Очень жаль, что ты так низко ценишь женщин.
Меррик вздохнул – лучше бы он промолчал.
– Нога еще болит?
– Почти нет Мазь и вправду творит чудеса.
– Некому больше готовить это снадобье, мама умерла Может быть, она успела научить Сарлу. Надо спросить – Меррик слепо уставился в темноту мимо Ларен, думая: сперва девчонке пришлось голодать, потом ее жестоко избили, а теперь саднит недавний ожог Гнев улетучился Если бы не самонадеянность Ларен, если бы не ее гордыня, она бы давно уже погибла Да, в этом она и вправду похожа на мать Меррика, или, вернее, на Мирану, жену Рорика Первое время Меррик ненавидел жену брата и боялся ее, да и родители тоже не доверяли ей, поскольку в жилах Мираны текла кровь убийцы. Но Мирана оказалась сильной, верной и столь же упрямой, как и се муж Рорик.
Вздохнув, Меррик вновь обратился к Ларен:
– Смерть приходит слишком быстро – и навсегда уносит жизнь Погибнуть в бою почетно для мужчины, он готов к этому, по крайней мере, душой, если не разумом, ведь ему известно, что отправиться в Вальхаллу – значит остаться там навечно. Но когда болезнь подбирается к тебе исподтишка, и ты не можешь ей противостоять, не можешь сражаться с ней – это ужасно Ни отвага, ни честь здесь не помогут Ларен решительно сжала губы, и голос ее прозвучал жестко"
– Такова жизнь Чтобы умереть, не нужны ни отвага, ни честь Когда человека разрубают на куски, он погибает Но разве такая смерть лучше, чем смерть от чумы или ножа убийцы?! Жизнь пронизана смертью, их невозможно разделить. Смерть всегда стоит у нас за плечами, всегда, для всех, один конец – был человек и нет его.
– Ты рассуждаешь слишком грубо, не понимаешь, как важно человеку самому выбрать последнюю битву, показать свою доблесть и силу. Чума – совсем не тот жизненный итог, какого хотел бы мой отец.
– А твоя мать? Женщины ведь не участвуют в сражениях, верно? Значит, для них кончина лишена и красоты и славы?
– Не знаю, не думал. Но женщины – это же совсем другое дело.
– Ну да, – негромко произнесла Ларен, – конечно. – Она хотела что-то добавить к своим словам, но передумала и только головой покачала:
– Мужчинам повезло, что они сильнее нас.
Меррик снова подумал о ее обожженной ноге и похвалил Ларен:
– Ты смогла выжить.
Она рассмеялась, но смех прозвучал невесело:
– Если бы не ты, нам бы уже не долго оставалось жить. Думаю, на Траско все бы и завершилось. Скоро он распознал бы, что я вовсе не мальчишка, и тогда – либо я стала бы наложницей, либо сразу погибла. Я потеряла Таби, не сумела удержать его при себе, позаботиться о нем, и мне было уже все равно.
– Ты бы покончила с собой?
Ларен замолчала, она долго стояла неподвижно, почти вплотную к Меррику, спиной к луне, и Меррик не мог разглядеть ее лицо, он видел только серебряное сияние над головой девушки.
– Не знаю, – сказала она наконец, – тогда я не успела ничего решить. Я хотела найти Таби. Потом пришел ты. Меррик, мне так жаль, что тебе не довелось увидеть своих родителей. Я сочувствую твоему горю, Меррик.
Он ничего не ответил, только откинулся назад, прислоняясь спиной к шероховатой коре дуба, и прикрыл глаза.
– Оставь мне Таби, – попросил он, не открывая глаз. – Скоро я вернусь домой и тогда принесу его.
– Делай как хочешь. Что тебе нужно теперь, Меррик?
– Остров, как у моего брата Рорика. Она расхохоталась. На этот раз смех был открытым, веселым, звонким, никогда прежде Меррик не слышал настоящего смеха Ларен, откровенного, несдержанного, искреннего. И чему она радуется? Меррик даже глаза приоткрыл:
– Ты смеешься надо мной?
– Где же ты найдешь целый остров?
– Не знаю, я просто думал вслух и не хочу отвечать на твои докучливые расспросы.
Ларен застыла, но Меррик даже не посмотрел в се сторону. Она вполне заслужила упрек. Отвернувшись, Ларен побрела прочь, а Меррик умиротворенно прикрыл глаза, крепче прижимая к себе малыша. Он чувствовал, как бьется его сердце под ладошкой Таби.
* * *
Чтобы отпраздновать возвращение Меррика, полагалось устроить пир – только все вышло совсем не так, как год или два тому назад. Конечно, выставили вдоволь меда и браги, сыра, капусты, лука, бобов, дымилось жаркое из дикого кабана, нежное, темно-розовое, хорошо прокоптившееся мясо лосося украшало стол, хватало и черного хлеба и белого, сладких и кислых яблок. Сарла расстелила на широком деревянном столе красивую белую скатерть из льна, и Ларен, поглядев на убранство, неожиданно для самой себя смахнула с ресниц слезы.
