Затем, повернувшись к секундантам, он произнес:
— Господа, ваше дело — прекратить бой, как только вы сочтете, что он может закончиться достойно.
Ален предложил учителю фехтования деньги.
— Сударь, — ответил тот, — я даю вам эти уроки бесплатно или, по крайней мере, не обязываю вас платить, пока вы не вернетесь с дуэли.
Ален взял руку мастера и крепко пожал ее.
— Прекрасная хватка! — воскликнул Гризье. — Какая досада, что с подобной хваткой вас не начали учить фехтованию в десять — двенадцать лет.
Выйдя от Гризье, Ален Монпле приобрел пару шпаг в магазине Девима. Девим, будучи превосходным фехтовальщиком, придал этому оружию, обычно именуемому колишемардой, замысловатый изгиб и снабдил его рукоятку защитной чашкой.
Один лишь факт обладания подобным оружием свидетельствовал о том, что их владелец умеет обращаться с ним.
Вернувшись домой, Ален Монпле встал перед зеркалом в боевую позицию и остался весьма доволен собой.
На следующий день, в восемь часов утра, он уже был на ногах в ожидании своих секундантов.
Они прибыли с опозданием и привезли с собой юного студента-хирурга — знакомого своих друзей.
Без четверти девять Монпле, двое его секундантов и молодой хирург вступили на аллею Ла-Мюэтт.
Дуэль, как уже было сказано, была назначена на девять часов.
Без пяти девять в конце аллеи показался экипаж.
Он быстро приближался.
Из экипажа вышли трое молодых людей.
Это были г-н Эктор де Равенн и два его секунданта, явившихся накануне к Алену Монпле от имени своего друга.
Секунданты и противники учтиво раскланялись.
Затем секунданты сошлись, осмотрели шпаги дуэлянтов, признали их подходящими и подбросили в воздух луидор, чтобы выяснить, чье оружие первым будет пущено в ход.
Право выбора было предоставлено секундантам Алена Монпле.
Разумеется, они выбрали шпаги, приобретенные накануне у Девима.
Один из секундантов поднес их барону с перекрещенными клинками.
Эктор де Равенн взял одну из шпаг; другую же вручили Алену Монпле. Барон приставил оружие к своему сапогу и взмахнул клинком, рассекая
воздух.
Затем он заявил, обращаясь к своим секундантам:
— Какое превосходное оружие, оно изготовлено на редкость искусно: я считаю, что оно лучше моих шпаг.
— В таком случае окажите мне честь, господин барон, — произнес Ален Монпле, — прежде чем мы узнаем, как каждый из нас распорядится этим оружием, примите обе эти шпаги в подарок.
Барон молча поклонился в ответ. Воспоминание о пощечине, полученной им от Монпле, все еще сильно удручало его, и он не считал себя обязанным рассыпаться перед противником в любезностях.
После того как дуэлянты были самым тщательным образом поставлены в одинаково выгодные позиции по отношению к местности и солнцу, один из секундантов скрестил концы обеих шпаг, сделал шаг назад и сказал:
— Начинайте, господа!
Противники приняли положение «к бою».
Ален Монпле, помнивший наставления своего учителя, встал в позицию столь уверенно, словно он был не менее первоклассным фехтовальщиком, чем барон де Равенн.
Как и предсказывал Гризье, эта классическая поза погубила его.
Барон де Равенн отступил назад.
— Черт возьми! — воскликнул он, обращаясь к своим секундантам. — Почему вы сказали мне, что этот господин никогда не держал шпаги? Он защищается, как святой Георгий!
Затем, снова вставая в позицию, он заявил:
— Это сулит ему неприятности: я собирался только ранить его, а теперь мне придется его убить.
Послышался звон металла; все смотрели, как шпага барона крадется, словно уж, подбираясь к противнику; не давая ему опомниться, Эктор де Равенн согнулся, сделал выпад и выпрямился быстрее молнии, вспыхивающей и гаснущей на небе.
Рубаха Алена Монпле обагрилась кровью; некоторое время он держался на ногах, и казалось, что один-единственный удар был не в состоянии повергнуть силача на землю. Но в конце концов он зашатался, вытянул руки, уронил шпагу, на его губах выступила красноватая пена, и он рухнул на землю, подобно могучему дубу, срубленному под корень топором дровосека.
Секунданты смотрели на падение юноши с волнением, которое неизменно вызывает подобное зрелище.
Обернувшись к четырем секундантам, барон спросил:
— Господа, я вел себя как человек чести?
— Да, — ответили четверо секундантов в один голос.
— Мог ли я поступить иначе в силу нанесенного мне оскорбления?
— Нет, — последовал столь же единодушный ответ.
— В таком случае, я надеюсь, что пролитая кровь останется на совести виновника этой ссоры.
Секунданты сделали знак, говоривший о том, что это пожелание, очевидно, уже исполнилось; барон сел в экипаж вместе со своими секундантами, оставляя неподвижного, как труп, Алена на попечении двух его друзей и молодого врача.
IV. ВЗЯТЬ РЕВАНШ ЕЩЕ НЕ ЗНАЧИТ УЛАДИТЬ СВОИ ДЕЛА
Между тем Ален не умер.
Клинок шпаги наткнулся на ребро и слегка отклонился в сторону.
Пройдя сквозь грудные мышцы, он задел край правого легкого и вышел наружу под лопаткой. Это был прекрасный удар — четкий и прямой, но отнюдь не смертельный.
Однако раненый задыхался.
Следовало опасаться кровотечения.
Молодой доктор приподнял рукав Алена, обнажил его богатырскую руку и широко вскрыл ему вену, чтобы произвести обильное кровопускание.
Ален открыл глаза и стал дышать легче.
Но, как только он попытался пошевелиться, силы его покинули и он снова потерял сознание.
Рядом находился Мадридский павильон, и раненого отнесли туда.
В этом павильоне жил смотритель; он привык к таким визитам и в подобных случаях всегда готов был предоставить нуждающимся комнату.
Это приносило славному малому дополнительный доход.
К счастью, комната была свободной — последняя дуэль состоялась поблизости от павильона неделю назад, и раненый скончался тогда по истечении четверти часа.
Постель застелили чистым бельем и положили на нее Монпле.
Студент-хирург, у которого еще не было пациентов, мог всецело посвятить себя раненому.
Благодаря постоянному уходу и на редкость крепкому телосложению Алена его исцеление происходило с поразительной быстротой, особенно в глазах тех, кто не подозревает, как скоро заживают некоторые раны.
Через три недели после того, как его грудь была пробита насквозь, он встал на ноги.
Неделю спустя Ален щедро заплатил доброму смотрителю за месячный пансион.
Затем он вернулся домой, чувствуя себя столь же здоровым, как и в день, когда отправился на дуэль.
Между тем одна мысль не давала молодому человеку покоя.
— Ален думал, что если он не отплатит какому-нибудь парижанину той же монетой, то окажется последним, как говорили в коллеже.
А наш герой гордился тем, что никогда не был последним.
Он решил навестить своего учителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58