это мало помогло — Франческе было неприятно даже думать обо всем с ней случившемся.
— Глупо, не правда ли? Старая дева двадцати восьми лет от роду! Думаю, Курта это сильно позабавило. Теперь-то я понимаю, что совершенно потеряла голову. Мне казалось, он был самым лучшим человеком во всем мире. Я предстала перед ним совершенной дурой, а он все это время оставался профессиональным охотником за приданым, да вдобавок к тому же еще и наркоманом…
— Не надо себя казнить, — тихо сказал Джон.
Франческа не пошевельнулась, и он осторожно обнял ее. Помолчал несколько минут, ожидая, пока она успокоится, свободной рукой гладя ее по волосам. Потом произнес уже другим тоном:
— Ты права, я многого не знал, хотя и думал, что знаю. Я просто болван.
Этими словами Джон Тартл приносил свои извинения. Франческа молча слушала его.
— Да, это несколько необычная прелюдия к любви, — пробормотал он, прижимаясь лицом к ее волосам. — Но послушай меня, милая. Ты меня слушаешь?
Однако Франческа больше ничего не хотела слышать. Она обеими руками держалась за него, закрыв глаза и прижимаясь к нему. Она только что призналась теперь уже абсолютно во всем, отбросив последние остатки стыда. Теперь она была свободна и могла выйти из своей старой детской, которая превратилась в ее темницу.
Теперь Джон знал всю правду. Она отнюдь не соблюдала траур по Курту Бергстрому, просто замкнулась в опустошающем ее ужасе, думая о том, что теперь ей уж никогда больше не суждено жить и чувствовать, как прежде. Вот и он тоже потеряет теперь интерес к ней как к женщине. «Мне удалось разрушить и это», — с горечью подумала она.
Внезапно ей страстно захотелось, чтобы ужасное лето исчезло из памяти людей и из ее памяти и она смогла бы начать все с самого начала.
Тихий голос Джона вернул ее к действительности:
— Франки, мне чертовски жаль, что все это приключилось. Теперь я понимаю то, что твой дядя пытался растолковать мне. Ты достойна всего самого лучшего в жизни. — Голос его обрел силу. — Я был бы счастливейшим человеком на земле, если бы стал твоим избранником. Думаю, ты об этом догадываешься. Как я могу убедить тебя, что ты сделала не такую уж страшную ошибку? Ведь большинство людей влюбляется не однажды, прежде чем удастся встретить настоящую любовь.
Он поднял руку и нежно обвел пальцами контур ее лица, задержался на подбородке.
— Когда я пришел сюда, то совершенно не собирался отвечать на вопросы по поводу случившегося в поместье или обсуждать с тобой Курта Берг-строма. Все это чушь! Я приехал сюда, чтобы обнять тебя, поцеловать твои чудесные губы и сказать, что прошло уже столько времени и я не могу больше ждать, когда ты соизволишь окончательно прийти в себя. Ты мне нужна. Я люблю тебя. — Джон наклонился к ней. — Милая, давай-ка выбираться отсюда. Давай постараемся обо всем забыть. Попробуем начать жизнь сначала…
Его губы приблизились к ее губам, и на этот раз Франческа не уклонилась от поцелуя. Джон сказал, что любит ее. Пока она пыталась свыкнуться с этой мыслью, он уже покрыл поцелуями ее опущенные веки, ее щеки, нежную кожу ее шеи; и с каждым его поцелуем уносились прочь все ее сомнения и страхи.
Франческа все еще судорожно прижималась к нему, но он уже осторожно убрал от себя ее руки, взялся за край ее старого свитера и через голову снял его. Тяжелые груди предстали его взору, и он нежно коснулся их. От остроты ощущения Франческа вздрогнула и всем телом подалась к нему. Он коснулся губами ее плеча и потом с завораживающей медлительностью двинулся к груди.
Франческа прерывисто вздохнула, ощутив, как его губы скользят по ее коже. От его языка словно бы исходил жидкий огонь, когда он обводил им ее соски. Этот огонь все сильнее охватывал ее, казался уже нестерпимым.
— Франческа, клянусь тебе, я не буду… — шептал он, — я не буду торопить тебя…
Его слова не доходили до ее сознания, Джон уложил ее в узкую кровать.