До той страшной ночи жизнь Ларен проходила в роскоши: дорогая мебель, покрытая нарядной тканью, высокие потолки, огромные залы, не то что здешние темные, продымленные комнатенки. Ларен припомнила, как журчал и переливался смех ее матери, когда Нирея доставала парадную белую скатерть, шутливо жалуясь, что мужчинам и дела нет до этой красы, зато ей самой это очень важно. Как давно Ларен не думала о матери, даже странно. Нирея, сладкое, нежное имя, звучавшее словно музыка…
– Чем помочь? – спросила Ларен.
– Ешь побольше и набирайся сил.
– Она рабыня, – напомнил Эрик, внезапно возникая у нее за спиной. – Ты должна дать ей работу, Сарла. Ты здесь теперь хозяйка, и тебе следует вести себя как госпоже.
Сарла спокойно и уверенно приказала:
– Там, в горшке на полке, стоят ложки. Разложи их на столе.
Эрик сердито фыркнул и отошел. Ларен почувствовала, как в ней закипает гнев. Эрик слишком похож на Фромма, мужа Хельги. Домашний тиран, притесняющий жену, а гордиться ему, кроме знатного рода, вовсе нечем. Такой человек может быть опасен, если некому будет удержать его. Интересно, удавалось ли Эрику обуздывать свою злобу и страсть повелевать, пока в Мальверне жил и владел всем его отец?
С точки зрения Меррика, праздник удался. Он медленно прихлебывал сладкий мед, на славу сваренный Сарлой. Меррик знал, что всему остальному Сарлу учила мать, но этот рецепт она принесла из собственного дома. Меррик искренне похвалил ее – Слишком приторно, на мой вкус, – проворчал Эрик.
– Да нет же, отличный мед, – возразил Меррик. – А ты что скажешь, Олег?
– Выпью еще дюжину кубков, тогда и решим. Послышался смешок, потом другой, пора уже было отрешиться от мрачных мыслей. Эрик сказал:
– После ужина Деглин расскажет нам новую историю, наверное, он поведает об отважных подвигах моего младшего брата в Киеве.
Воцарилось молчание, холодное, непроницаемое молчание, мужчины обменивались сердитыми взглядами, бормотали что-то, дожидаясь слов Меррика. Эрик приподнял русую бровь, уставился сперва на Меррика, затем, через стол, на Деглина.
Меррик негромко произнес:
– Деглин больше не рассказывает нам истории, он решил, что ему наскучило ремесло скальда.
– Да, – поспешно подхватил Эллер, – зато он обучил своему ремеслу скальда вон ту девчонку Теперь она развлекает нас по вечерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Меррик вздохнул – лучше бы он промолчал.
– Нога еще болит?
– Почти нет Мазь и вправду творит чудеса.
– Некому больше готовить это снадобье, мама умерла Может быть, она успела научить Сарлу. Надо спросить – Меррик слепо уставился в темноту мимо Ларен, думая: сперва девчонке пришлось голодать, потом ее жестоко избили, а теперь саднит недавний ожог Гнев улетучился Если бы не самонадеянность Ларен, если бы не ее гордыня, она бы давно уже погибла Да, в этом она и вправду похожа на мать Меррика, или, вернее, на Мирану, жену Рорика Первое время Меррик ненавидел жену брата и боялся ее, да и родители тоже не доверяли ей, поскольку в жилах Мираны текла кровь убийцы. Но Мирана оказалась сильной, верной и столь же упрямой, как и се муж Рорик.
Вздохнув, Меррик вновь обратился к Ларен:
– Смерть приходит слишком быстро – и навсегда уносит жизнь Погибнуть в бою почетно для мужчины, он готов к этому, по крайней мере, душой, если не разумом, ведь ему известно, что отправиться в Вальхаллу – значит остаться там навечно. Но когда болезнь подбирается к тебе исподтишка, и ты не можешь ей противостоять, не можешь сражаться с ней – это ужасно Ни отвага, ни честь здесь не помогут Ларен решительно сжала губы, и голос ее прозвучал жестко"
– Такова жизнь Чтобы умереть, не нужны ни отвага, ни честь Когда человека разрубают на куски, он погибает Но разве такая смерть лучше, чем смерть от чумы или ножа убийцы?! Жизнь пронизана смертью, их невозможно разделить. Смерть всегда стоит у нас за плечами, всегда, для всех, один конец – был человек и нет его.
– Ты рассуждаешь слишком грубо, не понимаешь, как важно человеку самому выбрать последнюю битву, показать свою доблесть и силу. Чума – совсем не тот жизненный итог, какого хотел бы мой отец.
– А твоя мать? Женщины ведь не участвуют в сражениях, верно? Значит, для них кончина лишена и красоты и славы?
– Не знаю, не думал. Но женщины – это же совсем другое дело.
– Ну да, – негромко произнесла Ларен, – конечно. – Она хотела что-то добавить к своим словам, но передумала и только головой покачала:
– Мужчинам повезло, что они сильнее нас.
Меррик снова подумал о ее обожженной ноге и похвалил Ларен:
– Ты смогла выжить.
