Затем он целый час учил ее танцевать вальс и обнаружил, что вальс намного более чувственный танец, чем он предполагал. Возможно, Элизабет оказалась менее грациозной, нежели его предыдущие партнерши, но он никогда еще не испытывал такого удовольствия от танца.
Урок закончился на пушистом ковре перед камином, где они продолжали познавать друг друга, и Остин подумал, что отныне всякий раз, когда он войдет в этот кабинет, перед ним будет возникать образ Элизабет, лежащей на ковре с затуманенными глазами и призывно протянутыми к нему руками.
Сейчас она коснулась губами его шей. Боже, она сделала его счастливым — эта мысль одновременно беспокоила, смущала и окрыляла его. За последние дни они провели вместе так много счастливых часов, смеясь, болтая, и все же она не раскрыла ему своей тайны, которая заставила ее покинуть Америку. Однажды Остин заговорил с ней об этом, но Элизабет тотчас перевела разговор на другое. Ее нежелание поделиться с ним беспокоило Остина, и он ждал, когда же она расскажет ему. Он надеялся, что расскажет.
— Чем бы ты хотела сегодня заняться? — спросил он, лаская ее нежную кожу.
— Мм… Я как раз этим и занимаюсь сейчас.
— Правда? И чем же?
— Обнимаю тебя. Чувствую тебя рядом с собой. Чувствую тебя внутри себя. — Откинув голову, она посмотрела на него потемневшим чувственным взглядом и с нежностью дотронулась до его лица. — Трогаю тебя. Люблю тебя.
Она сказала, что любит его? Или «люблю тебя» означало лишь «занимаюсь с тобой любовью»? Он этого не понял, но, хотя никогда раньше не жаждал женской любви, неожиданно обнаружил, что хотел бы услышать слова любви из уст Элизабет.
Нельзя было отрицать, что его брак по расчету развивался в совершенно неожиданном направлении. Однако его настораживали эти непонятные трепетные чувства, возникающие в нем.
Элизабет провела пальцем по его лбу.
— А чем бы хотел заняться ты?
— Мне бы хотелось остаться здесь с тобой и весь день посвятить любовным занятиям, но, боюсь, мне предстоит кое-какая работа.
— Могу я сделать что-либо, чтобы помочь тебе?
Остин улыбнулся, поняв, как ей этого хотелось.
— Боюсь, что нет. Моя работа состоит из нескольких поездок и кучи скучной переписки.
— Может быть, я могу поехать с тобой?
— К сожалению, я должен ехать один. — Он не собирался брать ее с собой в порт. — Ты бы слишком отвлекала меня. Я бы думал о тебе, а не о деле.
Она приложила ладонь к его щеке.
— Ты что-то скрываешь от меня. Ты едешь куда-то, куда не хочешь меня брать. — Она вздохнула. — Остин, разреши мне помочь тебе.
Проклятие! Неужели эта женщина способна видеть, что происходит в его душе? Вопрос вызывал по меньшей мере беспокойство. Не может ли она заметить его растущее к ней расположение?
Расположение? Как мало этим сказано! Мысль, что она может видеть или чувствовать то, чем он еще не готов с ней поделиться, приводила его в замешательство. Но Элизабет больше не упоминала о своих видениях или способности читать его мысли.
Он нежно погладил ей переносицу. О том, чтобы взять ее с собой в те места, куда он собирался отправиться, не могло быть и речи. Он не мог подвергать ее опасности или…
— Ты не хочешь подвергать меня опасности, я понимаю. Но я буду с тобой. Мне ничего не может угрожать.
— Я не могу взять тебя с собой, Элизабет. Это довольно подозрительные места. Совсем не такие, куда могла бы поехать леди.
— Что именно ты собираешься делать?
Остин считал, что не следует открывать ей правду, но, как ни странно, лгать ему тоже не хотелось.
— Помнишь, в развалинах я говорил тебе, что нанял сыщика с Боу-стрит, чтобы он собрал сведения о французе, которого я видел с Уильямом незадолго до его смерти?
— Да. В ту ночь ты должен был встретиться с этим сыщиком.
— Верно. Так вот, я узнал, что француза, которого я ищу, известного мне под именем Гаспар, недавно видели в пивной игорного дома около доков. Я еду туда, чтобы найти его.
— Зачем?
«Затем, что этот ублюдок угрожает всему, что мне дорого. Он может погубить мою семью, к которой теперь принадлежишь и ты».
Остин понимал, что вопреки своему решению он обязан солгать.
— У меня есть основания думать, что он украл вещи Уильяма. Я хочу их вернуть.
— Почему бы не предоставить твоему сыщику найти его?
— Я хочу отправиться по горячему следу, пока он не затерялся.
Элизабет посмотрела на него серьезным внимательным взглядом:
— Я хочу сопровождать тебя.
— Исключено.
— Разве ты не понимаешь, что я могла бы помочь тебе? Не можешь ли ты хотя бы попытаться поверить в то, что я это могу? Если я дотронусь до чего-нибудь, к чему он прикасался, или до человека, с которым он говорил, то, возможно, я смогу почувствовать… где он.
— К черту! Я знаю, что ты хочешь мне помочь, и хотя я не могу отрицать, что ты обладаешь редкой интуицией, ты все же не волшебница. И не стоит настаивать на твоей поездке в лондонские трущобы. Я ценю твою заботу, но…
— Но ты не позволишь мне поехать с тобой.
— Нет. В доках опасно. Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу.
— В то время как сам ты подвергаешься опасности.
— Для мужчины риск не так велик.
Она посмотрела на него с отчаянием:
— Что я должна сделать, чтобы доказать тебе, что могу помочь?
Доказать, что ее так называемые видения приведут его к Гаспару? К человеку, которого не в силах найти самый лучший сыщик с Боу-стрит? Он бы чертовски хотел поверить в это, но уже давно перестал верить в чудеса.
— Ты ничего не сможешь сделать, — тихо сказал он, ненавидя себя за ту боль обиды, которую увидел в ее глазах. Но у него не было другого выхода.
Элизабет не могла помочь ему.
В этом он был уверен.
Элизабет спустилась по лестнице. В руках у нее был роман «Разум и чувствительность» — одна из книг, купленных для нее Остином накануне. Читать ей не хотелось, но от тревоги за Остина, уехавшего в порт, у нее ныло под ложечкой, и ей просто необходимо было отвлечься.
Остановившись посреди мраморного холла, она в нерешительности огляделась по сторонам: может быть, ей найти сначала кухню и стащить там чашечку сидра?
— Могу я помочь вам, ваша светлость? — раздался глуховатый голос.
— Ох! — Она прижала руки к груди. — Картерс! Вы меня напугали.
— Пожалуйста, простите меня, ваша светлость. — Он низко поклонился, затем выпрямился и застыл так, что она подумала, не привязали ли к его спине доску.
— Пустяки, Картерс, — улыбнулась она, но не увидела ответной улыбки. — Не скажете ли, где кухня?
Лицо Картерса было лишено какого-либо выражения.
— Кухня, ваша светлость?
От его недружелюбного тона Элизабет стало не по себе. Она взяла себя в руки и снова улыбнулась дворецкому:
— Да. Я хотела бы выпить сидра.
— Вам нет необходимости идти на кухню, ваша светлость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77