Нерешительно Франческа коснулась верхней пуговицы на его рубашке. Внезапно ей пришло в голову, что они просто сошли с ума. Как она могла забыть о том, что за стеной ее сицилийские родственники, верные строгим традициям! Но желание познать его любовь, восторг неожиданного открытия лишили ее способности рассуждать.
Франческа зажмурилась и отвернулась, пряча лицо от внезапно нахлынувшего чувства стыда, когда он осторожно опустился на нее всем телом. Плотская любовь с Куртом Бергстромом была дико-страстной и как будто бы нереальной. Сейчас все происходило иначе. При одной только мысли о том, что произойдет, если и здесь ее ждет неудача, она напряглась.
— Нет, — пробормотала Франческа, почувствовав, как ее лица коснулось его теплое дыхание, и услышала его слова:
— Не бойся, дорогая. Я не сделаю тебе ничего плохого.
Под ее пальцами полы его рубашки разошлись, обнажив загорелую мускулистую грудь, поросшую жесткими черными волосами. Снимая с него рубашку, она провела по ним ладонью.
— Ты мне нужна, — просто произнес он.
Франческа прижалась щекой, а потом губами к груди Джона, ощущая биение его сердца. Она поцеловала гладкую кожу его щеки и скользнула рукой по широкой груди.
Франческа расстегнула ремень с большой латунной пряжкой, но, когда ее пальцы коснулись пуговиц на поясе его джинсов, Джон перехватил у нее инициативу. Покрывая ее обнаженную кожу страстными поцелуями, он расстегнул «молнию» на ее джинсах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Нет! — прошептала она, но знала, что невозможно подавить это дикое, страстное желание принадлежать мужчине.
Желание быть любимой и любить боролось в ней со страхом вновь совершить ошибку, снова пережить горечь разочарования, разум и эмоции боролись в ней, и в этой борьбе не могло быть победителя. Она почувствовала, что сходит с ума, и, запаниковав, попробовала выскользнуть из кольца его рук.
— Погоди, — торопливо сказала она. — Ты же не знаешь всего, чтобы судить об этом! Ты не представляешь, какой идиоткой я себя выставила! Ты не знаешь, просто не можешь знать!
Не в силах вынести пристальный взгляд его темных глаз, направленный на нее, она запрокинула голову.
— Франческа… — Джон попытался ее успокоить.
— Я сама бросилась ему на шею! — воскликнула она. — Вела себя как совершенная идиотка. Ты никогда не сможешь это понять!
Из ее глаз брызнули слезы.
— У меня вообще не было никакого любовного опыта… — Признание тяжело давалось Франческе. — До встречи с Куртом я была девушкой!
— Что?!
Не в силах вынести его взгляда, она уставилась на какую-то точку на стене за его плечом, но это мало помогло — Франческе было неприятно даже думать обо всем с ней случившемся.
— Глупо, не правда ли? Старая дева двадцати восьми лет от роду! Думаю, Курта это сильно позабавило. Теперь-то я понимаю, что совершенно потеряла голову. Мне казалось, он был самым лучшим человеком во всем мире. Я предстала перед ним совершенной дурой, а он все это время оставался профессиональным охотником за приданым, да вдобавок к тому же еще и наркоманом…
— Не надо себя казнить, — тихо сказал Джон.
Франческа не пошевельнулась, и он осторожно обнял ее. Помолчал несколько минут, ожидая, пока она успокоится, свободной рукой гладя ее по волосам. Потом произнес уже другим тоном:
— Ты права, я многого не знал, хотя и думал, что знаю. Я просто болван.
Этими словами Джон Тартл приносил свои извинения. Франческа молча слушала его.
— Да, это несколько необычная прелюдия к любви, — пробормотал он, прижимаясь лицом к ее волосам. — Но послушай меня, милая. Ты меня слушаешь?
Однако Франческа больше ничего не хотела слышать. Она обеими руками держалась за него, закрыв глаза и прижимаясь к нему. Она только что призналась теперь уже абсолютно во всем, отбросив последние остатки стыда. Теперь она была свободна и могла выйти из своей старой детской, которая превратилась в ее темницу.