Она рассмеялась, но смех прозвучал невесело:
– Если бы не ты, нам бы уже не долго оставалось жить. Думаю, на Траско все бы и завершилось. Скоро он распознал бы, что я вовсе не мальчишка, и тогда – либо я стала бы наложницей, либо сразу погибла. Я потеряла Таби, не сумела удержать его при себе, позаботиться о нем, и мне было уже все равно.
– Ты бы покончила с собой?
Ларен замолчала, она долго стояла неподвижно, почти вплотную к Меррику, спиной к луне, и Меррик не мог разглядеть ее лицо, он видел только серебряное сияние над головой девушки.
– Не знаю, – сказала она наконец, – тогда я не успела ничего решить. Я хотела найти Таби. Потом пришел ты. Меррик, мне так жаль, что тебе не довелось увидеть своих родителей. Я сочувствую твоему горю, Меррик.
Он ничего не ответил, только откинулся назад, прислоняясь спиной к шероховатой коре дуба, и прикрыл глаза.
– Оставь мне Таби, – попросил он, не открывая глаз. – Скоро я вернусь домой и тогда принесу его.
– Делай как хочешь. Что тебе нужно теперь, Меррик?
– Остров, как у моего брата Рорика. Она расхохоталась. На этот раз смех был открытым, веселым, звонким, никогда прежде Меррик не слышал настоящего смеха Ларен, откровенного, несдержанного, искреннего. И чему она радуется? Меррик даже глаза приоткрыл:
– Ты смеешься надо мной?
– Где же ты найдешь целый остров?
– Не знаю, я просто думал вслух и не хочу отвечать на твои докучливые расспросы.
Ларен застыла, но Меррик даже не посмотрел в се сторону. Она вполне заслужила упрек. Отвернувшись, Ларен побрела прочь, а Меррик умиротворенно прикрыл глаза, крепче прижимая к себе малыша. Он чувствовал, как бьется его сердце под ладошкой Таби.
* * *
Чтобы отпраздновать возвращение Меррика, полагалось устроить пир – только все вышло совсем не так, как год или два тому назад. Конечно, выставили вдоволь меда и браги, сыра, капусты, лука, бобов, дымилось жаркое из дикого кабана, нежное, темно-розовое, хорошо прокоптившееся мясо лосося украшало стол, хватало и черного хлеба и белого, сладких и кислых яблок. Сарла расстелила на широком деревянном столе красивую белую скатерть из льна, и Ларен, поглядев на убранство, неожиданно для самой себя смахнула с ресниц слезы.
До той страшной ночи жизнь Ларен проходила в роскоши: дорогая мебель, покрытая нарядной тканью, высокие потолки, огромные залы, не то что здешние темные, продымленные комнатенки. Ларен припомнила, как журчал и переливался смех ее матери, когда Нирея доставала парадную белую скатерть, шутливо жалуясь, что мужчинам и дела нет до этой красы, зато ей самой это очень важно. Как давно Ларен не думала о матери, даже странно. Нирея, сладкое, нежное имя, звучавшее словно музыка…
– Чем помочь? – спросила Ларен.
– Ешь побольше и набирайся сил.
– Она рабыня, – напомнил Эрик, внезапно возникая у нее за спиной. – Ты должна дать ей работу, Сарла. Ты здесь теперь хозяйка, и тебе следует вести себя как госпоже.
Сарла спокойно и уверенно приказала:
– Там, в горшке на полке, стоят ложки. Разложи их на столе.
Эрик сердито фыркнул и отошел. Ларен почувствовала, как в ней закипает гнев. Эрик слишком похож на Фромма, мужа Хельги. Домашний тиран, притесняющий жену, а гордиться ему, кроме знатного рода, вовсе нечем. Такой человек может быть опасен, если некому будет удержать его. Интересно, удавалось ли Эрику обуздывать свою злобу и страсть повелевать, пока в Мальверне жил и владел всем его отец?
С точки зрения Меррика, праздник удался. Он медленно прихлебывал сладкий мед, на славу сваренный Сарлой. Меррик знал, что всему остальному Сарлу учила мать, но этот рецепт она принесла из собственного дома. Меррик искренне похвалил ее – Слишком приторно, на мой вкус, – проворчал Эрик.
– Да нет же, отличный мед, – возразил Меррик. – А ты что скажешь, Олег?
– Выпью еще дюжину кубков, тогда и решим. Послышался смешок, потом другой, пора уже было отрешиться от мрачных мыслей. Эрик сказал:
– После ужина Деглин расскажет нам новую историю, наверное, он поведает об отважных подвигах моего младшего брата в Киеве.
Воцарилось молчание, холодное, непроницаемое молчание, мужчины обменивались сердитыми взглядами, бормотали что-то, дожидаясь слов Меррика. Эрик приподнял русую бровь, уставился сперва на Меррика, затем, через стол, на Деглина.
Меррик негромко произнес:
– Деглин больше не рассказывает нам истории, он решил, что ему наскучило ремесло скальда.
– Да, – поспешно подхватил Эллер, – зато он обучил своему ремеслу скальда вон ту девчонку Теперь она развлекает нас по вечерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97