Теперь Джон знал всю правду. Она отнюдь не соблюдала траур по Курту Бергстрому, просто замкнулась в опустошающем ее ужасе, думая о том, что теперь ей уж никогда больше не суждено жить и чувствовать, как прежде. Вот и он тоже потеряет теперь интерес к ней как к женщине. «Мне удалось разрушить и это», — с горечью подумала она.
Внезапно ей страстно захотелось, чтобы ужасное лето исчезло из памяти людей и из ее памяти и она смогла бы начать все с самого начала.
Тихий голос Джона вернул ее к действительности:
— Франки, мне чертовски жаль, что все это приключилось. Теперь я понимаю то, что твой дядя пытался растолковать мне. Ты достойна всего самого лучшего в жизни. — Голос его обрел силу. — Я был бы счастливейшим человеком на земле, если бы стал твоим избранником. Думаю, ты об этом догадываешься. Как я могу убедить тебя, что ты сделала не такую уж страшную ошибку? Ведь большинство людей влюбляется не однажды, прежде чем удастся встретить настоящую любовь.
Он поднял руку и нежно обвел пальцами контур ее лица, задержался на подбородке.
— Когда я пришел сюда, то совершенно не собирался отвечать на вопросы по поводу случившегося в поместье или обсуждать с тобой Курта Берг-строма. Все это чушь! Я приехал сюда, чтобы обнять тебя, поцеловать твои чудесные губы и сказать, что прошло уже столько времени и я не могу больше ждать, когда ты соизволишь окончательно прийти в себя. Ты мне нужна. Я люблю тебя. — Джон наклонился к ней. — Милая, давай-ка выбираться отсюда. Давай постараемся обо всем забыть. Попробуем начать жизнь сначала…
Его губы приблизились к ее губам, и на этот раз Франческа не уклонилась от поцелуя. Джон сказал, что любит ее. Пока она пыталась свыкнуться с этой мыслью, он уже покрыл поцелуями ее опущенные веки, ее щеки, нежную кожу ее шеи; и с каждым его поцелуем уносились прочь все ее сомнения и страхи.
Франческа все еще судорожно прижималась к нему, но он уже осторожно убрал от себя ее руки, взялся за край ее старого свитера и через голову снял его. Тяжелые груди предстали его взору, и он нежно коснулся их. От остроты ощущения Франческа вздрогнула и всем телом подалась к нему. Он коснулся губами ее плеча и потом с завораживающей медлительностью двинулся к груди.
Франческа прерывисто вздохнула, ощутив, как его губы скользят по ее коже. От его языка словно бы исходил жидкий огонь, когда он обводил им ее соски. Этот огонь все сильнее охватывал ее, казался уже нестерпимым.
— Франческа, клянусь тебе, я не буду… — шептал он, — я не буду торопить тебя…
Его слова не доходили до ее сознания, Джон уложил ее в узкую кровать.
Нерешительно Франческа коснулась верхней пуговицы на его рубашке. Внезапно ей пришло в голову, что они просто сошли с ума. Как она могла забыть о том, что за стеной ее сицилийские родственники, верные строгим традициям! Но желание познать его любовь, восторг неожиданного открытия лишили ее способности рассуждать.
Франческа зажмурилась и отвернулась, пряча лицо от внезапно нахлынувшего чувства стыда, когда он осторожно опустился на нее всем телом. Плотская любовь с Куртом Бергстромом была дико-страстной и как будто бы нереальной. Сейчас все происходило иначе. При одной только мысли о том, что произойдет, если и здесь ее ждет неудача, она напряглась.
— Нет, — пробормотала Франческа, почувствовав, как ее лица коснулось его теплое дыхание, и услышала его слова:
— Не бойся, дорогая. Я не сделаю тебе ничего плохого.
Под ее пальцами полы его рубашки разошлись, обнажив загорелую мускулистую грудь, поросшую жесткими черными волосами. Снимая с него рубашку, она провела по ним ладонью.
— Ты мне нужна, — просто произнес он.
Франческа прижалась щекой, а потом губами к груди Джона, ощущая биение его сердца. Она поцеловала гладкую кожу его щеки и скользнула рукой по широкой груди.
Франческа расстегнула ремень с большой латунной пряжкой, но, когда ее пальцы коснулись пуговиц на поясе его джинсов, Джон перехватил у нее инициативу. Покрывая ее обнаженную кожу страстными поцелуями, он расстегнул «молнию» на ее джинсах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82